Григорий Медведев - Энергоблок
Все внове. Воспринимается остро и с некоторым удивлением. Достаточно только открыть дверь в любое производственное помещение или бокс, и всего тебя окатит веселым, звонким шумом вдруг оживших механизмов н приборов, и первыми запахами, теплыми и приторными, — красок и разогретого железа. Все это подбадривает, наполняет душу звонкой, пружинистой силой и толкает к действию...
Пуск везде, а на атомном энергетическом гиганте особенно — это время, когда нащупываются, уточняются и в первом приближении кристаллизуются технологические регламенты и нормы поведения. Машинисты и операторы еще не до конца чувствуют технологию, не уверены в переходных и аварийных режимах. Это как раз тот период, когда в помещении блочного щита управления станцией, являющемся местом святым и доступным лишь ограниченному кругу лиц, впускаемых по секретному коду, дверь распахнута.
В помещении блочного щита полно народу. Все в белых лавсановых халатах поверх костюмов, в белых же лавсановых чепцах и пластикатовых чунях поверх ботинок, хотя в общем-то их можно сегодня и не надевать. «Грязи» еще нет...
Огромный уран-графитовый реактор, мастодонт невиданной дотоле тепловой и нейтронной мощности, — в работе. Идет подъем стержней СУЗ (системы управления защитой реактора). Мощность постепенно растет. Достигли уже двадцати процентов от номинала...
Среди группы людей, стоявших в помещении блочного щита вразнобой, правда, за некоторой определенной незримой чертой, как бы отгородившей пространство для действий операторов, Палин увидел директора атомной электростанции Мошкина, длинного, тощего, совершенно лысого. Лицо и череп равномерно розовые. Виски и лоб взбугрились венами. Он выглядит покрасневшим от какой-то неловкости, и кажется, будто вот-вот попросит извинения. Глаза большие, круглые, черные и тоже будто виноватые. От плоских дряблых щек к шее кожа сходит множеством мелких черепашьих морщинок, и они густо собираются чуть ниже затылка, сходя на шею острыми складками.
Кожа дряблая от облучения, и по затылку особенно видно, как стар этот человек. На вид ему лет восемьдесят, от роду — шестьдесят. Состарили его радиация и чудовищно напряженная работа на первых таежных объектах. Палин знает, что в активе у Мошкина двести пятьдесят официально зарегистрированных рентген...
Его голова возвышается над всеми присутствующими. Он смотрит на полукружие пульта и мельтешащих операторов ровно, без тени оживления на лице, почти равнодушно. Собственно, его роль здесь скоро будет сыграна. Тянуть в эксплуатацию такой объект с его здоровьем — дело смертельное. И без того мало осталось... И все же, вместе с тем он испытывал и удовлетворение. Он нес нагрузку сообразно оставшимся силам. А их хватило лишь на то, чтобы подобрать сильных, честолюбивых и подобострастных заместителей-работяг, главного инженера... И в целом, весьма в целом, контролировать ход дел...
Он посмотрел на Алимова, который стоял рядом и был весь как на пружинах, готовый, чувствовалось, ринуться и, отстранив операторов, сам схватиться за ключи управления...
Заместитель начальника смены АЭС Сошников. Он в центре. У него в оперативном управлении контур многократной принудительной циркуляции с восемью мощными насосами, промежуточный контур охлаждения, байпасная очистка теплоносителя (частичный отбор воды из реактора на очистку от активности с возвратом назад) и барабан-сепараторы, в которых происходит отделение пара от воды. Но сейчас он контролирует и правый пульт, на котором «висит» весь машинный зал с двумя турбинами...
Сошников явно нервничает. Уровни в барабан-сепараторах правой и левой сторон пошли «в раздрай». Левый уровень почти на максимуме, правый — вот-вот уйдет из поля зрения.
Лицо у Сошникова темно-малиновое, скуластое, мясистое. Из-под чепца торчат слипшиеся от пота, редкие пряди...
«У него интеграл сто пятьдесят рентген...» — подумал Палин, глядя, как Сошников метнулся к ключу управления третьим ГЦНом (один из главных циркуляционных насосов, прокачивающих воду через атомную активную зону). Тревожно крикнул:
— Падает давление! Ч-черт!
В это время где-то высоко над головой заухали гидроудары. Все задрали головы к потолку, но, кроме перфорированных, низко подвешенных акмиграновых плит, ничего не увидели.
Алимов судорожно нюхал воздух. Весь нетерпение.
— Что произошло, Сошников?!
— Прошу не мешать! — рявкнул тот, усиленно работая ключами управления и приказав старшему инженеру управления реактором снижать мощность.
«Клоц! Клоц! Клоц!» — вторили ключи каждому нажатию руки оператора.
