Нурбей Гулиа - Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных
- А калий? - быстро спросил я.Лика горько усмехнулась.
- Вот этогото мы и не учли! И я хороша - кандидат науквсетаки, должны же быть хотя бы элементарные познания в ме дицине! А Владик вообще советовался только со своими тупо умными "качками"! У нас же все сведения о допингах за семью печатями! Начнешь у врача команды консультироваться, а тебя сразу заподозрят, на партсобрание вызовут! Тьфу! - вспылила Лика. - Вот так он и продолжал пить водку и много мочегонно го. В туалет бегал каждые полчаса.
И в Сухуми у него вдруг начались судороги - то ногу све дет, то руку. Я ему массаж делала, видела, как он хочет изба виться от свой беды. Купили "ношпу", судороги чуть поутихли. Обрадовались мы, что вроде все как надо идет. Я уже и водку вместе с ним пить стала, чтобы помочь ему.
"Знаешь, - както в постели признался мне Владик, - а я ведь почти что изменил тебе весной. Пристала некая женщина, как оказалось, любовница одного профессора и бывшего спорт сменаштангиста. Пришлось лечь с ней в постель - она без ума была от моего тела. "Тебе, - говорит, - в подметки не годится мой бывший!" А когда дошло до дела, как я ни старался - ниче го не вышло. Пришлось сказать ей, что жена у меня красавица, а она - не в моем вкусе. Боюсь, что она своему "бывшему" все расскажет, а он часто в твоем институте бывает. Пойдут гулять сплетни. Хотя бы уж скорее настоящим мужиком стать, все сде лаю для этого!"
И тут я совершила ошибку - сказала, что знаю этого "быв шего" и назвала твою фамилию, - призналась Лика. - А потом уже ошибку роковую - выпила, дура, и призналась, что была с тобой. А он только и спросил: "Ну и как этот штангист в кой ке?" Я и сказала, как.
Посмотрел Владик мне так пристально в глаза и повернулся к стенке.
"Может, и прощу тебе это, когда опять мужиком стану, но только не сейчас!" - прошептал он в стенку.
- А назавтра пошли мы с ним на море купаться, ты знаешь, там пляж весь в спасателях и наблюдателях. Было десятое августа... - Лика всплакнула и, утерев слезы, продолжила. - Плывем вместе, чувствую, Владик задыхается. Перевернулся он на спину, лежит, пытается отдышаться. Вдруг глаза его за катываются и тело както задергалось. Я - к нему, голову под нимаю, чтобы не захлебнулся, ору благим матом, машу рукой. Помогите, мол, тонем!
Подоспели спасатели, вытащили Владика на берег, начали откачивать, а воды в легких нет! Подошел врач, посмотрел и го ворит мне: "Остановка сердца, мы бессильны!"
- И все, делай что хочешь! Как это ужасно - все отошлив сторону, оставили меня одну с мертвым мужем. Сама, дескать, и разбирайся с ним. Поодаль отдыхающие купаются, в волей бол играют... Нет, не полюдски все это! Как антилопы в Афри ке - лев только задрал одну из них, а остальным - хоть бы хны! В Москве подтвердили - остановка сердца изза дефицита ка лия. Принимаешь мочегонное - принимай и препараты калия! Говорят, от этого много спортсменов погибает, футболисты прямо на поле мрут! Нет, чтобы везде кричать, писать об этом, - держат в секрете, у нас, мол, в СССР допингами не пользуются! - снова взвинтилась Лика. - Так он и не простил мне измену с тобой! Что делать теперь? - снова заплакала Лика.
- Молиться, а что еще? - высказал я то, что думал. - Тогдаи я скажу тебе, раз такое дело. То, что ты жена Ульянова, только раззадорило меня. Я узнал, что моя любовница Тамара переспа
ла с твоим мужем, мы с ней и поссорились изза этого. И то, что она была восхищена его физическими данными - тоже знаю, мир не без добрых людей, а Владик имел неосторожность про говориться друзьям. Но про его беду я впервые от тебя узнал. Правда, потом и Тамара подтвердила это.
Конечно же, про мое "особое состояние" и слова, произне сенные голосом Буратино, я не сказал.
- Лика, ты молодая и красивая женщина, у тебя еще всевпереди! - сделал я попытку успокоить ее. - Но знай, что "чи стка" спиртом и мочегонным обычно не восстанавливает утра ченных мужских качеств. В лучшем случае прекращается лишь тяга к анаболикам - это же своего рода наркотик! Если бы это вернуло твое душевное равновесие, я бы предложил тебе руку и сердце, - соврал я, - но думаю...
Лика замахала руками, не дав мне закончить фразу.
- Прошу тебя - о былом ни слова! Если хочешь - будемпросто друзьями, но знай, что теперь мне очень тяжело тебя видеть, так что лучше...
- Ухожу, ухожу, ухожу! - понял я намек, а Лика вся в слезах пошла к себе в отдел. Пожалуй, это самый противоречивый и страшный случай исполнения моего проклятия.
