Евгений Федосов - ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика
Вот так мы работали до конца 50-х годов. Я переключился на тематику противоракет в 1957 году, ракеты класса «воздух. - воздух» немножко отошли на второй план. К тому же меня в 1959 году назначили заместителем начальника института, а было мне 30 лет. Это был кардинальный поворот в моей жизни, потому что я настраивал себя на чисто творческую работу: стал кандидатом технических наук, начал читать лекции в МВТУ на кафедре Солодовникова… Потом перешел на кафедру Челомея, где быстро получил звание профессора. Все это подводило меня к мысли, что свою жизнь я должен связать с творческим научным процессом и ни в коей мере не должен разменивать ее на какие-то административные хлопоты. Я считал, что должность начальника отдела - это предел моих мечтаний, поскольку именно в нем идет творческий процесс, формируется передний край науки. А где-то там, выше, сидят начальники, которые только приказы подписывают… Мое же дело - творить.
Но вышло все наоборот. Начальником института был Виктор Арчилович Джапаридзе, который пришел в него в 1952 году, на год раньше меня. Но он пришел сразу как директор, а до этого работал начальником филиала ЦАГИ. Первого директора НИИ-2 Павла Яковлевича Залесского сняли во времена знаменитой «борьбы с космополитизмом» начала 50-х годов, когда проводились кадровые чистки и научных рядов. Нашли «космополита»… Он был участником боев еще на Халхин-Голе, потом дрался с фашистами в небе Испании, летчик, вооруженец, прошедший всю Великую Отечественную, боевой генерал… Залесский дослужился до поста начальника Главка вооружений Министерства авиационной промышленности СССР, стал основателем НИИ-2 и… был отчислен.
В. А. Джапаридзе, я считаю, сыграл в истории института тоже положительную роль. Он был очень чувствителен к новым идем, веяниям, и то, что НИИ-2 стал заниматься управляемым оружием, - это, конечно, заслуга Джапаридзе. Надо сказать, что коренные работники института, которые стояли у истоков его основания, были матерыми вооруженцами, но плохо чувствовали смену эпох. Они отлично знали стрелковое, бомбовое вооружение, динамику воздушной стрельбы, бомбометание, потому что вся школа их жизни была связана с этими понятиями. А тут какие-то «головки», «самонаведение», «ракеты»… И надо отдать должное Джапаридзе, что он поддержал эти новые направления, очень много сделал для создания экспериментальной базы института - стендов полунатурного моделирования, вычислительной базы. Он горячо поддерживал строительство нашей ЭВМ.
Но в 1959 году у него возник конфликт с его заместителем, известным не только в институте, но и в стране специалистом в области стрелково-пушечного вооружения, Всеволодом Евгеньевичем Рудневым, который был одним из основателей НИИ-2, работал у нас очень много и долго, даже тогда, когда я уже стал начальником института. В тонкости конфликта я не вникал, поскольку меня он как-то не касался и не интересовал, но кончился он тем, что под предлогом больного сердца Руднев покинул свою должность заместителя начальника института, и она оказалась вакантной. И Джапаридзе предложил ее занять мне. Получилось, что я «перескакивал» через должность начальника лаборатории, которая следовала за начальником отдела, коим я и являлся. Кстати, это больно сказалось на наших взаимоотношениях с моим непосредственным руководителем - начальником лаборатории № 4, куда входил мой отдел, Юрием Ивановичем Топчеевым. Он почему-то решил, что я его «обскакал», чего я и в мыслях не держал. Естественно, первая моя реакция была негативной:
– Виктор Арчилович, спасибо за доверие, но я бы не хотел уходить из лаборатории. Это мое место, к тому же хотелось бы посвятить себя науке…
Но вот на чем меня «поймали»… Я уже женился, у нас родилась дочь и мы с женой жили в полуподвале в Неопалимовском переулке. Все наши «хоромы» - комната площадью восемь (!) квадратных метров в четырехкомнатной коммунальной квартире да еще и ниже уровня фундамента, в цокольном этаже. Прямо комната Мастера из известного булгаковского романа.
