Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Словно услышав тихий звон бокалов, в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения сунул босую голову новый сосед, повел ей из стороны в сторону.

– Эге! Да вы тут бражничаете!..

Сказав это, он сразу исчез, но через минуту появился снова с высокой ребристой бутылкой в руках и небольшим, плотно набитым пакетом.

– Пустите уж в избушку на огонек, – он протянул бутылку – это оказался джин – Олегу, а пакет с едой – Лиде.

Сразу прежняя тишина и покой вечера оказались нарушены. Тарелки с подоконника перетащили на стол, зажгли свет. В пакете оказалась твердая, как палка, дорогая колбаса, кусок сыра и несколько банок: икра, оливки, какая-то рыба. Этакий походный набор. Даже небольшие, упрятанные в футляр стаканчики были в специальной коробке.

– Ну, – потер сосед руки, когда все было нарезано и приготовлено, – давайте познакомимся, а то все по норкам сидим в своих комнатах.

– И правда, – согласилась Лида, – а то мы все: сосед, да сосед, здрасьте-до свидания.

– Да я уж знаю, – кивнул головой он, наклоняя угловатую бутылку над стаканчиками, – мне бабуля все рассказала. Вот, говорит, Лида – хорошая девушка, не обижай, вот Олег – друг ее, человек морской, значит жилец вроде как временный. Ну, я что? Сосед, так соседом и зовите. Так что, со знакомством...

– Фу! – отставила стаканчик Лида и замахала перед ртом ладошкой, – как елку съела!

Олег засмеялся, повернулся к гостю:

– Я, может, и временный, а вы постоянно прописанный, так чем занимаетесь?

– Скажем так, юрист с уклоном в практику. – Это как? – не понял Олег.

– Очень просто, – пояснил сосед, ловко нарезая колбасу, – есть всякие доценты, профессора, что в институтах преподают. Теоретики объясняют, как в жизни должно по науке быть. Есть ребята, которым дипломы по барабану, чисто конкретные пацаны, что по понятиям живут и знают, что как в жизни на самом деле есть. И то, и то – однобоко. Ну, а я на стыке – соединяю теорию с жизнью. Приспосабливаю законы жизни к нормам юридическим. Ну, и людям помогаю. Исполняю самые заветные желания.

– Раз так, и Лиде бы помогли, – засмеялся Олег. – Ей охота мир посмотреть, дальние страны.

– Поможем, – ни секунды не раздумывая кивнул тот, – это легко, дадим такую возможность. Для некоторых и Колпино дальняя страна. Ну, а вам, уважаемый, чего бы хотелось?

– Мне? – Олег тоже думал недолго. – Хотелось бы, чтобы в Питере в старых районах запретили белые стеклопакеты в окна вставлять и спутниковые антенны на стены вешать.

– Почему? – удивился сосед.

– Дома уродуют. Рамы эти белые, словно заплатки, и посмотрите, дома какие становятся – как в прыщах, в этих антеннах. Сосед ошарашенно покрутил головой.

– Ну, не знаю. Огорошил ты меня, морячок. Уж больно масштабно мыслишь. Но могу обещать, здесь, в этой квартире, такого безобразия не будет.

Сосед уже ушел, оставив на Лидином столе свои припасы. Но снова гасить свет, чтобы вдвоем также сидеть у подоконника и смотреть на улицу, не хотелось. Что-то нарушилось.

– Что это он про Колпино говорил? – спросила Лида.

– Да он уже выпивши был, нес, что попало. А мужик ничего. Закуска ладно, а если он едва начатую бутылку оставил – это о чем-то говорит.

– Это говорит о том, что еще раз придет. Или не раз. Ладно, давай спать, а то тебе в пять на вахту вставать.

Олег с Людой полюбили гулять по острову. Сначала она показывала ему свои любимые места. Ее больше тянуло к паркам, к дворцу имени Кирова, к старой пожарной части на Большом проспекте. Отсюда они доходили до Морского вокзала, и Олег фазу поворачивал назад, махая рукой на ошвартованные пассажирские лайнеры:

– Ну их, надоело!

И они шли туда, где нравилось Олегу, по прямым линиям выходили к горному институту. Тут, правда, стоял на приколе ледокол Красин, но его штурман воспринимал спокойно, как музей.

Особенно Олегу нравилась следующая за метро линия. Не самая тихая, с громкими, разъезжающимися на перекрестках, трамваями. Ему нравилось пройти по ней от Малого проспекта до набережной лейтенанта Шмидта. Сначала дома были светло-желтыми, но после Среднего проспекта они словно темнели. Больше становилось мемориальных досок. Поэты, путешественники, географы. От табачной фабрики шел пряный запах табака. Дальше, за густо-зеленым Большим проспектом, линия вновь становилась светлой и словно раскрывалась, подходя к набережной.