Остались еще два случая, и оба трагичны и лишены какой либо романтики - ревности, там, или измены. И вспоминать тяжело, но уж раз пошла такая пьянка - режь последний огу рец! Вернее, последние два огурца.
Первый из них произошел вскоре после гибели Владислава. Я встретился близ ИМАШа с друзьями - сотрудниками инсти тута. Прекрасно помню, где это произошло - у памятника Гри боедову на Чистых прудах. Там я и получил от них известие, что один хорошо знакомый человек, которому я доверял, подгото вил "смертельный удар", который намеревается нанести мне завтра на Ученом совете института.
Снова, как и десять лет назад, закружилась голова, все вок руг померкло, затихло, остановилось, я словно отодвинулся и от кудато изза пьедестала памятника Грибоедову услышал чужой и безучастный голос, исходящий из уст моего тела, стоящего в кругу друзей:
- Не успеет. Сегодня же вечером разобьется на автомобиле!
Наутро я пришел на работу с небольшим опозданием - по мню, покупал полушубок, который для меня отложили в мага зине. И сотрудники с каменными лицами сообщили мне, что слова мои с точностью сбылись - поздно вечером человек тот попал в автокатастрофу, причем погиб не один. Я тогда от испу га чуть голоса не лишился и вспомнил случай с Владиславом...
Уже в начале девяностых годов в пятницу вечером вдруг зво нит мне домой близкий человек, как говорится, "друг номер один" и сообщает следующее. Некий влиятельный, молодой и жесткий человек, хорошо мне знакомый, подсунул ему такую "свинью", что дальнейшее пребывание в нашей стране, то есть в СССР, становится для него если не опасным, то, по крайней мере, бесперспективным. Услышав это, я понял, что могу лишить ся одного из самых близких мне людей, да в результате и лишил ся, так как он вскоре уехал в США.
Произошло опять то же, что и раньше: в бешенстве я ударил кулаком по столу и взревел в трубку: "Да чтоб он сдох, гад..." - после чего, вспомнив прошлое, закрыл себе рот рукой, но было уже поздно. Наступили все те же симптомы, и в тишине, полутьме и безвременье некто похожий на меня добавил, как потом мне рассказывал мой друг, "электронным" голосом: "от апоплек сического удара!" Никогда раньше я этот архаический термин не произносил, но тем не менее в понедельник утром я узнал, что накануне наш недруг - молодой и внешне здоровый чело век - умер от тяжелейшего инсульта.
Вот и все! Страшно не хочется добавлять слово "пока", Бог даст, на этом и закончится! Итак список жертв достаточен, да и не винные пострадали - в том автомобиле, что разбился, напри мер. Теперь если ктонибудь меня "доводит", то я просто тихо говорю ему: "Бог с вами!" или "Бог с тобой!". А недавно узнал, что именно эти слова говорил Сталин людям, которые его "до водили" еще в 20х годах. В 30х он уже этих слов не говорил...
ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ...
А чтобы уменьшить гнетущее впечатление от всего преды дущего, расскажу напоследок, как прокляли меня самого, при чем буквально за считанные недели до того, как я впервые при менил, а может, и обрел этот свой "дар". Возможно, это первое проклятье в мой адрес, мгновенно и с необыкновенной точнос тью исполнившееся, и дало "первотолчок" для обретения этого "дара" у меня самого. Могу только признать, что проклятье было вполне адекватно моей вине.
Еще в период моего раннего детства, сразу после окончания войны, наша соседка по коммунальной квартире - Рива, сдава ла угол в своей комнате постояльцам. Мне запомнилась заез жая перезрелая пышнотелая оперная певица - немка Ольга Гильберт, непомерно гордившаяся своей арией Брунгильды. Ольга пила, постоянно срывая концерты, и приводила любов ника, которого отпускали на это время из тбилисской тюрьмы.
Фамилия его была Кузнецов, и я его называл Кузнечиком, благо он был очень похож на это насекомое.
Певица Ольга буквально затерроризировала всю квартиру. Вопервых, своим громким оперным пением, особенно в пья ном виде и дуэтом с Кузнечиком. Вовторых, своим полным пре небрежением к нам. Обращение к нам было одно: "Шайзе!" Она, правда, утверждала, что это понемецки "уважаемые". А Риву называла не иначе как "юдише швайне" - "юная красавица" в ее интерпретации. Наше терпение было и так на пределе, а тут мы еще вдруг узнали реальный смысл ее обращений, что озна чало "дерьмо" и "еврейская свинья". Фрау Гильберт сделалась "персоной нон грата" в нашей квартире.
Взбешенная Рива стала выталкивать спившуюся "Брунгиль ду" из комнаты, выбрасывать вон ее концертные платья и туф ли. Ненавидя "фрю" всей душой, я принялся посильно помогать Риве, плюясь на обидчицу изза угла и приговаривая: "Шайзе, шайзе!". И тогда мерзкая гримаса исказила опухшее от пьян ства, порочное лицо "фри". Она глянула мне прямо в глаза и про шипела: