Олег Ивановский - Впервые. Записки ведущего конструктора
— Поскольку ты не очень большое начальство, мы и решили вначале «Луч» на тебе проверить, а уж потом Борису Ефимовичу покажем.
Обмен любезностями не успел закончиться (острых на слово у нас хватало), как в комнату вошел Борис Ефимович, заместитель Сергея Павловича «по электрическим» вопросам, и с ним начальник отдела Виктор Александрович. Ребята притихли. Виктор Петрович доложил о подготовке установки.
— Хорошо! Давайте посмотрим, что у вас получается. Командуйте, Виктор Петрович! — и Борис Ефимович отошел к окну.
— Сережа! Включай!
В колонке загудели моторы. Но полудиски-уши были неподвижны. Еще щелчок выключателя — никакого эффекта. Я посмотрел на Виктора: неужели действительно визит-эффект? Но он спокойно смотрел на пульт.
— Ну, вот, сейчас приводы и автоматика включены. Можно давать свет!
Ярко вспыхнули лампы на штативе, полудиски переливчато заиграли голубизной кремниевых пластинок.
— Борис Ефимович, вам первому брать «Солнце» в руки.
— Нет, нет, увольте меня от соучастия! Вон пусть ведущий, он помоложе!
Я взял штатив с лампами и не спеша пошел по лаборатории. Полудиски дрогнули и медленно повернулись вслед за мной. Остановился — остановились и они. Даже как-то неприятно стало — словно живые. На пути попался табурет. Встал на него и, вытянув руки, поднял штатив почти к потолку. Полудиски послушно повернулись вверх. Слез вниз — и они стали смотреть вниз. Пошел обратно и на ходу выключил лампы. Вначале полудиски бойко зажужжали, но, потеряв «Солнце», остановились.
— Что ж, Виктор Александрович, получается вроде неплохо, а? А в барокамере приводы проверяли?
— Да, Борис Ефимович, проверяли, работают безотказно.
— Хорошо, я сегодня вечером буду у Сергея Павловича, доложу ему, что «Луч» работает. В принципе. Ведь испытания, насколько я понимаю, еще не все закончены?
— Конечно, Борис Ефимович, сегодня проверка только так, для себя.
— Ну, до свидания, желаю успеха! — вместе с Виктором Александровичем Борис Ефимович вышел из лаборатории.
Вслед за ними в коридор вышли и мы с Кузнецовым. Закурили.
— Ну, Петрович, поздравляю! Здорово получается! А вот знаешь, если помечтать маленько, а? Представь: на орбите, в космосе, чернота бездонная, звезды и Солнце. И плывет наш «Восток», поворачивается так лениво, медленно и молча шевелит «ушами». Диски-то лучевые, как ушки на макушке. Вот бы посмотреть!
— А я гляжу, ты пофантазировать любишь…
— А как же нам без фантазии? В нашем деле без фантазии через год выдохнешься! Хочешь не хочешь, а фантазией кормимся! Наше дело ее в реальность, в железо, в приборы переделывать… Слушай, скажи, как это ты семь чудес света перечислил? Помню, что есть такие, но чтобы вот так, с ходу…
— Да очень просто. Мы сегодня в обед одну историческую викторину догрызали…
Через две недели испытания «Луча» закончились. Установка получила путевку в жизнь.
Фролов… Евгений Фролов… К этому конструктору я приглядывался давно. Не могу сказать, что причиной этому был талант или какое-то выдающееся свойство характера. Порой не скажешь, не вспомнишь, что привлекло тебя в том или другом человеке. Но что-то привлекло. Наверное, это были качества, которые импонировали мне: он был энергичен, жизнерадостен, оперативен, технически грамотен. На день-два я забывал о нем, но, как только проходил мимо его рабочего места и встречал его взгляд, приветливый кивок головы, опять мелькала мысль: «А что, если?..»
Справляться со множеством дел в КБ и на заводе, не говоря уже о связях со смежниками, с уймой вопросов при этом становилось все труднее и труднее. Частенько мелькала мысль: а что если попросить СП о помощнике? Вдвоем-то сподручнее. Михаил Степанович, в паре с которым мы начинали в 1957 году, отошел от наших забот. Он вел новую большую тему. У меня, правда, был один заместитель, но его целиком поглотили «лунные» заботы, и отрывать его на «восточные» было никак нельзя. «А что, если?..»
В один из очередных приходов в отдел, где работал Евгений Александрович, я, осторожно поговорив с его начальником, узнал, что Фролов окончил МАИ в 1953 году и с тех пор работает у нас. Я зашел к нему и после церемониала приветствий кивнул: «Выйдем, поговорить надо». Мое предложение не застало его врасплох. Казалось, он давным-давно только и ждал этого разговора.
