Уильям Мак-Нил - В погоне за мощью

Подобное сочетание противоположностей (или кажущихся противоположностей) создало гораздо более эффективный инструмент осуществления политики, чем все, известное дотоле. Подчинение установленным свыше правилам стало естественным – не столько из опасения перед наказанием за нарушение дисциплины, сколько из-за того, что военнослужащие получали истинное удовлетворение в слепом, бездумном подчинении и ритуалах служебной рутины. Гордое ощущение боевого братства стало осязаемой реальностью для тысяч людей, не обладавших ничем иным для гордости. Обломки старых времен нашли для себя достойное укрытие от мира, в котором купля- продажа преуспели настолько, что стали притеснять людей, не обладавших необходимыми финансовыми самоограничителями, ловкостью и предвидением. Возникло структурированное и контролируемое бюрократией искусственное сообщество, основанное на глубоко укоренившихся, устойчивых и мощных человеческих чувствах – великолепное орудие в руках политиков, дипломатов и королей!

Стоило ежедневной подготовке укорениться среди европейских армий, как свершение подвигов приобрело рутинный характер. Являясь наследниками европейской истории, мы воспринимаем их действия как данность, не задумываясь об исключительном характере их действий. Однако представьте на мгновение боевые порядки двух армий, обменивающихся ружейными залпами с расстояния в несколько десятков метров-солдаты поддерживали строй, несмотря на падающих вокруг убитых и раненых товарищей. В XVIII в. европейские армии действовали именно подобным образом, хотя инстинкт и здравый смысл солдат на поле боя настоятельно требовали искать спасения в бегстве.

Равно значимым был уровень подчинения войск невидимым командирам, который выражался в одинаково точном выполнении приказов, будь они получены с вершины ближайшего холма или с обратной стороны земного шара. Десятки и сотни тысяч людей, не имевших видимых личных причин воевать друг против друга и имевших ясные причины покинуть строй, тем не менее делали то, что им было приказано – постоянно и неизменно. В итоге назначаемые бюрократическим механизмом офицеры, вне зависимости от их личных достоинств или некомпетентности (а также географического расположения их места службы), получали ожидаемое автоматическое и почти безошибочное исполнение своих команд.

Рождение подобного нового Левиафана – вероятно, наполовину непреднамеренное – было одним из важнейших достижений XVII в., сравнимым с рождением современной науки или иного исторического прорыва того времени(12*).

Возросшая благодаря постоянным тренировкам боевая эффективность скоро стала очевидной всем полководцам Европы. Авторитет принца Мориса основывался на освобождении десятков укрепленных городов от испанцев – будь то внезапный штурм или продолжительная осада, все они строились с невиданной технической точностью и согласованностью. Нововведения не держались в секрете: в 1596 г. его кузен и близкий сподвижник Иоганн II Нассау поручил художнику Жакобу де Гейну создать иллюстрации каждого движения аркебузиров, мушкетеров и пикинеров в соответствии с новыми методами обучения. Книга, опубликованная в 1607 г., содержала иллюстрацию во всю страницу, сопровождаемую соответствующей командой. Начинающий сержант (или сам обучаемый новобранец) мог своими глазами увидеть, как следует выполнять команду(13*).

Ряд военных писателей затрагивает воздействие муштры и ее связь с танцем. См. Maurice de Saxe, Reveries on the Art of War, trans. R. Phillips (Harrisburg, Pa., 1944), pp. 30-31: "Они должны маршировать в ногу. В этом весь секрет, и это военный шаг римлян… Каждый видел, как люди танцуют по ночам. Однако возьмите человека, заставьте его танцевать без музыки и посмотрите, как долго он это стерпит.

Мне говорят, что у многих нет слуха. Это не так-движения под музыку естественны и просты. Я часто подмечал, как люди непреднамеренно и неосознанно начинают шагать в ногу под барабанный бой. Естество и инстинкт двигают ими. "

Военные оркестры христианской Европы были позаимствованы у османских оркестров, состоящих из дудочников и барабанщиков. Последние, в свою очередь, были адаптацией степных традиций барабанного боя, проникших в исламский мир посредством орденов дервишей. Однако османские войска ни муштровались подобно европейским, ни ходили строем в ногу под музыку, что не позволило использовать простейший резонанс, вызываемый музыкальным ритмом.

Морис также основал в 1619 г. военную академию для обучения офицеров – опять же первую в Европе. Один из выпускников этой академии поступил на службу к королю Густаву Адольфу и ввел в Швеции практику голландской муштры. От шведов новый метод обучения с самыми различными вариациями начал распространяться и среди других европейских армий. Первыми восприняли нововведение протестанты, затем французы и позже всех испанцы, чья приверженность собственной долгой победоносной традиции вполне понятна. Однако после битвы при Рокруа (1643), когда французы разгромили испанские tercios на открытой местности, знатоки военного дела в Европе сошлись во мнении, что новый метод доказал свое превосходство над испанским.

