Владимир Орлов - Нравится всем - выживают единицы

60.

Я нес свое тело между кустарников. Оно было легким и немного задиристым. Трава едва слышно шуршала под ногами. Но это шуршание то возрастало, то стихало до полного молчания. И я видел свой путь, извилисто и прихотливо обходящий естественные препятствия. Это было тайное наблюдение за собственным маршрутом. Рельеф местности поминутно менялся: я то уходил вниз, то поднимался. Наконец стена деревьев оказалась такой плотной, что нельзя уже было двигаться дальше. Я снял ботинки и тут же погрузился во влажную траву. Почва была очень мягкой, я почти не чувствовал ног, когда делал первые десять шагов.

- Дальше - глубокий ров, - предупредил меня незнакомый голос. Я пошарил впереди палкой и вправду обнаружил провал.

- Кто здесь? - спросил я.

- Ни кто, а что, - ответил голос. Я встал с опорой на обе ноги, держась руками за ветви, и покрутил головой.

- Меня здесь нет, - игриво пропел незнакомец. Тогда я иначе настроился: освободил руки, а ноги согнул в коленях. Моя голова оказалась на уровне стволов, и тут я увидел его. Возможно, это был только цветной рефлекс от какой-нибудь масляной лужи.

- Может показаться, что это небольшая импровизация, - проговорил я. Или вскрывшаяся жила цветных металлов. Я прикрыл ладонью глаза и еще раз взглянул на это явление. То ли от напряжения, то ли от неудобной позы ноги мои задрожали и вскоре это стало внутренним содроганием. Я прислушался к биению своего сердца, отметил ломоту в затылочной области и перешел к детальному наружному обследованию. На полпути я принял другое соображение: меня кто-то ловко водит за нос, и если это не одно и то же лицо, то я просто спятил... Тут я почувствовал приближение. Хрустнула ветка, другая. Я весь сосредоточился, боясь вздохнуть поглубже. Это был М.(М. Лукин). Он стоял в этот момент на значительном возвышении и с интересом, и немного надменно меня разглядывал. Когда мы встретились глазами, я сказал:

- Здесь глубокая яма. Ты не знаешь, как перебраться на ту сторону? М. нагло хмыкнул и с заметным дефектом проговорил:

- А зачем тебе на ту сторону? Здесь тоже можно поваляться на траве и воспользоваться естественным уклоном для облегченного бега. Мишка Лукин был настоящим долбанным альпинистом. Он знал, как обогнуть по цоколю угол винного магазина с рюкзаком на спине и не упасть. Я сильно растерялся в этот момент. "Значит, не он?" - подумал я и подкинул ему для проверки еще пару вопросов:

- Так ты говоришь - на дне оврага вода? А сам подойти поближе не хочешь? Он так весь и закипел от негодования, но сдержался. Подозревать такого человека - бессмысленно... Суб?ект моего удержания был все время рядом.

61.

Следуя по пояс в воде, с обмоченными чреслами, увязая в иле и песке, я очень скоро добрался до середины реки. Она была столь же неглубока, как и у ее истока. Я остановился, посмотрел сквозь мутную воду и увидел чье-то отражение, свисавшие над моим. Однако оторопело приглядевшись и как следует настроив свое зрение, я обнаружил, что этот предмет находится в воде, то есть довольно глубоко в воде, чтобы я мог так запросто дотянуться до него рукой.

62.

Я упирался широким веслом в жесткое покрытие. Стоять было нелегко, но я подумал, что от этого небольшого преодоления мне будет только лучше. И еще сильнее повис на руках... Когда подошла Анжела, я через плечо прикидывал положенную дистанцию до пола и уже собирался представить это в дробях, Анжела встала между мной и полом и назначенным голосом кинула:

- Я вижу вы здесь развлекаетесь?

- Нет, нет, - ответил я торопливо и серьезно, быстро повернув к ней голову.

- Ничего, я буду за этим следить, чтобы вы не сбились. По-моему, она была крайне изумлена моим намерением заниматься именно этим. Я выставил одну ногу вперед, делая нарочитую балансировку, чем поверг ее в страшное замешательство. Анжела выбросила вперед красную тряпку, и мы примирились.

- Погоди, так я не понял, ты ко мне, что ли пришла? - воскликнул я, хлопнув ладонью по лбу. Она не поняла вопроса и буркнула в ответ:

- Не знаешь, в какую сторону и двигаться.

63.

