Павел Ощепков - Жизнь и мечта

Мы сначала воображаем тот или иной ход мыслей, видим мысленно результат своего труда и только после этого начинаем трудиться во имя осуществления своей мечты. В этом мы родня работникам искусства.

— Вы вот говорите, что работники науки сродни работникам искусства. Я вам скажу, что и работники искусства родня нам, работникам науки, и по своим осечкам. Не так давно здесь, у нас в коллективе, отмечали мое семидесятилетие. Был у нас на вечере один очень известный наш певец. Друзья мои попросили его спеть революционную песню «Варшавянка».

— Ну, он, наверное, отлично спел для вас, тем более что вы автор этой песни.

— Да нет же... В том-то и дело, что он не спел: он сказал, что не знает этой песни!

— Но ведь эту песню в семнадцатом году пела вся революционная молодежь России. Эту песню, как известно, очень любил напевать Ильич. Не мог же, в самом деле, не знать эту песню знаменитый певец!

114

— А вот представьте себе, оказывается, не знал.

Так вот и среди ученых. Даже у очень крупных ученых бывают пробелы. Они тоже не избавлены от осечек, ученые тоже не все свои «песни» знают. Так что не считайте, будто они непогрешимы.

Есть, на мой взгляд, и более важное сходство между работниками науки и искусства. Все истинно великие художники и творцы науки, композиторы и ваятели, несмотря на свое портретное различие, похожи друг на друга. Сходство их состоит в том, что каждый из них, создавая свое, новое, неповторимое, ломал и должен был ломать установившиеся каноны.

Если вы уверены в правильности своих предположений, расчетов, настойчиво добивайтесь их осуществления. Новое потому и ново, что оно не всем известно.

Требуется время для того, чтобы оно стало общепризнанным.

Закапчивая главу о незабываемых встречах с советскими учеными, я был бы несправедлив к памяти Абрама Федоровича Иоффе, не рассказав хотя бы кратко еще о нескольких встречах с ним. Мне пришлось длительное время работать с Абрамом Федоровичем, и, как он сам неоднократно говорил, нас связывало с ним многое.

Академик Абрам Федорович Иоффе после Октябрьской революции одним из первых включился в строительство советской науки. Он был хорошим организатором. Под его непосредственным руководством работал первый в стране Физико-технический институт в Ленинграде. Из стен этого института вышла целая плеяда советских ученых. Из этого же института также вышла, если можно так выразиться, большая ассоциация новых научных учреждений (Украинский, Томский, Свердловский физико-технические институты и др.). Круг интересов Абрама Федоровича был обширным. Это видно хотя бы из того, что им создан Ленинградский физикоагрономический институт, Ташкентский гелиоинститут и др.

Едва ли кто стал бы отрицать, что знакомство и тем более дружба с таким замечательным человеком уже сами по себе есть счастье. Другого мнения тут, я думаю, и быть не может.

115

Мне приходилось беседовать с Абрамом Федоровичем не только о текущих наших делах и вопросах, связанных с разработкой в то время далеко идущих идей на основе использования электромагнитных волн для обнаружения летящих объектов в пространстве, но и о многих других проблемах. Больше всего привлекало меня в нем то, что он умел, не отрываясь от решения текущих, самых конкретных дел и задач, заглядывать в завтрашний день развития их. Это, мне кажется, должно быть одним из самых ценных качеств любого творческого работника.

Конечно, нас разделяли тогда и возраст и положение.

Но он умел ценить даже самый небольшой вклад в общее дело, если только он вел к решению поставленной проблемы. Чтобы не быть голословным, приведу лишь только один пример на этот счет. На специальном сборнике, выпущенном Академией наук СССР в 1950 г. ко дню его семидесятилетия, он написал мне:

«Дорогому Павлу Кондратьевичу Ощепкову на память об общих творческих исканиях и достижениях от А. ИОФФЕ. 25. XI. 50».

Я думаю, что эти слова были написаны им не столько в отражение моих скромных заслуг, сколько в качестве поддержки на будущее. В этом его характернейшая черта. Тактичная поддержка молодых ученых — это очень драгоценное качество крупного ученого. И я доволен, что мне посчастливилось знать А. Ф. Иоффе и иметь с ним общие достижения.

В предыдущей главе я довольно подробно осветил встречи с ним в связи с открытием радиолокации. Мы много раз и подолгу обсуждали вопросы развития техники радиообнаружения. Договор на проведение работ в Физико-техническом институте формально был заключен только осенью 1935 г., т. е. тогда, когда принципиальные опыты были уже проведены. Было решено организовать в этом институте группу Д. А. Рожанского.