На востоке русские сделали соответствующие выводы, и спустя поколение после перевода на немецкий, в 1649 г., книга вышла на русском языке(14*). Несмотря на значительное отставание, подобным образом армия Романовых пыталась поспеть за развитием Западной Европы. Турки же отказались верить в то, что неверные смогут одержать верх над испытанными способами обучения и построения мусульман. Даже после длительной полосы поражений (1683-1699, 1714- 1 71 8 гг.), попытки обучения войск по европейскому способу лишь вызвали успешный янычарский мятеж 1730 г. Только после еще одного столетия военных катастроф султан упразднил янычарские войска и перешел к модернизации обучения и тактики войск. Однако к этому времени момент был упущен. Политическое единство и дух империи понесли невосполнимый ущерб, и все попытки догнать европейцев не могли предотвратить разгром и последующий развал Османской империи в 1918 г( 15*) .

Гравюры на последующих страницах представляют восемь из сорока трех последовательных положений, предписанных мушкетерам принца Оранского. Процесс безошибочной засыпки порохового заряда, забивания пули, пыжей и последующего прицеливания (все это с зажженным фитилем в левой руке) требовал точности и осторожности. Данные рисунки предназначались в помощь обучающим, стандартизируя каждое движение и, таким образом, повышая скорость перезаряжания.

Wapenhandelinghe van Roers, Musquetten ande Spiessen, Achtervolgende de Ordre van Syn Excellentie Maurits, Prince van Orangie… Figuirlyck vutgebeelt door Jacob de Gheyn (The Hague, 1607; facsimile edition, New York: McGraw Hill, 1971).

Новый стиль обучения утвердился еще дальше на востоке, когда французские, голландские и английские торговые учреждения на берегах Индийского океана начали нанимать рекрутов из числа местных жителей для создания миниатюрных охранных армий. К XVIII в. эти ничтожные по сравнению с армиями местных владык войска тем не менее продемонстрировали свое полное превосходство на поле боя. В итоге ведущие европейские торговые компании оказались хозяевами постоянно растущих владений в Индии и Индонезии; только тихоокеанские берега континента до 1839-1841 гг. оставались изолированными от демонстрации возросшей эффективности европейских войск(16*).

Одной из проблем, стоявших перед вооруженными силами Европы в ранний период, было расхождение между технической эффективностью (с XIV в. благоволившей в основном пехоте) и устоявшейся политической иерархией общества. Таким образом, можно было ожидать, что пехота, набиравшаяся из низших слоев общества, попробует оспорить власть аристократии. Швейцарцы в XIV в. с триумфальным успехом осуществили это у себя на родине, заронив семена эгалитарных идей в среду германских Landesknechten(17*) .

Вначале европейские правители попытались разрешить эту проблему, нанимая иностранных наемников в пехоту, поскольку ожидалось, что чужестранцы проявят минимум солидарности с низшими классами. Будучи сторонниками равенства и независимости у себя на родине, швейцарцы стали опорой французской монархии, на протяжении трех столетий (1479- 1789 гг.) защищая аристократическо-бюрократический режим от внешних и внутренних врагов(18*). Горные регионы и другие малоурожайные земли, на которых класс землевладельцев так никогда и не смог упрочить свою власть, стали поставщиками наемных солдат – албанцев, басков, южнославянских граничар, кельтов из Уэльса, Шотландии и Ирландии – игравших подобную роль по всей Европе. Когда шведы вступили в Тридцатилетнюю войну, они также проявили немалое сходство с вышеуказанными, несмотря на то, что действовали на службе своему монарху, а не в качестве наемных войск иностранного правителя( 19*) . Однако опора на чужеземцев имела свои недостатки – до XVIII в. денег на пунктуальную уплату жалованья обычно не хватало. Страдавший от хронического безденежья монарх попросту не мог рассчитывать на армию, которая была готова покинуть поле боя по причине постоянной задержки жалованья( 20*) . Однако к началу XVII в. европейские монархи обнаружили, что постоянная муштра способна сделать из отбросов городского общества и сыновей нищих крестьян буквально новых людей. Идеи равенства утратили свое воздействие – за редким исключением тех случаев, когда сами обучающие являлись их носителями, как это имело место в некоторых частях армии Парламента в ходе гражданских войн в Англии (1642-1649 гг.) и значительно позже, в начальной фазе Французской революции (1789 – 1793 гг.). В обычные времена армии стали самодостаточными обучающими учреждениями, муштрующими новобранцев до степени, когда те переставали быть прежними личностями и становились солдатами(21*).