— В чем вопрос! Конечно, согласен, дорогой! С большим удовольствием! — экспансивно и почему-то в кавказской манере ответил Евгений Александрович.
— Но только имей в виду, разговор предварительный, может быть, ничего и не получится. Надо с Главным поговорить, чтоб он согласился.
— Готов ждать, дорогой, готов ждать. Но хочу очень. Это прошу иметь в виду.
Главный согласился. Через неделю был подписан приказ, и Евгений Александрович стал моим замом. Это было очень кстати. Дел прибавлялось с каждым днем. Должен сказать, в своем выборе я не ошибся. Работалось с Женей очень легко. Взаимопонимание у нас установилось полное. Даже, кажется, и «периода акклиматизации» не было. Есть такие люди, словно самой природой созданные для того, чтобы слиться с другим человеком в работе и заботах.
В одном из цехов на огромном прессе, пахнущем разогретым маслом, штамповались заготовки для корпусов спускаемого аппарата: большие дольки шара. Сварщики соединят их в двухметровый шар. В соседнем цехе на станке, называемом карусельным (обрабатываемая деталь закрепляется на большом, горизонтально вращающемся круге), — шпангоут приборного отсека. Это большое, сложное по профилю кольцо. Потом к нему будет приварена конусная часть корпуса отсека.
Рядом на участке — станки поменьше и детали помельче, но нисколько не проще, иногда, наоборот, сложнее. А за стеклянной перегородкой — совсем ювелирная работа: здесь делают пневмоклапаны. Сами-то они величиной со спичечную коробку, но в каждом несколько десятков деталей, и каждая должна быть изготовлена с микронной точностью!
В здании по соседству — приборное производство, святая святых электриков и электронщиков. Над монтажными столиками белеют шапочки девушек — идет монтаж электронных приборов. Сотни, тысячи малюсеньких сопротивлений, конденсаторов, транзисторов, реле соединяются здесь по замысловатой схеме разноцветными проводами и прячутся в корпуса приборов. Изо всех цехов, со всех участков агрегаты, детали, приборы после строжайшего контроля и испытаний текут, как ручейки, в могучую реку, а та — в цех главной сборки.
В цехи производства прочно вошла «космическая» культура. Что греха таить, порой она не входила, а вдавливалась, но через короткое время приживалась прочно. В цехе сборки вы обязательно обратили бы внимание на спускаемые аппараты на специальных ложементах, окрашенных блестящей, цвета слоновой кости, эмалью, как в операционной или зубоврачебном кабинете. А ведь за несколько лет до этого и производственники и технологи были против такой окраски. «Техническими условиями, утвержденными для машиностроительных заводов, подставки положено красить в темно-зеленый или серый цвет! И точка!» — стояли они на своем. Помню, Леонид Иванович горячо доказывал, что на светлых подставках вся грязь и пыль будет видна.
— Вот и хорошо, что видна будет, — отбивался я, — значит, ее сразу смоют! А иначе как? Собирать на грязи — этого ты хочешь?
В тот день мы больше не разговаривали. Враги. На следующее утро состоялся разговор у Сергея Осиповича, заместителя Главного, руководившего конструкторскими делами.
— Вы правы, братцы мои, я с вами согласен. «Слоновая кость» будет культуру прививать. А что, есть уже такая оснастка? Зайду посмотрю. А технологам в цехе скажите, что я — за!
Космический корабль. На что он был похож? Да, пожалуй, только на себя, на то, что было нарисовано на компоновочном чертеже у проектантов. Тот, самый первый корабль, о котором шла речь на совещании у Главного, как тогда решили, был без теплозащиты. Его «голый» спускаемый аппарат был пристегнут к приборному отсеку четырьмя стальными полосами-лентами. На них — антенны радиоприемников. Ленты сходились вверху, на «северном полюсе» шара. Там специальный замок, на нем — колонка «Луча». Сверху над колонкой — два полукруга солнечных батарей. Приборный отсек по форме — два усеченных конуса, соединенных основаниями. В его верхней части — спускаемый аппарат, в нижней, в цилиндрическом углублении — тормозная двигательная установка (ТДУ). Снаружи — гирлянда баллонов с газом, трубопроводы, клапаны, свернутые в виде продолговатой петли откидывающиеся антенны телеметрической системы и «пятачки» — маленькие антеннки радиосистемы измерений скорости и дальности. Почти в самом низу — рулеточные антенны, такие же, как на первых «Лунах». Они прочно и надолго завоевали тогда место на космических аппаратах.