— В чем дело?! Почему снижаете мощность?!
Алимов выскочил за незримую запретную черту, подскочил к Сошникову и дернул его за рукав. Тот неожиданно бросил ключи управления, повернулся к группе стоящих и закричал:
— Кто здесь ведет режим?! Я или главный инженер?! Или, может, директор электростанции?!.. Прошу!.. — он отступил, решительным жестом предлагая главному инженеру Алимову занять свое место.
Мошкин неожиданно громовым басом приказал:
— Всем посторонним покинуть блочный щит! — И сам первый направился к выходу.
В помещении щита, кроме операторов, остались заместитель главного инженера по эксплуатации и заместитель главного по науке.
— Долбает в деаэраторе... — сказал Алимов Мошкину уже в коридоре, беспокойно нюхая воздух. Его налитое бурой краской лицо имело потерянный вид.
— Имейте такт не вмешиваться не в свои дела... — сказал Мошкин и пошел прочь.
В это время тревожно загудели ревуны на блочном щите. У Алимова побелело лицо. Он пулей влетел в помещение. Сработала аварийная защита реактора. Мошкин даже не повернулся, не дрогнул. По-стариковски шаркая чунями по желтому пластикатовому полу, вышел на площадку в далеком торце стометрового коридора, хлопнув дверью.
Палин вошел в помещение блочного щита управления вслед за Алимовым. Тот уже стоял вплотную к Сошникову, рядом — заместитель главного по эксплуатации. В глазах Алимова и его заместителя воинственная пытливость. Сошников стирает рукавом лавсанового комбинезона пот с распаренного крупнопористого лица.
— Крышка!.. Три гецеэна (главных циркуляционных насоса) хлопнулись... «Полетели» гидростатические подшипники... Подсело давление в деаэраторах, упало давление в сепараторах пара и на напоре главных циркуляционных насосов... И все... — Он непрерывно то одним, то другим рукавом вытирал пот.
Алимов начал панически бегать вдоль помещения блочного щита, делая стремительные нырки головой то вправо, то влево.
— Ну ты даешь! Ну ты даешь, Сошников! Ну, варвар! Сразу же, с первого раза, заколбасил аварию... Пиши объяснительную!.. Сегодня приезжает Торбин, начальник главного управления... Подарочек ты ему уготовал... Ну ты даешь!..
— Чего даешь?.. — Сошников перестал отирать пот. — Чего даешь, Станислав Павлович?.. Как пускаемся? Спешка... В таких условиях, когда блок к пуску не готов, я охотно уступлю вам свое место... Первый такой блок в мире... Еще не то будет... Так и скажите Торбину... А я плевать хотел!..
— Ну ты даешь! Ну ты даешь!.. — колготился Алимов и вдруг взорвался. — Срочно начальника цеха централизованного ремонта ко мне! Готовьте контур к замене выемных частей насосов! Расхолаживайтесь!.. Нет, вгорячую... — И выскочил.
Палин прошел по новенькому, светло-желтому еще пока пластикату деаэраторной этажерки на щит дозиметрии. Сам проверил активность по боксам. Всюду норма. Даже фон не «пронюхивается»...
Обошел все дозиметрические помещения, проверил работу газодувок, непрерывно прокачивающих воздух боксов через контрольные дозиметрические фильтры...
«Рано еще активности быть, не наработали...» — думал он, убедившись в полной отлаженности и правильном включении оборудования вверенной ему службы. Шеф-монтеры возились еще, правда, с системой «Брусника», с помощью которой предполагалось вести непрерывный контроль активности выбросов в вентиляционную трубу. Просят еще неделю...
Палин справился у радиохимиков об активности теплоносителя. «Минус шестая степень.»
Для начала неплохо... Звонок от химиков: фильтры байпасной очистки успели уже «поднабраться»... Триста миллирентген в час вплотную от корпуса... Уровнемеры еще не работают. Переносным малогабаритным радиометром по нарастанию гамма-активности измеряют уровень в фильтрах...
Позвонил в машзал. Старший машинист турбины Палину
— Гидроудары... Свакуумировались... Резко подсело давление в деаэраторах... Поломок нет... Слава богу!.. Вовремя «шлепнулась» аварийная защита реактора... Видимых аварийных течей нет...
Звонок от радиохимиков:
— Активность дренажных вод в приямках — минус одиннадцатая...
«Активность питьевой воды... — подумал Палин. — Добро...»
Палиным владело полное и сосредоточенное спокойствие. Начало многообещающее. Ухо надо держать востро. Черная труба над морем «молчит». Оттуда только что звонили. Он обеспечил непрерывное дежурство дозиметриста...