Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

- Изъящное решение! - констатировал Борис Семёнович и послал меня: нет, всего лишь на Ликинский автобусный завод, заключить договор на разработку вариатора для городского автобуса. Вместе со мной он послал туда молодого ассистента своей кафедры - Георгия Константиновича Мирзоева - будущего Главного Конструктора Волжского автозавода. Я понял, что Фалькевич видел меня после защиты диссертации преподавателем на своей кафедре.

И кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы академик Тициан Трили не встретился бы со своим, как оказалось, другом - Борисом Фалькевичем, а тот не рассказал бы ему обо мне и моём изобретении. Трили, оказывается, уже слышал о моей 'феноменальной' изобретательности от небезызвестного Геракла Маникашвили и запланировал 'иметь' меня у себя в институте.

И вот расстроенный Борис Семёнович рассказывает при встрече мне, что академик Тициан Трили, узнав о том, что мы сотрудничаем, задал ему риторический вопрос, переданный мне буквально:

- Почему сей молодой человек, должен работать у тебя, а не у меня? У тебя в Москве и без него много талантливой молодёжи!

Смущённый Борис Семёнович поведал мне, что академик Трили - очень влиятельный человек, да и его близкий друг. Отказать ему профессор Фалькевич не мог. Так я, как какой-нибудь скакун или борзой пёс, был передан от одного 'феодала' другому. Тем более позже, когда Маникашвили устроил мне встречу с Трили в его кабинете визе-президента АН Грузинской ССР, я увидел очень симпатичного, спортивного человека, лет пятидесяти, непохожего на всех этих Самсончиков и Гераклов. Чуствовалось, что он и на своём посту близок к науке, знает о том, что его институту пора менять стиль работы и руководство, да вот всё 'руки не доходят'. Вот переизберут его с этой должности, тогда:

А что 'тогда', я так и не успел узнать, потому, что из смежной комнаты вдруг быстрой походкой вышел человек, появление которого заставило Тициана, да и меня, конечно, встать навытяжку. Этим человеком оказался Президент Академии, великий учёный-математик Николай Иванович Мусхелишвили. Я впервые в жизни увидел живого классика, равного, пожалуй, Ляпунову, Остроградскому или Гамильтону по значимости.

Классик был в помятом костюме с помятым же галстуком на боку, и растёгнутыми верхними пуговицами рубашки. Рассказывали, что он был так рассеян, что однажды появился на работе в двух галстуках сразу.

- Батоно Нико, - сказал Тициан, когда Президент передал ему стопку каких-то бумаг, - хочу представить вам молодого учёного Нурбея Гулиа, которого думаю взять к себе на работу.

- Гулиа, Гулиа, - повторил классик, пожимая мне руку, - да это же писатели!

- Да, батоно Нико, - подтвердил Трили, - это его дед и дядя писатели, я их хорошо знаю, но сам он - учёный, причём в моей области знаний. Сейчас он учится в аспирантуре в Москве, должен скоро защититься, а затем приедет на родину - в Грузию!

- Это хорошо, - скороговоркой подтвердил батоно Нико, - хорошо, когда из Москвы - на родину, вообще - из Москвы - это хорошо! - и ретировался в свою комнату.

Мы с Тицианом сели. Я достал статью, где писал о перспективных автомобильных проблемах, тех, о чём я рассказывал выше. Авторами были записаны академик Трили и я. Тициан внимательно прочёл статью, а потом, вычеркнув мою фамилию, написал: 'профессор Б.С. Фалькевич'. Улыбнувшись, он сказал мне фразу, которую я хорошо запомнил:

- Лучше - одной статьёй меньше, а одним другом больше!

Статья в рекордные сроки была опубликована в самом солидном журнале Академии Наук СССР.

Разбитая дверь

Я обещал потратить своё свободное время на борьбу с Мазиной и должен был выполнить своё обещание. Но всё, почти как у Тициана Трили, 'руки не доходили'. Но, наконец, дошли. И всё благодаря Васе Жижикину.

Пока не началась знаменитая на весь городок моя свара с Мазиной, я тратил свободное время на всякие пустяки, шуточки. После каждой выпивки наш 'татарин' Саид Асадуллин показывал в общежитии номер, который, по его словам, исполнял в мире он один. Каждому, кто его исполнит, татарин обещал бутылку водки. Номер заключался в том, что Саид брал в руки ремень по ширине плеч, и перепрыгивал обеими ногами через этот ремень, согнувшись в три погибели и подсовывая ремень себе под ноги. Это только выглядит легко, а попробуйте сами! Самый здоровый из соседей - Мотя, и тот падал носом, когда пробовал, а Жижкин даже и не пытался.

Желая выиграть у Саида, я начал тренироваться, падал, вставал и постигал мастерство.

- Почему татарин может, а я с моими ногами штангиста - нет? Не бывать такому - решил я, - и научился прыгать. Причём не только вперёд, а что гораздо труднее - и назад.

