Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Сергей успокоился, напоследок нежно обложив Саню «саботажником». Плюнул и пошёл, подсел к своей Ленке, которая немедленно начала его утешать.

— Можно попробовать по льдинам, — сказал, подойдя ко мне, Арнис. Я даже не посмотрел на него:

— Бредишь…

— Думаешь, не перейду?

— Думаю, перейдёшь. А я не перейду. И ещё много кто не перейдёт… Нет, правда, задержались мы, — с досадой вырвалось у меня. Я повернулся и крикнул: — Разбиваем лагерь, чёрт с ним!..

…Если и есть на свете неудачное время для разбивки лагерей — это вот такая весна. Мы нашли место в роще недалеко от того места, где берег поднимался кручей — тут можно было не бояться внезапного разлива. Зато некуда было деваться ото всё ещё холодного весеннего ветерка. Впрочем, другим плюсом было наличие в рощах огромного количества смолья, жарко горевшего даже в сыром состоянии, и мы, не долго думая, запалили два линейных костра метров по десять длиной в десяти шагах друг от друга, между которыми и обосновались. Костры жрали гигантское число коряжин и сучьев, зато между ними было тепло и стало почти сухо.

Я отправил несколько человек на охоту и объявил привал. Подобные мероприятия у нас уже неделю как начинались с сушки сапог и одежды. Занудное, но необходимое дело. Мне иногда становилось дурно при мысли, что мы могли полениться и не продубить кожу для одежды и снаряжения — что сейчас с нами было бы…

Танюшка подсела ко мне, и мы закутались в плащ, подаренный мне Бориславом. Я приобнял девчонку, она с удовольствием привалилась к моему плечу. В последнее время это у нас получалось абсолютно естественно, так же естественно, как поцелуи; шли, шли, шли, переглянулись, остановились, поцеловались, пошли дальше.

— Весна, — сказала Танюшка.

— Только прохладненько, — заметил я.

— Всё равно весна, — упрямо сказала Танюшка, и я кивнул:

— Конечно, весна.

— Грин, — негромко сказала Танюшка, всё это время тихо-тихо слушавшая. — Рассказ… ой, не помню, как называется… Про кругосветное путешествие на пари. Помню, что главного героя зовут Седир, Жюль Седир… Ты же не любишь Грина?

— Ну, кое-что я всё-таки читал…

— А зачем? — Танюшка чуть извернулась и заглянула мне в лицо. — Эй, не отворачивайся!

— Потому что тебе нравится, — ответил я, глядя ей прямо в глаза.

Мимо прошли Колька с Валькой — оба босиком, в подкатанных штанах. Колька, указывая на видневшееся ниже по течению на нашем берегу серое пятно тумана, сказал:

— А всё-таки интересно, что там такое, в этих кляксах?

Я окаменел. Танюшка тревожно посмотрела на меня. Но эпизод продолжения не имел.

— Э-э-эй! — услышали мы вопль. Все головы разом повернулись в сторону крика; по склону прыжками поднимался Щусь — нёсся так, словно за ним гнались, и один — без Сани и Сморча. Мы, собственно, и подумали, что на них напали и, повскакав, схватились за оружие, но Щусь, мотая одновременно головой и руками, выдохнул:

— Саня… мост… подвесной…

Мост и в самом деле был подвесным — полная дичь на равнинном Дунае. Но тут помогли три островка, цепочкой тянувшиеся наискось к течению. Мост, собственно, состоял из четырёх раздельных секций-мостов, перекинутых какими-то трудягами с острова на остров и сделанных из вечной лиственницы и столь же вечных канатов крапивного волокна. Джек тоже не знал, кто его строил и вообще впервые видел этот мост, хотя по этим местам хаживал.

— Ну что, — решился я, — будем переправляться?

И первым ступил на скрипящий, раскачивающийся настил. Высоты я никогда не любил. Точнее — боялся. Но на свете есть много вещей, которых ты боишься, а всё равно делаешь. Это я уяснил ещё в младших классах.

Белую угловатую массу с рёвом, треском и грохотом несло метрах в пяти у меня под ногами. Оттуда дышало холодом, льдины ползли друг на друга, раскалывались и падали. Вид был величественный и жуткий.

— Кра-со-ти-ща-а! — проорал шедший следом Север. — Смотри, как прё-о-от!

— Ага, вижу… — процедил я еле слышно. И тут же застыл, вцепившись руками в жёсткий канат и открыв рот.

Арнис шёл по льдинам.

Литовец прыгал почти непрерывно — чуть ли не по рёбрам шевелящихся чудищ, лишь иногда останавливаясь передохнуть на крупных и более-менее устойчивых кусках. Потом — вновь и вновь бросал вперёд своё сильное, послушное тело.

— Чёртов кретин… — выдохнул Север. — Что он делает?!.

Уже не задумываясь о своём страхе, я опрометью бросился вперёд. На втором острове едва не сломал ногу, с маху влетев между двух брёвен, перемазался в какой-то чёрной жиже… На четвёртом проёме чуть-чуть не ухнул в дыру на месте отсутствующей доски — перелетел прыжком в последний момент… Короче, на берегу я был раньше Арниса и даже на месте не мог устоять — ждал его, пританцовывая то на одной ноге, то на другой.

Арнис подошёл минут через десять — уже когда на берегу возле меня толклись ещё человек семь наших. Прыгнул к нам с безмятежной улыбкой — и я немедленно схватил его за плечи:

— Ты что, рехнулся?! — заорал я. — Тебе жизнь не дорога?!

Одним ловким движением литых плеч боксёра Арнис ушёл из моих пальцев. И очень-очень спокойно сказал:

— Ты знаешь, Олег — нет.

Чертовски интересно, оказывается, идти навстречу весне. Это странное ощущение, плохо передаваемое. Совсем не то, что ждать весны на месте; похоже на убыстренный просмотр киноплёнки. Если сидеть сиднем, то все изменения происходят, как правило (или это только так кажется?) ночью. А в движении… Наверное, никогда не забуду, как мы переправились вброд через какую-то речушку, перевалили холм — и увидели цветущие вишни! На том берегу реки дикие вишни тоже росли, но и не думали цвести, а тут — нате! Это было так здорово! Девчонки просто онемели, да и мы хлопали глазами…