Однако участие Абрама Федоровича не ограничивалось формальными связями. После упомянутого совещания, состоявшегося 16 января 1934 г., Абрам Федорович неизменно проявлял интерес к нашей работе и всегда оказывал необходимую помощь. В 1935 г. он решил подключить к этой работе и руководимый им институт.

В группу Д. А. Рожанского вошли также Ю. Б. Кобзарев (ныне академик), П. А. Погорелко, Н. Я. Чернецов и другие.

116

Вспоминая еще раз вое эти встречи, не хочу повторяться и излагать то, что уже было сказано в главе «История одного открытия». Я хочу рассказать здесь только о тех наших беседах, которые поучительны в несколько ином плане— в смысле критического отношения к ортодоксальным утверждениям в науке.

Абрам Федорович сам был смелым в своих исследованиях и мог бы, наверное, многое рассказать о том, как менялись порой его взгляды на результаты его собственных работ. Но мне особенно запомнились его полушутливые рассказы в 30-е годы о встречах с такими видными деятелями науки, как Лоренц и Рентген. С Лоренцем он неоднократно беседовал, а с Рентгеном даже работал довольно длительное время. То, что я сейчас приведу из этих рассказов, является, таким образом, как бы ретрансляцией. Кажется, что это будет небезынтересно многим нашим молодым исследователям, особенно работающим в области электроники.

— Сегодня, излагая электромагнитную теорию, я утверждаю, — говорил Лоренц в беседе с Иоффе, — что движущийся по криволинейной орбите электрон излучает энергию, а завтра в той же аудитории я говорю, что электрон, вращаясь вокруг ядра, не теряет энергии. Где же истина, если о ней можно делать такие взаимоисключающие утверждения? Способны ли мы вообще узнать истину, и имеет ли смысл заниматься наукой?

Я потерял уверенность, что моя научная работа вела к объективной истине, и я не знаю, зачем жил; жалею только, что не умер пять лет назад, когда все представлялось мне ясным.

Мы все знаем, как много сделал Лоренц для науки.

Но из этого высказывания видно, как он порой терзался выявлявшимися несоответствиями в ней. Мир бесконечен как в сторону необозримых просторов Вселенной, так и в сторону микровеличин, и наши знания периодически будут проявлять свое несовершенство. И это вполне закономерно. Именно эта-то закономерность и двигает науку вперед больше, чем что-либо другое.

117

В течение каких-нибудь 50—60 лет, т. е. на протяжении всего лишь одного человеческого поколения, мир- не только познал электроны, но и стал широко пользоваться ими. Электроника стала одной из популярнейших наук. А вот в институте Рентгена, даже после открытия рентгеновских лучей, природа которых, как мы знаем теперь, тесно связана с взаимодействием электронов с атомами вещества, строжайше запрещалось произносить слово «электрон». Всякий, кто произносил или пользовался этим термином в своей работе, рисковал заслужить немилость самого Рентгена. Рентген не признавал электронов не только из вражды к Ленарду, он считал, что слово «электрон» лишь понятие, лишенное содержания.

Теперь мы все хорошо знаем, как глубоко ошибался Рентген, не признавая за электронами права на жизнь.

И именно Рентгеновы лучи дали нам возможность узнать электронную структуру атомов, да и сами они являются продуктом электронного удара о поверхность кристаллической решетки металла. Но в то время Рентгену все представлялось, по-видимому, по-другому.

Рассказывая об этих курьезах, Иоффе делал это, конечно, не из праздных побуждений. Он хотел укрепить во мне веру в то, что в науке непрерывно идет смена одних представлений другими. Для меня, тогда молодого специалиста, это было особенно важно, так как идея радиолокации в то время встречала еще изрядное сопротивление, главным образом тех, кто, казалось бы, первым и всей душой должен был поддержать ее.

Я имею в виду в первую очередь радиоспециалистов, работавших в области связи.

Теперь все эти треволнения позади. Теперь любой школьник знает, что такое радиолокация. Но разве не могут встретиться подобные ситуации при постановке других проблем и при других обстоятельствах? Конечно, могут.

Абрам Федорович Иоффе любил, заканчивая свои беседы, повторять слова Дж.-Дж. Томсона: «Из всех услуг, какие могут быть оказаны науке, величайшая — введение в ее обиход новых идей».