Дмитрий Грибов - PocketBook 301 Plus

– Света, я должен идти, – сказал я.

– Антон! – Это не Ольга, это шеф. – Антон…

Он запнулся, он ничего не мог мне приказать, ситуация зашла в этический тупик. Видимо, вампирша стояла на своем и ни с кем другим вести переговоры не желала. Приказывая мне остаться, шеф убивал мальчишку-заложника… и потому даже не мог приказать. Даже просить не мог.

– Мы организуем твой отход…

– Лучше сообщите упырихе, что я еду.

Светлана протянула руку, легонько коснулась моей ладони:

– Ты уходишь насовсем?

– До утра, – сказал я.

– Я не хочу, – просто сказала девушка.

– Знаю.

– Кто ты?

Экспресс-посвящение в тайны мироздания? Дубль два?

– Я расскажу утром. Хорошо?

– Ты сошел с ума, – донесся голос шефа.

– Тебе действительно надо уходить?

– Только этого не говори! – крикнула Ольга. Она почувствовала мои мысли.

Но я сказал:

– Света, когда тебе предложили искалечить себя, но продлить жизнь матери, когда ты отказалась… Это было правильно и разумно, так ведь? Но сейчас тебе плохо. Так плохо, что лучше было бы поступить неразумно.

– Если ты сейчас не уйдешь, плохо будет тебе?

– Да.

– Тогда иди. Только вернись, Антон.

Я встал из-за стола, оставив остывший чай. Вихрь инферно покачивался над нами.

– Обязательно приду, – сказал я. – И… поверь, еще не все потеряно.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. Я вышел, начал спускаться по ступенькам. Светлана закрыла за мной дверь. Какая тишина… мертвая тишина, даже собаки устали скулить в эту ночь.

Неразумно. Я поступаю неразумно. Если нет этически правильного выхода, поступай неразумно. Мне это кто-то говорил? Или вспомнилась строка из старых конспектов, фраза из лекции? Или я подбираю себе оправдания?

– Воронка… – прошептала Ольга. Голос был почти незнакомый, севший. Захотелось вжать голову в плечи.

Я толкнул подъездную дверь, выскочил на обледенелый тротуар. Белая сова комком пуха кружила над головой.

Вихрь инферно уменьшился, присел. Ненамного по сравнению с общей высотой, но уже заметно для глаз, метра на полтора-два.

– Ты знал, что это произойдет? – спросил шеф.

Покачав головой, я взглянул на вихрь. Да в чем же тут дело? Почему на появление Игната, специалиста по приведению людей в благостное расположение духа, инферно отреагировало усилением, почему мой сумбурный разговор и неожиданный уход снизили воронку?

– Группу аналитиков пора разгонять, – сказал шеф. Я понял, что это уже было сказано всем, не мне одному. – Когда у нас будет рабочая версия происходящего?

Машина вынырнула откуда-то с Зеленого проспекта, обдала меня лучами фар, скрипнула шинами, неуклюже переваливаясь через бугры разбитого асфальта, остановилась у подъезда. Приземистый спортивный кабриолет теплого оранжевого цвета был нелеп среди унылых панельных многоэтажек в городе, где лучшим видом транспорта по-прежнему оставался джип.

Семен высунулся с места водителя, кивнул:

– Садись. Приказано доставить тебя с ветерком.

Я оглянулся на Ольгу, и та почувствовала взгляд.

– Моя работа здесь. Езжай.

Обойдя машину, я сел на переднее сиденье. Сзади развалился Илья, видимо, шеф счел нужным усилить пару Тигренок-Медведь.

– Антон, – догнал меня сквозь сумрак голос Ольги. – Помни… ты сегодня задолжал. Держи это в памяти, каждый миг держи…

Я не сразу понял, о чем она говорит. Ведьмочка из Дневного Дозора? Да при чем тут она?

Машина рванула, задевая днищем ледяные надолбы. Семен вкусно выругался, крутя руль, с негодующим ревом двигателя машина поползла к проспекту.

– У какого полудурка вы взяли тачку? – спросил я. – В такую погоду на ней…

Илья хихикнул:

– Тс-с! Борис Игнатьевич одолжил тебе свой автомобиль.

– Правда, что ли? – только и спросил я, оборачиваясь. На работу шефа возил служебный «БМВ». Вот уж не замечал в нем тяги к непрактичной роскоши…

– Правда. Антошка, как ты его? – Илья кивнул в сторону высящегося над домами вихря. – Не замечал у тебя подобных способностей!

