Коллектив авторов - Поляна №4 (6), ноябрь 2013

Рассказец № 41

Седьмое ноября выдалось на редкость ясным и солнечным. Под окнами с утра играли марши и устанавливали сцену для праздничного концерта. В холодильнике у Парамонова не было ничего, кроме яблока, бутылки вина и банки горчицы. Надо было идти в магазин. Для этого Парамонов надел темные очки от солнца и вышел из дома. На улице навстречу Парамонову двигалась праздничная колонна человек в триста. Передние ряды несли голубой транспарант, на котором было написано: «Несогласные».

Парамонов пересек улицу, свернул направо и увидел колонну демонстрантов поменьше. Они шли с торжественными лицами и несли перед собой белое полотнище с надписью «Согласные». «А странно, несогласных вроде бы больше, однако это никак не влияет на жизнь в стране», – подумал Парамонов.

У магазина Парамонову пришлось пропустить еще одну колонну. Эти несли розовый транспарант «Наши». Неожиданно из сквера с дикими воплями повалила толпа с желтыми плакатами «Ихние». Завязалась потасовка. Парамонов наблюдал, как прилично одетые люди с перекошенными лицами лупят друг друга по головам плакатами, и думал о том, что в другие праздники лица у людей кажутся более привлекательными, а сами они так громко не матерятся.

Затем откуда-то набежала милиция и включилась в драку. И вскоре обе колонны, размахивая разодранными плакатами, разошлись в разные стороны. На асфальте осталась лежать лишь старушка в темных очках и с малиновым знаменем в руке. Парамонов бросился к женщине, помог ей встать.

– С вами все в порядке? – поинтересовался он.

– Нормально, милок, – бодро ответила старушка и кивнула на темные очки Парамонова. – Ты, я вижу, нашенский.

– Как вам сказать… – озираясь, рассеянно начал Парамонов, но пожилая женщина перебила его:

– Иди за мной, товарищ. – Она взяла его за руку и потащила вдоль улицы. Парамонова поразило, с какой силой эта старая женщина тянула его за собой. Они двигались так быстро, что у Парамонова в ушах свистел ветер, а позади громко хлопало малиновое знамя. Мимо на большой скорости проносились здания, столбы и деревья, и довольно скоро Парамонов перестал узнавать места.

Остановились они в каком-то диком, запущенном переулке, перед маленькой черной дверцей. Старушка постучала каким-то особым, условленным стуком. Им открыл человек с внешностью опустившегося Фридриха Энгельса. Он был в темных очках и с красным бантом на груди.

– Принимай, – сказала старушка и добавила: – А я дальше.

После этих слов она словно растворилась в воздухе.

Энгельс придирчиво оглядел Парамонова и поинтересовался:

– Наш?

– Честно говоря… – промямлил Парамонов, но его перебили:

– Правильно, товарищ, здесь нужно говорить только честно. – Он прицепил Парамонову на грудь малиновый бант и повел вниз по лестнице.

В просторном зале с позолоченной лепниной и малиновыми плюшевыми шторами уже шло торжественное собрание. На трибуне выступал человек в темных очках. Такие же очки были на всех, кто здесь находился. Лицо выступавшего показалось Парамонову знакомым, и он спросил:

– Кто это? – Энгельс назвал известную фамилию.

– А что он здесь делает? – удивился Парамонов. – Он же миллиардер.

– Вы, я вижу, товарищ, новичок, – ответил Энгельс. – Никаких миллиардеров в нашей стране не существует. В свое время революционная ситуация потребовала от нас распределить народное достояние между надежными людьми. Иначе не удержали бы.

– А это… личные самолеты… яхты размером с «Титаник»?

– Так надо для конспирации, – сурово ответил Энгельс.

– А эти инфляции, дефолты, кризисы? – не отставал Парамонов.

– Я же сказал, революционная ситуация, – раздраженно проговорил Энгельс. – Мы не могли позволить себе открыто изъять у развращенного населения излишки денег.

От этих слов у Парамонова вспотели очки. Он снял их и вдруг услышал придушенный вопль своего провожатого:

– Так ты не наш!

В зале наступила гробовая тишина. Сидящие, как по команде, обернулись. Энгельс схватил Парамонова за воротник пальто, но Парамонов сильно отпихнул его. От толчка темные очки слетели с Энгельса. То, что оказалось под ними, потрясло и напугало Парамонова. Лицо провожатого оказалось искусно сделанной маской телесного цвета, а вместо глаз зияли пустые глазницы.

Парамонов бросился к выходу. За спиной у него раздался оглушительный, многоголосый визг и грохот опрокидываемых кресел. Выскакивая на лестницу, Парамонов обернулся и от страха едва не потерял сознание. За ним бросились все, кто находился в зале. Они давили друг друга в проходах, быстро ползли по стенам и потолку, тянули к нему руки и кричали: «Держи его!», «Хватай его!».

