Виталий Волович - На грани риска
– Нет.
– Тогда, не дожидаясь прилета Медведева, готовьте парашюты, снаряжение. Тщательно продумайте, что взять с собой. Не забудьте захватить запас продовольствия дней на пять и палатку. Чтобы все это было на борту у Метлицкого на всякий случай.
– Разрешите идти?
– Действуйте, - сказал Кузнецов. - Когда все будет готово, доложите.
Покинув штабную палатку, я бегом отправился домой. Не успел приподнять входную дверь, как на меня посыпался град вопросов. Зачем вызывали? Что случилось?
– Ну давай, не темни. А то вид у тебя больно торжественный, - сказал Щербина.
Наверное, меня и впрямь распирало от гордости, и я выпалил:
– Кузнецов разрешил прыгать на полюс!
– С места или с разбегу? - спросил ехидно Канаки.
– Да нет, с парашютом, - ответил я, не оценив глубины Васиного юмора.
– Тогда за нашего доктора-парашютиста, - провозгласил Володя, разливая по стаканам коньяк, который они честно сохраняли до моего прихода.
– Точнее будет, за парашютистов, - поправил я. - Прыгать будем вдвоем с Андреем Медведевым.
– Ну это ас. Он на полюс сможет даже без парашюта выпрыгнуть, - сказал Дима Морозов, штурман из экипажа Ильи Котова.
– Прыгать будем сегодня. В двенадцать. С машины Метлицкого. Так что тебе, Володя, как второму пилоту, придется нас выбрасывать.
– Сделаем все в ажуре, - сказал Щербина, - а пока пельмешек порубай, это прыжкам не помеха. - Он вывалил мне в миску целый черпак пельменей. - И нельмы сейчас настругаю.
Но кусок не лез в горло.
– Пойду, ребята, пройдусь, - сказал я, накидывая на плечи куртку.
Меня никто не удерживал. Я выбрался из палатки. Медный диск солнца то исчезал в лохматых облаках, то выплывал в голубизну неба, и тогда все вокруг вспыхивало мириадами разноцветных искр. Снег сверкал пронзительно ярко, и его колючие лучи слепили глаза, не защищенные дымчатыми стеклами очков. Полузаметенные купола палаток курились дымками, словно трубы деревенских изб. Неподалеку голубела изломом льдин высокая гряда торосов - след вчерашнего торошения. То вспыхивал пулеметной дробью, то замолкал движок у палатки радистов. Сквозь тонкие палаточные стенки доносился чей-то говор. Поскрипывал снег под ногами бортмехаников, спешивших с аэродрома в свою палатку. Тишина как бы усиливала многократно каждый звук, и в то же время каждый звук, умолкнув, усиливал тишину. Побродив без цели между палаток, я свернул на тропинку, протоптанную в свежевыпавшем снегу, и очутился у гряды торосов. Только вчера здесь все гудело, стонало на разные голоса, скрипело и скрежетало. Льдины сталкивались, становились на дыбы, громоздились друг на друга. На глазах вырастали и разрушались ледяные хребты. Словно таинственные силы вдохнули жизнь в эти голубые громады, и они, ожив, вступили между собой в борьбу всесокрушающую и бесполезную. Но прекратилась подвижка, и все застыло.
Я присел на ярко-голубой, чуть присыпанный снежком ледяной валун, вытащил из куртки папиросы и закурил. Как странны иногда зигзаги человеческой судьбы. Мог ли я еще недавно предполагать, что окажусь в самом сердце Арктики, буду жить на дрейфующем льду в палатке. Мечтал ли я, что эти люди, имена которых с детства для меня были символом мужества, станут моими товарищами и что, сидя на торосе, я буду обдумывать прыжок с парашютом на Северный полюс и строить предположения о том, как будет работать парашют в арктическом небе? Кто может ответить на этот вопрос? Разве что Павел Буренин. Это его подвигу посвятил свою повесть в стихах "Ледяной остров" замечательный советский поэт Самуил Маршак и преподнес с дарственной надписью: "Герою этой книги Павлу Ивановичу Буренину с искренним уважением".
Все началось 21 июня 1946 года. Московский радиоцентр Главного управления Северного морского пути получает тревожную радиограмму: тяжело ранен метеоролог полярной станции на Земле Бунге; нужна срочная операция.
Но как доставить хирурга на крохотный островок Новосибирского архипелага? Судном? Но море Лаптевых забито тяжелыми паковыми льдами, через них не пройти и самому могучему ледоколу. Может быть, на собаках? Но это слишком долго. Самолетом? На Бунге нет посадочной площадки. Остается одно послать помощь гидросамолетом. Если не удастся найти для посадки "открытую воду" поблизости от берега, хирурга решено сбросить на парашюте.
29 июня машина с бортовым номером СССР Н-341 готова к вылету. В тринадцать часов двадцать минут взревели моторы, и летающая лодка, набирая скорость, мчится по тронутому легкой рябью Химкинскому водохранилищу. Впереди трудный путь над бескрайней тундрой, к берегам моря Лаптевых. Почти семь тысяч километров. Для выполнения задания выделен опытный экипаж. За плечами каждого из его членов тысячи часов полетов в арктическом небе. Они вели ледовую разведку, прокладывали новые воздушные трассы, штурмовали полюс. За штурвалом "лодки" знаменитый полярный ас Матвей Ильич Козлов, кавалер трех орденов Ленина. Его напарник - Виталий Иванович Масленников, мастер ледовой разведки, удостоенный звания Героя Советского Союза за подвиги в небе Отечественной войны. В штурманской рубке, склонившись над картой, неторопливо посапывая трубочкой, прокладывает курс один из лучших полярных штурманов - Валентин Иванович Аккуратов, участник штурма двух полюсов - Северного и относительной недоступности. Ушел с головой в обычные полетные хлопоты Глеб Косухин - представитель славного племени арктических бортмехаников. В заднем отсеке на груде спальных мешков устроились мастер парашютного спорта Леонид Опаричев и молодой хирург-десантник Павел Буренин. Архангельск, Нарьян-Мар, Амдерма, Игарка. На аэродроме в Игарке начата подготовка к десантированию: укладывается парашют, подгоняется подвесная система, затем упаковываются в специальные укладки хирургические инструменты и медикаменты.
"Лодка" не приспособлена для сбрасывания парашютистов, и изобретательный Масленников приклепывает снаружи по обеим сторонам люка две небольшие ручки, чтобы Буренин мог держаться за них перед прыжком.
1 июля после многочасового полета Козлов виртуозно приводняет "летающую лодку" в Хатанге. Отдых короток. Время поджимает. Всех на борту тревожит одна и та же мысль: успеют ли?
Наконец остается позади заснеженный берег материка с черными пятнами проталин. Погода быстро ухудшается. Вокруг угрожающе клубятся густые темно-серые облака. На плоскостях появляется тоненькая белая пленка обледенение. Скорей вниз. Три тысячи метров, две, полторы. Вот уже стрелка альтиметра сползает на цифру "6" - шестьсот метров, а "земли" все нет и нет. Наконец облака редеют, и внизу открывается однообразно белая гладь - море Лаптевых. Наконец у самого горизонта появляется темное пятнышко - остров Фаддеевский. Картина внизу была безрадостная: всюду битый, сторошенный лед вперемешку с полями многолетнего пака, перечерченного трещинами.