А тут, в 1959 году, институту выделили жилье в Хорошово-Мневниках. Естественно, кому дать квартиру - определял Джапаридзе. И я оказался на перепутье: если категорически отказываюсь от предложенной должности, то квартиры, конечно, не видать. А соглашаюсь - получаю ее автоматически, по должности. Представление о быте начальников у нас, молодых, какое было? Все они живут в высотных домах, в шикарных квартирах, а я - в подвале… И эта чисто жизненная коллизия сыграла свою роль - я дал согласие стать заместителем начальника НИИ-2. Сделал я это очень неохотно, поскольку такое решение, как мне тогда казалось, ломало весь ход моей жизни. Я почти и не представлял, чем занимаются заместитель начальника, начальник института - это был другой, не мой уровень людей, проблем, решений. В то время я, как многие и сегодня, думал, что если ты начальник - значит, забудь о творчестве. Твое дело - администрирование, ублажение вышестоящих инстанций, какая-то там политика, конфликты с партийной, профсоюзной, комсомольской организациями - дело-то было в советские времена. Где уж тут до науки или техники?! Но жизнь показала, что я ошибался.
На любом посту, в любой должности человек может найти множество творческих «отдушин», только они находятся в других плоскостях его деятельности. Но в то время я чувствовал себя чуть ли не отданным в некое «административное рабство». Впрочем, так или иначе, с этого момента, с июня 1959 года, в моей жизни действительно началась другая эпоха…
Надо сказать, это был непростой период в истории авиационной промышленности. В стране после запуска первого искусственного спутника Земли, других аппаратов, началась эйфория космических исследований и техники, бурно развивались космические системы. Сергей Павлович Королев практически полностью отошел от создания межконтинентальных баллистических ракет. На базе знаменитой в будущем «семерки» - ракеты Р-7 он создал, за счет дополнительных ступеней, хороший носитель, с помощью которого были выведены на орбиту сначала беспилотные аппараты, а потом и первый космический корабль «Восток-1» с человеком на борту. Весь народ чувствовал себя причастным к этому прорыву во Вселенную, ведь на нашем веку сбылась мечта человечества и сделали это мы… По эмоциональному накалу, по чувству единения, которое испытывал каждый из советских людей в день полета Гагарина это время можно сравнить только с 9 мая - Днем Победы. Мне повезло - я был свидетелем этих событий.
Главное же - на стороне Королева был Н. С. Хрущев, который усвоил мысль, что мы перешли в век ракетно-космический, в век ядерного оружия, а обычные виды вооружения - авиация, надводные корабли ВМФ - теперь анахронизм. В случае ядерной войны, которая считалась само собой разумеющейся, самолеты даже не успеют взлететь, а надводные корабли будут тут же потоплены. Некоторые приоритеты оставались за подводными лодками, поскольку они могут нести баллистические ракеты в глубинах океанов, но основная любовь руководителя страны была обращена в сторону космонавтики, в том числе и военной. Она стала считаться основной составляющей обороны. Конечно, в авиационной промышленности такое течение событий тоже нашло свои отголоски. К примеру, В. Н. Челомей, находясь в составе МАП и традиционно занимаясь крылатыми ракетами, в основном для морского театра военных действий, энергично перевел свое предприятие на рельсы космических систем.
Кстати, это очень любопытно вот почему. Еще в 1952 году, будучи студентом, я присутствовал на очень интересном диспуте в МВТУ на кафедре М-1 Всеволода Ивановича Феодосьева. На ней готовили специалистов по баллистическим ракетам и преподавали там - в качестве доцента - Сергей Павлович Королев, а в качестве профессора - Владимир Николаевич Челомей. К этому времени коллектив Челомея, который базировался на заводе № 52, где находится ныне фирма «Сухой», разогнали, поскольку не пошли дела с пульсирующим двигателем и воспроизводством ФАУ-1, да и по крылатым ракетам с турбореактивными двигателями похвастаться было нечем. И Челомей остался профессором на кафедре Феодосьева. Ну, а Королев в это время работал у Янгеля главным конструктором в НИИ-88 и еще не был так знаменит, как сегодня.
Спор же шел о том, что является более предпочтительным в современном вооружении: баллистическая или крылатая ракета. Челомей, который в то время олицетворял идеологию и технологию крылатых ракет, утверждал, что именно они должны быть основой вооруженных сил. Почему? Они дешевле, и на средства, которые «съедает» одна МБР, можно понаделать столько дешевых крылатых ракет, что в их «москитном» налете на противника суммарный тротиловый эквивалент, который доносится до его территории - при условии, что эти ракеты даже гибнут в ПВО - будет значительно больше, чем донесет баллистическая ракета, хотя она и считается абсолютным оружием (о противоракетной обороне тогда и не мечтали, полагая, что снаряд против снаряда бороться не может).