Во впадинке между грудями заблестела капелька росы. Я собрался. Было раннее утро. Я вышел из шалаша и посмотрел на то, что творилось вокруг. А вокруг творились спокойная тишина и туман. Я мысленно перенесся в родные места, где все было благоустроено, где вставать можно было с мягкой постели на теплый, покрытый ворсистым ковром, пол. Я вспомнил об этом. Что-то меня настраивало против себя, но что - я не мог вникнуть. Я собирался с мыслями, приседал к земле от сосредоточенного размышления, и верная отгадка все время ускользала от меня. Я знал, что это где-то рядом, стоит дотянуться... Придя в себя от долгого и мучительного обдумывания, я оглядел внутренность палатки целиком. Оранжевая просвечивающаяся крыша свисала от основной оси и только здесь можно было встать в полный рост. Мои спутницы спали. Я тщательно разглядел их лица, положение тел, рук и ног. Я пытался что-то выискать именно в этом неопределенном образе. Что это было? Спящие люди? Нет. Это было что-то совсем другое. "Дети солнца", - решил я про себя, после короткой мозговой атаки. Но другой вариант тоже напрашивался. Вернее, мне хотелось им воспользоваться. Эти два тела были также похожи на два куска говяжьей колбасы. Но при точечном рассмотрении я уточнил вердикт: то были девушки, девушки Ренессанса, это их сопровождают сочные плоды, миртовые ветви, виноградные гроздья. Эти были такими же. Да и запах был подходящий. Я достал из своей сумки пачку сигарет и вышел на природу.

* III часть *

64.

Больше всего мне нравилось перечисление слоев. Оно было наиболее логичным из того, что я знаю. Аллювий. Пожалуй, одно слово способно как бы перемкнуть все наши каналы и выпустить на свободу эту извечную нервозность, чтобы она носилась сама по себе, вне ею передаваемого беспокойства. Я знал непродолжительное время не только как это называется, но и что это значит. В конечном счете я сдался и на подобные вопросы стал отвечать невразумительно с ходовыми изобретениями. Что такое был мой ответ? Близкое к представлению этого у ребенка. С той лишь разницей, что ребенок еще не научился заявлять об этом вслух и всякие там извинения не принимать ни в коем случае. Я повернулся лицом к друзьям и ткнул пальцем туда, где это должно было находиться. Все затихли.

- Слой слива, - проговорил я. - Слива, - повторил. - Стало быть, сливают, понимаете? Повисло тягостное молчание, все невразумительно на меня пялились.

65.

Мы стояли с Лацманом над бездыханным телом Лукина и думали: будить или не будить? Лацман обошел его ложе вокруг и заметил:

- Интересное положение. Я неуверенно усмехнулся.

- Обрати внимание на эту деталь, - воскликнул он, указывая куда-то на живот спящего. - Такое впечатление, что у него пупок развязался. Очень рыхлая передница.

- Как? - не понял я.

- Ну это такое выражение. Я взглянул на часы - было без четверти одиннадцать. То есть убедился, что мы здесь еще не так долго. Лацман продолжал свое исследование. Он забрался коленями на кровать и уже разглядывал синюшное отечное лицо Лукина.

- Кажется, следов от побоев не видно, - произнес он, переведя дыхание. - Но налицо явные признаки прежней юношеской угревой сыпи. Эти разводы, отпечатки ногтей. Я из приличия даже отвернулся. Лацман несколько раз подул ему в физиономию и удовлетворенно слез с кровати. Он испытующе посмотрел на меня, и я, повернувшись, пошел к двери.

66.

Зрение, оказывается, обманчивая штука. Я смотрел на стеклянный сосуд и реальные предметы переливались и растягивались. Я оправил синий лабораторный халат и присел на корточки, держа естественную линзу на вытянутых руках. Если двигать банку вверх, то предметы уплывают вниз. Это опыт. А если отвлечься от этого, что я знаю? Какой бы порядок вещей я захотел бы представить? Я подошел к шкафу и достал рефрактор на подставке. Почти сразу в комнате стало светлее в два раза. Я бы сказал, глаза мои прояснились. Я снял очки и стал усиленно тереть веки. Так. Где я? Ах, да - рефрактор. Я вытянул вперед руки и потребовал надеть мне резиновые перчатки. Из подсобки вышел хмурый Марат с челкой до самого носа и быстро, но без суеты, полез в шкаф, где лежали резиновые шланги, пробки и одна пара перчаток моего размера, молча натянул их мне на руки, коротко взглянул на меня, пробурчал что-то и вышел. Я зажег газовую горелку, укоротил пламя и направил на рефрактор. Огонь рассекался и бурлил на его плоскости, как струя воды, бьющая в стену. Сделав все это, я подошел с банкой к раковине и вылил воду. О, чудо! Вода так уплотнилась, что стала вязкой, как расплавленный казеин, и мне пришлось долго трясти банку, чтоб из нее высыпались все сгустки. Банка уже не была той что прежде. Стенки покрылись сотней мелких кристалликов, которые в удвоенном свете сияли, как бриллианты. Я поправил брюки, потому что я как-то сразу высох, и повернул тигельными щипцами рефрактор к себе лицом. Не было уже ни рефрактора, ни меня, ни изумрудной банки - остался лишь сквозной проем окна и сизая пелена вместо воздуха.