Но бывало и так, что, проходя казалось бы по вдоль и поперек исхоженному острову, они с Лидой выходили в совершенно незнакомые места, где шла какая-то своя жизнь. А остров стоял все тот же, что и века назад. Хотя однажды, пройдя мимо расселенного, всего в трещинах дома, они через месяц его уже не нашли. Невысокий забор окружал то место, и на пустыре начали рыть котлован. Потом прямо на глазах здесь возводился дом. Машины без перерыва возили сюда красный, здорового цвета кирпич, и рабочие разгружали привезенную облицовку, чтобы новый дом ничем не отличался от соседних, одетых в гранит зданий. «Гранитные» плиты из кузова брали толстыми пачками и несли бережно, чтобы, не дай Бог, не погнуть или не поцарапать. Новая вечность оказывалась дешевкой.

Когда они в очередной вечер, усталые, уже шли домой, у подъезда из остановившейся машины вылез Гриша. Его единственные на все случаи жизни штаны и заношенная кофта дико смотрелись у не самой дорогой, но все равно ухоженной иномарки.

– Вот, – Гриша был торжественен и как-то тих. – Ездил за город. Дом смотреть.

– Ты что уезжаешь? Гриш? – засмеялась Лида, да и Олег улыбнулся. Настолько тот был тих и торжественен.

– Меняюсь. – Он и говорил солидно, с расстановкой, почувствовав себя уважаемым человеком, с которым считаются, возят куда-то далеко на машине.

– Зачем тебе дом? – поинтересовался Олег. – Свое хозяйство, морока одна. Брал бы лучше деньги.

– Нет. – Гриша помолчал и с каким-то усилием признался. – Нельзя мне деньги. Пропью. А дом – он что? Это свое! Хозяйство. Мне три разных предложили. Тихвин, Сланцы и... – Он, вспоминая, задумался, но так и не смог выговорить хитрое финское название. Все хорошие. Буду думать.

Гриша еще раз кивнул им и важно зашагал в подъезд.

– Ты домой хочешь? – Спросил Олег.

– Нет. А куда пойдем? На набережную?

– Да ну, сегодня же выходной. Там сейчас куда не плюнь – житель Москвы.

– А знаешь, – Лида от удовольствия оттого, что сейчас скажет, даже прикусила губу. – Полезли на крышу!

– Там не заперто?

– Нет. Сегодня рабочие что-то наверх таскали, и чердак открытым остался.

Крыша у дома оказалась неожиданно крутой. С низенькими, словно игрушечными перилами по краю. Они сели у самого конька лицом к Неве. Крыши, крыши, крыши – серые, коричневые, с новыми блестящими металлическими заплатками, торчащими антеннами. Солнца уже не было, и шпили Петропавловки и Адмиралтейства темными иглами втыкались в небо. Купол Исаакия на другой стороне Невы стоял перевернутой чашкой. Шпили и башни поменьше терялись, словно в серой дымке. И было тихо. Шум редких машин остался где-то внизу, лишь изредка по набережной или через мост проносился свет фар.

– Смотри, – сказала Лида, – все старые дома. Как наш. А знаешь, Олег, я домовую книгу смотрела. Кто в нашем доме только не жил... Какие-то капитаны Главсевморпути, скорняки, уполномоченные чего-то. Словно другой мир. В сорок первом, сорок втором просто где «куда выбыл» – «умер», «умер». А в шестидесятые, паспортистка сказала, старые жильцы потихоньку выезжать стали, отдельные квартиры получать. На Гражданку, в Полюстрово. И снова люди въезжали.

– Смотри, – указал рукой Олег, – вон наши мачты виднеются, выше всех. Словно знак вечности, как и века назад.

– А знаешь, Олег, вот наши профессии, получается, вечные. И тогда, когда эти дома строили, ведь библиотеки были, а уж парусники...

– Жалко, что мы сами не вечны... Кстати наш барк тоже с историей. Реквизирован у немцев после победы, а так он и до войны под парусом ходил. Сначала его у нас военным отдали. Приходил как-то в Балтийске дед, капитан 1 ранга, в отставке, конечно, рассказывал, что он на нем командиром мачты начинал служить. Так эту мачту чуть не целовал.

– Люди всегда тоскуют по прошлому. Кто-то там в Париже или на Колыме, кому как повезло, тосковал по этим вот квартирам, когда они не квартирами были вовсе, а особняками.

– Вот-вот, – подхватил Олег, – а вы переедете же когда-нибудь в отдельные панельные и будете тосковать по своим комнатам в коммуналках, приезжать с той же Гражданки или Полюстрово на Васильевский остров, а здесь уже снова особняки...

– Не знаю. Моя тетка в этой комнате и в блокаду жила, да все никак выбраться не могла, а я и вовсе уезжать отсюда не хочу. Смотри!.. – Лида вскочила, – мост разводят!

Вскоре сквозь разведенные ладони мостов пошли первые суда, стало совсем уж зябко, и они спустились вниз.

В квартире, несмотря на позднее время, горел свет. Сосед шел по коридору, крутя на пальце связку ключей и что-то напевая, да Гриша тихо, как мышь, шуршал в своей комнате.