Николай Варенцов - Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

Через несколько дней Резакбердыев опять пришел со всеми хозяйчиками. После угощения чаем между нами начались длинные разговоры. Все его хозяйчики сидели тихо, внимательно слушая, только иногда вылетали слова «хоош!», «хоош!». Вдруг замечаю: лицо Резакбердыева как бы преобразилось, будто он освободился от большой ноши — он улыбнулся, оскалив свои желтые зубы; то же произошло с хозяйчиками: они улыбалась и кивали головами. Резакбердыев встал, распахнул свой халат, развязал платок, заменяющий пояс на другом его халате, и из платка вынул пачку квитанций; держа их двумя руками, он с довольными глазами передал их мне, после чего все остальные начали проделывать то же, вручая квитанции.

После посещения Резакбердыева начали приходить другие, запоздавшие приездом хивинцы и приносить квитанции. Наконец явился мой знакомый, крупный бай Матвафа Юсупов, молодой человек лет двадцати, с ним я имел раньше дела, и мы были с ним дружны. Брат Матвафы был первым министром при хане, и оба они были очень богатые; брата его звали Вуисбава Юсупов. Матвафа объяснил, что задержался в Оренбурге по каким-то обстоятельствам, но я был уверен, что он задержался в Оренбурге по приказанию своего брата Вуисбавы, желавшего получить сначала от Резакбердыева его мнение обо мне, так как мнению Матвафы, по молодости его, он не доверял *.

* Матвафа был умным и хорошим человеком, с ним приятно было иметь дело. У меня сохранились с ним наилучшие отношения и даже после того, как я оставил Московское Торгово-промышленное товарищество. Он приезжал ко мне в имение 1*, будучи уже в должности первого министра после смерти своего брата Вуисбавы Юсупова, имея две звезды, пожалованные государем.

Вспоминаю об обеде у меня в имении, когда ему пришлось сидеть долго на стуле; от непривычки сидеть на стуле у него затекли ноги, и нужно было видеть его радость, когда зашел разговор с детьми, узнавшими, что в Хиве принято сидеть на полу, поджав ноги, что их весьма удивило. Матвафа, желая им показать на примере, вскочил со стула и уселся на ковре с довольным и счастливым лицом и просидел так более, чем следовало бы для примера.

Кончина его в 1918 году была весьма печальна: разъяренная толпа черни бросилась в его дом, вытащила его на площадь, били, истерзали и труп повесили. Слышал об этом от доверенного Московского Торгово-промышленного товарищества Владимира Ивановича Осокина, жившего в то время в Хиве.

Ибрагимбай Резакбердыев, передавая мне квитанции на хлопок, выразил желание, чтобы я продал их хлопок не дешевле 8 рублей за пуд, тогда он предоставляет мне право взять с пуда комиссии 20 копеек, причем в эти 20 копеек должны войти страховые и полежалые 2*, между тем комиссия и все расходы не превышали 13–14 копеек с пуда, о чем я и сообщил ему. Он ответил: «Пусть будет твоя польза больше, но хлопок должен продать по 8 рублей», то есть цене, по которой, я уверял его, что могу продать. Из чего я увидал, что при цене 8 рублей им остается хорошая польза. Его желание было исполнено в точности, и весь хлопок пошел по 8 рублей за пуд. После чего у меня с ним установились хорошие отношения, он часто посещал меня и подолгу беседовал. И до конца жизни он все товары свои отдавал мне; приезжая на ярмарку, привозил подарки, состоящие из ковров, халатов и каракулевых шкурок, я же отдаривал его золотыми часами с цепью, отрезами суконными, шелковыми и парчовыми для халатов. В этом году мы имели более 40 тысяч кип хивинского хлопка, часть которого я продал на ярмарке, а для продажи остального пришлось выехать в Москву; да, кро ме того, главный бухгалтер Товарищества Иван Васильевич Полевой все время теребил меня письмами с просьбой разъяснения всех деталей комиссионных продаж, ему не понятных, так как это было новое дело в Товариществе.

И.В. Полевой был один из немногих мною встреченных в жизни людей, отличавшийся особыми красотами духовного свойства. Его терпение, кротость, незлобивость меня всегда удивляли; к нему тянулась душа, как к источнику, источающему прохладную воду во время жары и жажды. Он был некрасивым человеком, с лицом каким-то искаженным, болезненным, но с прелестными глазами, изливающими доброту и любовь.

Из-за сочувствия к нему я указал на него Н.А. Найденову как на серьезного кандидата в директора Торгового банка, куда он был избран. Скоро мне стало ясным, какую ценность в лице его потеряло Товарищество!