И в очередной раз, когда Саид заявил, что только он, единственный татарин на свете, может перепрыгнуть через пояс, я 'разозлился' и сказал:

- Гони бутылку, сейчас я буду прыгать!

- Гани бутылк, гани бутылк! Ты прыгни наперёд, а я - гани бутылк!

Я лениво взял в руки пояс и легко перепрыгнул через него несколько раз вперёд, а потом и назад. Все ахнули. Саид, мгновенно отрезвев, погнал в магазин за бутылкой. Мы весело выпили, но показалось мало. Я и говорю уже подвыпившиму Саиду:

- Татарин, а хочешь меняться - ты ставишь ещё одну бутылку водки, а я - бутылку десятилетнего коньяка из Тбилиси!

Саид смекнул, что эта сделка выгодная, но всё-таки потребовал:

- Покажи!

- Ты что, своим не веришь, не поставлю - ты можешь свою бутылку и не открывать: и т.д. и т.п.

Татарин побежал ещё за одной бутылкой, а я открыл подарочный набор 'Охотничий', который привёз из Тбилиси. Там были три маленькие бутылочки по 25 миллилитров (грамм) 10-летнего коньяка - точные копии обычных бутылок. Я достал одну из них, поставил на стол, и мы стали ждать прихода Саида. Тот забежал с бутылкой и уставился на это 'чудо' на столе.

- Это не бутылк! - только и сказал он.

- А что это - чашк, банк или кружк? - это и есть бутылк, только маленький, а размеры мы и не оговаривали! - убеждал я Саида. Ко мне присоединились и соседи, которые тоже убеждали Саида: 'Это бутылк, настоящий бутылк!'

Добрый татарин не выдержал - открыл бутылку и разлил водку по стаканам. Для запаха мы добавили в каждый стакан по напёрстку коньяка, а красивую бутылочку Саид запрятал себе в тумбочку.

- Чтобы помнил, как меня надули! - смеясь, сказал он.

Назавтра выпить уже было нечего, я и вечером проглотил вторую бутылочку коньяка. А потом шальная мысль пришла мне в голову. Я втихую поставил эту пустую бутылочку рядом с первой в тумбочку Саида. А вскоре появился и слегка выпивший Саид.

- Как ты меня вчера надул со своей бутылочкой коньяка! - вспомнил Саид.

- Может и надул, но если быть честными, то бутылок коньяка было две! - убеждённо сказал я.

- Один, один! - настаивал Саид, ища поддержку у соседей. Но они только воротили носы, не понимая, чью сторону выгоднее принимать.

- Давай спорить на бутылку водки - предложил я, - что бутылок коньяка было две!

- Давай! - вдруг согласился Саид, - я знаю, как доказать. Я спрятал пустой бутылк в тумбочка!

Саид открыл тумбочку и достал: две пустые бутылки из-под коньяка. Жаль, что я не сфотографировал выражение лица Саида. Станиславский сказал бы, что это мимика 'высшей степени удивления'. Не меньшее удивление было и на лицах у соседей - они же видели вчера, что Саид прятал в тумбочку одну пустую бутылку. Но им маячила выпивка 'на халяву', и они признали, что бутылки было две.

Саид побежал за водкой:

Назавтра я выпил последнюю бутылку коньяка, а пустую, конечно же, сунул опять в тумбочку Саида. И когда вечером подвыпивший Саид пришёл домой, я сразу 'взял быка за рога'.

- Ну, Саид, значит, выпили мы с тобой мои три бутылки коньяка:

- Что? - перебил Саид, - какой три бутылк? - и он быстро открыл тумбочку, где красовались живописной группкой три цветастые бутылочки.

- Сволочи! - возопил Саид, - надули меня всё-таки!

- А вы, - он кивнул на соседей, - вместо того, чтобы сосед помогай, этот жулик, - и он показал на меня, - помогай!

Хороший, добрый и бесхитростный парень был Саид. Был, потому, что нет уже его.

Он получил квартиру в новом 'спальном' районе, где все дома одинаковые. Приходит выпивший, как ему показалось, к себе домой, пытается открыть дверь. А оттуда выходят жильцы и прогоняют его. Саид сидит на лестнице, соображает, осматривает дом - вроде его, и снова начинает рваться в квартиру. Теперь уже жильцы накостыляли ему бока, и Саид вышел наружу. Сел на крыльцо, а дело было зимой, и замёрз там. А дом его был рядом, как две капли воды похожий на тот злосчастный, куда рвался Саид:

Теперь о Жижкине, который и инициировал мою обещанную свару с Мазиной. Вёл себя он нагло - заходил в мою комнату, пользовался моей электробритвой, и что хуже всего, выливал после этого на себя мой одеколон. Лукьяныч мне донёс на его безобразное поведение. Я и заменил одеколон во флаконе на уксусную эссенцию, которой клеил магнитофонную плёнку, а одеколон залил во флакон из-под эссенции.