Александр Павлов - Божья воля

Иван Фёдорович заснул только под утро. Но сон его был очень тяжёл. Мрачные думы, не дававшие ему покоя, теперь во сне принимали реальные образы, и он несколько раз просыпался, испуганный сновидениями, в которых его племянник представлялся ему уже убитым, плавающим в крови… Проснулся он очень рано и, ещё не одеваясь, крикнул своего старого слугу Емельяна.

— Ну что, приехал молодой князь? — спросил он, когда старик вошёл в горницу.

Емельян грустно покачал головой.

— Нет, не приезжали.

— Что ж это значит, Емельянушка? — встревожено спросил старый князь.

— И ума не приложу, ваше сиятельство! Нешто, может, только у господина Вельяминова заночевали.

— А ты к нему не посылал? — ободрённый внезапной надеждой, быстро спросил Иван Фёдорович.

— Нет, ваше сиятельство, не сдогадался.

— Ну так пошли, пошли скорее! — заторопился старый Барятинский, — может, и взаправду он там.

Но посланный вернулся с печальным ответом, что «Василий Матвеевич у господина Вельяминова вчерась не были и у них ночевать не изволили». А через несколько минут явился и сам Вельяминов и воскликнул:

— Как? Что такое? Вася не ночевал дома?

— Да, не ночевал, — грустно ответил старый князь.

— Да куда ж он девался?

— А это Бог ведает! Вчера ввечеру его у ворот какой-то побродяжка остановил. Он с ними куда-то и уехал. А что он ему сказал, — неведомо! И вот с той поры его и нет. А Сенявин не возвратился? — вдруг спросил старик.

— Нет. Я нарочно к нему заезжал. Ни слуху ни духу.

— Что же нам теперь делать?

— Отыскивать надо.

— Да где же искать-то?

— Где-нибудь найдём.

Но, несмотря на такой ответ, Вельяминов в душе смутно опасался, что поиски Барятинского, как и розыски Сенявина, не приведут к желанным результатам. В исчезновении того и другого было слишком много какой-то таинственности, чувствовалась какая-то общая связь, и Вельяминов был почти уверен, что здесь замешана какая-то сильная рука, влияние человека, который, без сомнения, постарался скрыть все следы, и, наверное, не удастся ничего сделать для раскрытия этого таинственного дела.

Что Долгорукие замешаны в этом, Вельяминов почти не сомневался. Если он не понимал их участия в исчезновении Сенявина, то внезапное исчезновение Василия Матвеевича всецело приписывал им.

— Знаете, Иван Фёдорович, — сказал он после небольшого размышления, — что нам нужно сделать?

— А что?

— Нужно поехать к князю Долгорукому и спросить его, не знает ли он чего-нибудь о Васе.

— Да, правда, правда! — быстро подтвердил старый князь, — и мне это приходило в голову. Так ты тоже думаешь, Мишенька, что здесь не обошлось без Долгорукого?

— Надо так полагать. Больно уж он злобный парень…

— Так это мы, пожалуй, Васеньки-то и не найдём. Укокошил он его, бестия!..

— А вот вы поезжайте к нему, Иван Фёдорович, да и узнайте, коли что и впрямь он над ним сделал, так мы ему этого даром не спустим!

— И поеду, непременно поеду; только вот что, — спохватился старик, — нужно будет к Рудницким сначала заехать. Может, он к ним завернул.

— В такую рань-то! — воскликнул Вельяминов.

— Что ж за рань! Уж десять часов било. Для влюблённых, знаешь, указанных часов нет.

— Поезжайте, — согласился Вельяминов, — а я пока в казармы отправлюсь, может, что там узнаю.

Старый Барятинский застал Рудницких за чайным столом. Его встретили, по обыкновению, очень радостно, но сумрачный вид старика обратил на себя внимание и тотчас же вызвал тревожные расспросы.

— Что это с вами, Иван Фёдорович! — воскликнула княжна Анна. — Какая-нибудь неприятность, должно быть, случилась?

— Да-да, в самом деле, сват, — подхватил и сам Рудницкий, — что это ты как будто не в себе? Сказывай, что за напасть приключилась?

Иван Фёдорович растерянно обвёл глазами вокруг себя. Присутствие молодой княжны заставляло его быть сдержанным, а между тем накипали слёзы, голос дрожал и он с трудом выговорил:

— Да так, нездоровится мне что-то; стар становлюсь, вот хворость и нападает.

Но когда отпили чай, он увёл Василия Семёновича в кабинет и дрожащим голосом, в котором слышались слёзы, сказал ему:

— Горе случилось, сватушка, горе!

— Что такое? — испугался Рудницкий.

— А такое горе, что Васенька пропал.

— Да что ты, сват, быть не может!!