В Торговом банке он проработал немного, ушел в монахи в какой- то дальний монастырь *.

* Саровскую пустынь. 3*

1* Н.А. Варенцов с 1901 г. владел дачным имением вблизи с. Качалова, у станции Бутово Московско-Курской железной дорог».

2* Полежалые, полежалое — плата за хранение товара, вещей.

3* Саровская Успенская пустынь — мужской монастырь, основанный в XVII в. на границе Тамбовской и Нижегородской губ., в Темниковском уезде. Отличался строгостью монастырского устава.

Мне пришлось встретить на ярмарке приемщика хлопка Товарищества С. Морозова Атобекова, в разговоре сообщившего, что их Товарищество нуждается в хивинском хлопке. Пользуясь этим сообщением, я по приезде в Москву решился отправиться в правление С. Морозова, находящееся в Трехсвятительском переулке, о чем и сообщил Руперти и Долгову, но получил от них ответ: «Вряд ли вам придется продать там! Много раз пробовали, но всегда безрезультатно».

Такое отношение Товарищества С. Морозова к Московскому Торгово-промышленному товариществу сложилось уже много лет тому назад из-за плохой сдачи хлопка несоответствующей классификации; Товарищество не согласилось сделать скидки по настоянию С. Морозова, после чего они окончательно перестали покупать. Руперти и Долгов объясняли разрыв с Товариществом С. Морозова другой версией: Тимофей Саввич Морозов, будучи председателем Биржевого комитета, усиленно проводил свой взгляд по одному вопросу, а член совета Биржевого комитета Н.А. Найденов не соглашался с ним; спор разгорелся, и один другому не желали уступить; тогда Найденов отправился в канцелярию комитета, откуда принес протокол одного из заседаний комитета, бывшего несколько лет тому назад, подписанный председательствующим Т.С. Морозовым. В нем — по аналогичному со спорным вопросом — было вынесено постановление, согласное со всеми взглядами, высказываемыми в настоящее время Найденовым. Найденов прочитал вслух общему собранию, чем вызвал у присутствующих смех, сконфузивший Тимофея Саввича. После чего Тимофей Саввич отказался от председательства и на его место был избран Найденов. И эта причина будто бы вызвала антагонизм между двумя товариществами.

Когда я ехал в Товарищество С. Морозова, я был почти уверен, что мне продать не удастся, но рассчитывал на содействие директоров С. Морозова А.А. Назарова и И.А. Колесникова, с которыми был знаком, встречаясь в гостях у моего родственника И.А. Панова, причем Александр Александрович Назаров всегда относился ко мне с доброжелательством.

В правлении, оказалось, их не было, был один Т.С. Морозов, которому я и просил доложить обо мне. Тимофей Саввич меня сейчас же принял.

Кабинет Морозова меня удивил своими большими размерами и деловой обстановкой: с картами и диаграммами на стенах, со шкафами, наполненными книгами, на столах в разных местах лежали планы новых построек. Посреди комнаты, ближе к окнам, стоял стол, за которым сидел Тимофей Саввич, спиной к свету. Морозов был выше среднего роста, плотно сложенный, с густыми седыми волосами, окладистой бородой. Как мне казалось, ему было лет около 70; когда говорил, то шепелявил.

Он, привстав, протянул мне руку и предложил сесть. Из поданной карточки он знал мое имя и отчество. Я ему сказал, что я от Московского Торгово-промышленного товарищества приехал с предложением купить хивинского хлопка, причем указал на выгодность этого хлопка в данное время, сравнивая с иностранным, соответствующим ему по качеству; еще что-то говорил, но теперь забыл. Он выслушал и ответил: «Хорошо, я куплю у вас пять тысяч кип, но старайтесь сдать как можно скорее, пока хорошая погода».

Когда я встал и начал раскланиваться с ним, он спросил меня: «Вы зять Николая Александровича Найденова? Прошу передать ему мой поклон».

Трудно передать удивление Руперти и Долгова, когда они узнали о состоявшейся сделке с Морозовым: соскочили со своих мест, окружили меня, расспрашивая все подробности моего посещения текстильного короля. После чего я сразу почувствовал перемену их взглядов относительно меня: я не был уже в их глазах лицом, занимающим доходную должность без труда.

После первой моей сделки с Товариществом С. Морозова начались большие дела, но мне не пришлось больше видеть Т.С. Морозова, он вскоре после моего посещения уехал в Крым, где и скончался. Тело его было привезено в Москву; отпевание и погребение было на Рогожском кладбище 1*, при стечении большого количества народа.