– Я его не трогал. Только с девушкой говорил.

– Говорил? А трахнуть – трахнул?

Это была обычная манера общения Ильи, когда он от чего-то напрягался. А уж поводов для волнения у нас сейчас было хоть отбавляй. И все же я поморщился. То ли нарочитость какую-то поймал в словах… то ли просто резануло.

– Нет. Илья, не надо так.

– Извини, – легко согласился он. – Так что ты сделал?

– Просто поговорил.

Машина наконец-то вырвалась на проспект.

– Держитесь, – коротко велел Семен. Меня вжало в кресло. Сзади возился Илья, доставая и раскуривая сигарету.

Секунд через двадцать я понял, что предыдущая поездка была неторопливой увеселительной прогулкой.

– Семен, вероятность аварии убрана? – крикнул я. Машина неслась через ночь, будто пыталась обогнать свет своих фар.

– Я семьдесят лет за рулем, – презрительно бросил Семен. – Я по Дороге Жизни грузовики в Ленинград водил!

Сомневаться в его словах не приходилось, и все же я подумал, что те поездки были менее опасными. Скорости не те, предугадать падение бомбы для Иного – не проблема. Машины сейчас попадались пусть нечасто, но попадались, дорога была, мягко говоря, отвратительной, наш спортивный автомобиль для подобных условий никак не предназначался…

– Илья, что там произошло? – пытаясь оторвать взгляд от увиливающего с нашего пути грузовика, спросил я. – Ты в курсе?

– С вампиршей и пацаном, что ли?

– Да.

– Глупость наша, вот что произошло. – Илья выругался. – Хотя и глупость относительная… Все было нормально сделано. Тигренок и Медведь представились родителям мальчишки дальними, но любимыми родственниками.

– «Мы с Урала»? – спросил я, вспомнив курс по общению с людьми и варианты знакомства.

– Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка, поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…

Я вспомнил увесистую сумку Медведя.

– В общем, время они проводили хорошо. – В голосе Ильи была не зависть, а скорее полное одобрение товарищей. – Светло, тепло и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда было знать, что он уже способен входить в сумрак?

Меня обдало холодом.

И впрямь – откуда?

Я же не сказал. Ни им, ни шефу. Никому. Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку из сумрака, пожертвовав толикой своей крови. Герой. Один в поле воин.

Илья продолжал, ни о чем не подозревая.

– Вампирша зацепила его Зовом. Очень прицельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел в сумрак и выбрался на крышу.

– Как?

– По балконам до крыши было всего три этажа. Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила – сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоит с мальчишкой в обнимку. Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.

Я молчал. Нечего тут было говорить.

– Глупость наша, – все-таки заключил Илья. – И роковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… Кто знал, что он может войти в сумрак?

– Я знал.

Может быть, это были воспоминания. Может быть, страх перед бешеной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.

Как хорошо людям, они не видят этого – никогда! Как им плохо – им не дано увидеть!

Глубокое серое небо, в котором нет и не было звезд, небо вязкое как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом. Все силуэты смягчились, растаяли – и дома, по стенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которых в сумраке колышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едва шевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины – медленно-медленно, шагают люди – едва переставляя ноги. Все сквозь серый светофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыск пресыщенного режиссера. Мир, где мы черпаем свою силу. Мир, который пьет нашу жизнь. Сумрак. Каким в него войдешь, таким и выйдешь. Серая мгла растворит скорлупу, которая нарастала на тебе всю жизнь, вытащит то ядрышко, что люди называют душой, и попробует на зуб. И вот когда ты почувствуешь, как хрустишь в челюстях сумрака, ощутишь пронизывающий холодный ветер, едкий, как змеиная слюна… тогда ты станешь Иным.

И выберешь, на чью сторону встать.

– Мальчик еще в сумраке? – спросил я.

– Они все в сумраке… – Илья нырнул вслед за мной. – Антон, почему же ты не сказал?

– Не подумал. Не придал значения. Я не оперативный работник, Илья.

Он покачал головой.

Мы не умеем, почти не умеем упрекать друг друга. Особенно если кто-то и в самом деле виноват. В этом нет нужды, наше наказание всегда вокруг нас. Сумрак дает нам силы, недоступные людям, дает жизнь, по человеческим понятиям – почти вечную. И он же отбирает все, когда приходит час.