— Правду говорю. Уехал куда-то ввечеру, да и посейчас дома нет, да и нигде его нет; и думается мне, что не попусту он пропал, а что-нибудь с ним скверное приключилось. По всей видимости, это всё долгоруковские штуки!

— Да что ты!

— Верно тебе говорю. Большую он злобу на Васеньку питает. Должно, заманил куда да там и прикончил. — И старик смахнул дрожащей рукой набежавшую на глаза слезу. Рудницкий тоже молчал, подавленный страшным известием.

— Что ж ты теперь думаешь делать, сват? — спросил наконец он.

— Да вот спервоначалу думаю поехать к сему злодею да к ответу его потребовать. По лицу его подлому увижу, виновен он в сём али нет? И коли виновен, моя расправа с ним коротка будет!

— Ох, сватушка, — боязливо заметил Рудницкий, — с осторожкой говори с ним, потому больно большую силу Долгорукие взяли. Сказывают, не сегодня-завтра княжну Катерину царской невестой объявят. Будь поопасливей.

— Эх, сват, мне бояться нечего! — возразил Иван Фёдорович, — всё равно умирать пора, от смерти не уйдёшь. «Не вемы, в он же час придёт». А коли Васенька умер да Долгорукий его извёл, ни на что не погляжу! Не для кого мне жить тогда, он у меня один был…

— А я, чай, сватушка, Анюте ничего говорить не надо. Что её, бедную, заранее тревожить!

— Понятно, не говори. Может, и впрямь Васенька вернётся, а коли не вернётся — Божья воля! Тогда там видно будет. А пока прощай!

— Прощай, сватушка.

И старики обнялись, едва сдерживая накипавшие слёзы.

Иван Фёдорович, прежде чем отправиться к Долгорукому, заехал домой. Ему маячила слабая надежда, что все его опасения напрасны и что Васенька самым мирным образом спит в своей опочивальне.

Но стоило старому князю только взглянуть на хмурое лицо встретившего его Вельяминова, стоило только увидеть поджидавшего его Емельяна, чтоб убедиться, что надежды его обманули, что действительность остаётся действительностью, — и старик печально понурил свою седую голову.

— Был в казармах? — спросил он Вельяминова.

— Был. Всех спрашивал, — никто ничего не знает. Как в воду канул.

— Стало, надо к Долгорукому ехать.

— Поезжай, Иван Фёдорович, только вряд ли толк будет! — печально отозвался Вельяминов.

— Это почему же!

— А потому — отопрётся, бестия!

— У меня не отопрётся! — грозно сжимая кулаки, воскликнул Барятинский.

— Может, мне с вами поехать?

— Нет, к чему! Я и один с ним управлюсь!

И Иван Фёдорович уехал.

Когда Алексею Михайловичу доложили о приезде старого князя Барятинского, он положительно удивился этому неожиданному визиту. Барятинские и Долгорукие, несмотря на то, что их связывала общею нитью придворная жизнь, не только не поддерживали частного знакомства, но даже сторонились друг друга. Ни один из Долгоруких не бывал у Барятинских, и никто из Барятинских никогда не заглядывал к Долгоруким. И поэтому появление Ивана Фёдоровича Барятинского, слывшего притом вообще домоседом, даже редко появлявшегося в дворцовых покоях, не могло не поразить Алексея Михайловича, особенно когда слуга доложил ему, что гость желает видеть именно его.

— Да ты, может, ослышался? — спросил он. — Может, он к отцу приехал?

— Что вы, ваше сиятельство! — возразил слуга, — очинно хорошо расслышал. Они так и сказали, доложить-де молодому князю, что мне их видеть надобно.

Алексей Михайлович не знал ещё об исчезновении Барятинского, а потому не мог предвидеть, что визит Ивана Фёдоровича связан с этим исчезновением. Он удивлённо пожал плечами и сказал слуге:

— Ну, что же, проси его; скажи, что жду.

Иван Фёдорович вошёл твёрдым шагом, немного более бледный, чем обыкновенно, и, только кивнув Алексею Михайловичу, но не подавая ему руки, проговорил:

— Вас, конечно, должно удивить, государь мой, что я к вам в гости пожаловал. Пожалуй, вы ещё возгордитесь, — насмешливо продолжал он, — вишь-де, до чего мы силу большую взяли, что к нам и князья Барятинские на поклон стали ездить… Не на поклон я к тебе приехал и не дождаться вам поклонов от Барятинских, а есть у меня дело.

Долгорукий был страшно смущён таким вступлением, но всё-таки вежливо ответил:

— Что бы ни привело вас, князь, — я весьма рад вашему посещению.

И он, придвинув кресло к Барятинскому, уселся сам, дожидаясь, что скажет его гость.

«Ну, навряд ты очень-то обрадуешься!» — подумал Иван Фёдорович, садясь в свою очередь.