Очнулся Парамонов только на Мичуринском проспекте. Он затравлено огляделся и пошел в сторону своего дома. Навстречу ему, стройными рядами двигалась колонна с черным транспарантом, на котором было начертано: «Ничьи».

Рассказец № 56

Через проходную Парамонов с Кругловым прошли на территорию фабрики, пересекли грязный двор, похожий на заброшенную строительную площадку, и остановились у двери. Справа на ветру болталась небольшая яркая афишка, на которой значилось: «Выставка современного искусства».

Далее в столбик шли фамилии участников. Круглов в который раз отхлебнул из фляжки и протянул ее Парамонову. Оба уже достаточно много выпили, стадия болтливости миновала, и речь их все чаще сводилась к обмену междометиями.

Они вошли в здание, свернули налево, спустились на несколько ступенек и оказались в длинном, узком коридоре с тусклыми лампами, забранными в решетчатые колпаки. По одной стороне коридора тянулись трубы, на осыпавшейся штукатурке другой стены виднелись разноцветные надписи.

– Коля – сука! – машинально прочитал Парамонов.

– Стена плача, – пояснил Круглов.

– Ты уверен, что нам сюда? – озираясь, спросил Парамонов.

– Обижаешь, – ответил Круглов. Метров через сто они свернули направо, затем налево и снова направо. Мрачный коридор не кончался, и на обоих повеяло серой беспросветностью. Парамонов хотел было запеть, но передумал. Не сговариваясь, они остановились, сделали по большому глотку водки, и тут Круглов обратил внимание на стену. Кто-то черной краской намазал на ней горизонтальных и вертикальных полос.

– О! Чем не Хартунг?! – воскликнул он.

– Хартунг в этом подземелье? – удивился Парамонов.

– А где ему еще быть? О! Мондриан. «Картина № 1», – показал Круглов на квадрат с отсеченными углами и вдруг добавил: – Да это ж и есть выставка.

– Да? А почему зал такой длинный и узкий?

– Выпендриваются, – ответил Круглов, и они двинулись дальше. Но очень скоро Круглов остановился перед большим масляным пятном, очертание которого отдаленно напоминало человека.

– «Невидимая дыра» Арнета, – отхлебнув, сказал он. – Парамоныч, а ведь это точно выставка.

– Да? – принимая фляжку, ответил Парамонов. – А почему я ничего не вижу?

– Потому, что ты включаешь мозги, – ответил Круглов.

– Я? Мозги? – переспросил Парамонов и услышал в ответ:

– Да. Как сказал великий Миро: искусство начинается там, где сила воображения вырывается из-под контроля разума.

– Красиво говоришь, – одобрил Парамонов и показал на масляное пятно. – Ты так сможешь?

– Нет, – помотал головой Круглов. – Я учился этому семнадцать лет, а потом еще и преподавал. Здесь нужна чистая, незамутненная душа. – Он перевернул фляжку и потряс ее. – Кончилась. Доставай.

– А там что будем пить? – спросил Парамонов.

– Мы уже давно там.

Парамонов выудил из кармана бутылку водки. В это время из-за угла вышел человек и подозрительно нетвердой походкой направился к ним.

– А вот и народ, которому принадлежит искусство, – сказал Парамонов.

– Э, да ты уже пьяный, – ответил Круглов. – Народу ничего не принадлежит. Тем более, такому, как этот. И искусства никакого не существует.

– А что существует? – спросил Парамонов и рывком повернул пробку.

– Ботинки, колбаса, картины, тумбочки, книги, бумажные цветы…

– И водка, – перебил его Парамонов. Круглов внимательно посмотрел на него и ответил:

– Нет, не так уж ты и пьян.

– Мужики, где здесь выставка? – добравшись до них, спросил человек.

– Глухоухов! – узнал его Парамонов. – Это Иван Глухоухов.

– Твой друг? – спросил Круглов.

– Знакомый, – ответил Парамонов.

– А это кто такой? – недружелюбно спросил Глухоухов у Парамонова и, не дожидаясь ответа, обратился к Круглову: – Ты Виктора Прилепина читал «Поколение в Ж»?

– «Поколение в П», – поправил его Круглов.

– Ну да, где-то там.

Круглов поморщился.

– Парамоныч, он меня утомляет. Дай ему выпить.

Парамонов протянул Глухоухову бутылку. Тот точным движением фокусника схватил ее и за пару секунд выпил половину содержимого. Круглов взял бутылку, посмотрел, сколько в ней осталось, и обнял Глухоухова за плечи.

– Верю, – сказал он. – Ты дойдешь до выставки. – Обнявшись, они пошли дальше по коридору, а Парамонов достал из кармана авторучку и принялся чертить на стене стрелку. Парамонов закончил, когда те уже скрылись за поворотом. Оценив работу, он пробормотал: