Коллектив авторов - Приключения 1972-1973
Интересно было слушать и разговоры другой категории обитателей лагеря. Это были обозленные на весь мир честолюбцы, которых называли «идейными противниками режима». Недоучившиеся студенты с амбицией премьер‑министра. Самолюбивые и заносчивые клерки, видевшие себя «отцами нации» и ради этого готовые служить кому угодно. Разгульные сынки владельцев магазинов, конфликтующих с властями Боганы из‑за ограничений, введенных на импорт товаров, которыми торговали их расчетливые папаши. Были здесь и сторонники политиканов, недурно живших при колонизаторах и оказавшихся не у дел после провозглашения независимости. Для этих вопрос свержения радикального правительства Боганы был вопросом жизни: в случае удачи они вновь вернулись бы в оффисы с кондиционированным климатом и оказались бы при каком‑нибудь министерстве, из которого выжали бы все и для себя лично, и во славу и процветание своей многочисленной родни. Такие рвались в Богану. Они старательно учились обращению с оружием, и белые офицеры‑наемники доверяли им больше других.
Майк вспомнил о них, когда сержант по имени Аде, сидевший на носу каноэ, вдруг обернулся:
– Мистер Майк…
– Ну?
– Здесь… Я чую…
Португальцы не утруждали себя проверкой черных солдат. По их мнению, черные были просто не способны на какие‑нибудь авантюры, требующие долгого обдумывания, а уж на борьбу во имя политических принципов – тем более. Но об Аде было известно, что он служил телохранителем одного из погибших в автомобильной катастрофе политиканов, бежавшего из Боганы к португальцам. Этого было более чем достаточно.
Сейчас голос Аде был хрипловат от волнения: он давно уже не бывал в родных краях.
– Я из здешней деревни, на другом берегу лагуны. А здесь брали песок…
Да, Майк тоже узнал это место. Он помнил его: здесь, на самом мысу, у рухнувшей в воду старой пальмы, стоя по пояс в воде, африканцы наполняли тяжелым серым песком большие корзины, сваливали их в неуклюжие лодки, опрокидывали – и так до тех пор, пока лодки не оседали в воду почти по самые края бортов.
Потом лодки тащились к берегу, и опять наполнялись корзины, на этот раз шла разгрузка. Вода стекала сквозь прутья, мускулистые тела двигались ритмично, уверенно. На берегу росли горы песка, солнце сушило его на глазах: из серого он превращался в желтый, затем в белый.
Толстяк в пышной национальной одежде – широкополой длинной рубахе с просторными, закидываемыми за плечи рукавами – считал корзины и делал отметки в клеенчатой тетради.
Время от времени на берегу появлялись грузовики. С них соскакивали грузчики с лопатами – такие же ловкие и мускулистые, как и собиратели песка, толстяк указывал им гору посуше, и она быстро исчезала в кузове. Грузчики лезли в кузов, усаживались на песок, и машина, тяжело урча, уходила в город. В последние годы Габерон лихорадочно строился, и песка нужно было немало.
Вечером собиратели песка иногда оставались на берегу. И тогда далеко вокруг чувствовался тошнотворный запах пальмового масла, на котором они готовили себе ужин.
Майк приходил сюда ловить рыбу: вечерами здесь было тихо, и на улов везло, а к запаху пальмового масла можно довольно быстро привыкнуть.
Аде был прав. Майк глубоко втянул воздух: так и есть, пахло пальмовым маслом. Значит, здесь высаживаться нельзя. А ведь отсюда метров четыреста до дороги, где их должен был ожидать полицейский грузовик, чтобы доставить десантников к полицейской казарме – старому бараку милях в пяти от берега. В задачу группы Хора входил бесшумный и быстрый захват здания. Это обеспечит безопасную высадку других групп.
Майк всмотрелся в темноту: так и есть, на берегу было видно слабое мерцание догоравшего костра.
– У них собаки, – прошептал Аде.
Собак он не мог видеть, но Майк знал, что габеронцы держат часто сразу по нескольку низкорослых желтых и черных дворняжек, которые иногда идут в пищу.
– На середину лагуны, – решительно сказал Майк. Хор удивленно вскинул глаза.
– Сбились с пути?
– Там, где мы хотели высадиться, – люди…
– Черные? – презрительно спросил Хор. Майка от его тона слегка покоробило.
– И черные и белые кричат одинаково, – спокойно ответил он.
Каноэ бесшумно и быстро шли по течению. Был прилив, и океан наступал на лагуну. Мыс с пальмами остался позади. Здесь Майк обычно клал румпель своей моторки налево, а там… Да, там были огни одного из домов Фреда Брауна. Его арендовал Мангакис, и Майк там часто бывал… почти каждый раз встречаясь с Джином Корневым.
Джин был на год моложе Майка. Проучившись в школе Святого Спасителя, он уехал в Союз (так говорили Корневы о России), но приезжал к отцу каждый год на каникулы и жил в Габероне по три‑четыре месяца. Отец заставлял его ходить в это время в школу, чтобы не забыть английский язык, и парень страшно злился.
Но на следующий год он приезжал опять, иногда с матерью. Она обычно жила в Москве, где надо же было кому‑нибудь присматривать за подростком!
«Интересно, где же Корневы сейчас? – подумалось Майку. – Ведь у Джина каникулы».
Огоньки на берегу увеличивались, приближались. Берег здесь был пологий и твердый, до шоссе – рукой подать. Вспомнив об этом, Майк даже удивился: как это он раньше не додумался – идеальное место для высадки!
– Держать на огни! – приказал он.
– Отлично, сынок!
Твердость его голоса понравилась Хору. Каноэ резко свернули к берегу – туда, где Майку было знакомо каждое дерево в саду двухэтажной белой виллы, все комнаты которой были сейчас ярко освещены.
Бэзил Мангакис только что сделал коктейль – свой любимый, «Эль президенте», и принес его в сад Корневу. Передав стакан гостю, он уселся в легкое кресло, плетенное из разноцветных пластиковых шнуров, и с наслаждением вытянул ноги.
Он был среднего роста, широкоплеч и, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, узок в поясе. Коричневая трикотажная рубаха, распахнутая на груди, обтягивала мускулистый торс атлета. Густая шевелюра увеличивала и без того крупную голову. Из‑под широких бровей пронзительно смотрели черные, как антрацит, глаза.
– Что же вы льете сюда? – спросил Корнев, отхлебнув из низкого и широкого розоватого стаканчика, протянутого ему Мангакисом.
– Ром, лимонный сок, сахар и лед. Круглолицый, пожалуй, излишне полноватый Корнев хитро улыбнулся.
– Э‑э, нет, – погрозил он со смехом хозяину дома. – Вы что‑то скрываете. Я знаю «Эль президенте». Но откуда у него этакая… я бы сказал… свежесть?
– Ладно, так уж и быть!
Мангакис с наслаждением отхлебнул из стакана, шутливо вздохнул.
– Пользуйтесь моим открытием… Я добавляю сюда несколько капель болгарской «мастики», что‑то вроде водки с запахом капель датского короля. Мне тут знакомый из болгарского торгпредства подарил несколько бутылок, вот я и экспериментировал.