Борис Ляпунов - В мире фантастики. Обзор научно-фантастической и фантастической литературы.
Фантастика как сатирический прием, как метод, позволяющий обнаженно, выпукло, будто сквозь волшебную лупу, показать и высмеять человеческие недостатки, — это знакомо нам еще по классической литературе. «Нос» Н. В. Гоголя, «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина, произведения Рабле, Свифта, Марка Твена, Анатоля Франса — лишь немногие примеры сатирической фантастики.
Вводя необычайное в знакомую обстановку, пользуясь преувеличением, сатирик фокусирует внимание на том, что зачастую проходит мимо нашего сознания.
Благодаря преувеличению сатирическая фантастика становится своеобразным рупором прогрессивных идей, позволяет обнажить уродство социальных отношений в мире капитала, отражает конкретную политическую обстановку.
Наконец, изображая иной раз ситуации исключительные, ставя героев в особо драматические положения, сатирическая фантастика дает возможность выявить опасность, последствия которой в будничной действительности трудно или невозможно усмотреть, и тем самым в определенной степени смыкается с фантастическим романом-предупреждением.
К памфлету и сатире советские фантасты обращались не раз. Но в последнее десятилетие сатирическая фантастика стала развиваться особенно широко. Появляются политические памфлеты с фантастической посылкой, сатира, основанная на приемах фантастики, рассказы, хотя и не являющиеся памфлетами, но имеющие памфлетное звучание, сатирические пародии. К сатире и памфлету обращаются сейчас многие фантасты и старшего поколения, начавшие писать еще до войны (JI. Лагин, Н. Томан, А. Казанцев), и те, чей творческий путь начался относительно недавно (И. Варшавский, А. Днепров, А. и Б. Стругацкие, А. Шаров, З. Юрьев, А. Шалимов, Ю. Цветков, И. Калиновский и другие).
Роль фантастической посылки в памфлете иная, чем в обычной фантастике. Она еще более изменилась в памфлетах последнего времени. Если в ранних произведениях, например, Л Лагина и С. Розвала ею служило вымышленное открытие, то теперь — это чаще всего невероятное событие, порождающее невероятную ситуацию. Подобный памфлет продолжает линию, начатую еще Уэллсом.
В «Борьбе миров» Уэллс показал, как могли бы повести себя представители разных слоев английского общества перед лицом угрозы космического нашествия. Памфлет «Майор Вэлл Эндъю» Л. Лагина (в сборнике «Фантастика. 1962»)* — своеобразное продолжение этого романа Уэллса. Фамилия героя в переводе означает: «Ну, а как вы?» Майор Эндъю становится, пользуясь современной терминологией, коллаборационистом. Агрессоры кажутся ему непобедимыми, он готов пойти на любую сделку с совестью, лишь бы выжить. Памфлет разоблачает философию приспособленчества, он изображает человека, готового использовать любую силу — даже чудовищную военную мощь агрессоров-марсиан, чтобы «навести настоящий порядок в стране, суровый, беспощадный». Вполне понятно, какой порядок имеется ввиду.
Еще одну вариацию на тему, затронутую Уэллсом в романе «Борьба миров», предлагают читателю А. и Б. Стругацкие в фантастической повести «Второе нашествие марсиан. Записки здравомыслящего»*. Но, в отличие от уэллсовских марсиан, марсиане Стругацких не являются агрессорами в полном смысле этого слова, они не уничтожают людей и их города. Они покупатели и платят за нужный им товар — желудочный сок — звонкой монетой. И находится достаточное количество продавцов — спрос рождает предложение. Но кто они? Те, кого устраивает любой способ обогащения и кого не смущает унизительность превращения в своего рода дойную корову марсиан. С точки зрения такого мещанина, для которого собственное благополучие превыше всего, пришельцы с Марса — чуть ли не благодетели человечества: ведь они уничтожили даже наркоманию (чтобы желудочный сок вырабатывался бесперебойно и высшего качества!). Авторы показывают, что буржуазная демократия и привнесенные марсианами фашистские порядки вполне уживаются друг с другом. Такое совпадение естественно, потому что они имеют много общего — пренебрежение к человеческой личности, к свободе и достоинству человека. И в этой повести Стругацкие остаются верными своей непримиримости к психологии сытого мещанства. Повесть (устами одного из героев) ставит неизбежный вопрос — неизбежный для того, кто не хочет смириться с позорной участью, уготованной для людей марсианами: «что я должен делать?» Ответом служит сам ход событий, описанных авторами. Читатель подводится к мысли о необходимости борьбы против насилия, в какой бы форме оно ни выражалось.
Научно-техническая идея в памфлете не является двигателем сюжета. Фантазия здесь служит своего рода увеличительным стеклом. И когда, например, И. Калиновский в своих рассказах (сборники «Королева большого дерби» и «Когда усмехнулся Плутарх»)[109] оперирует понятиями об антивеществе или телетранспортации, этот прием — лишь средство сатиры.
Еще более необычна ситуация в другом рассказе того же автора. С помощью особой операции в одном человеке оказываются совмещенными двое, причем — противоположные по социальному положению и характеру: миллионер и рабочий. Такое совмещение, давшее возможность герою словно прожить две жизни, помогло автору сравнить обоих персонажей, и сравнение оказалось не в пользу бизнесмена.
Острую политическую сатиру создают писатели, обращающиеся к теме «человек — машина». Будущее кибернетики вызывает споры, а появление «мыслящих машин», в перспективе — кибернетических двойников человека, дает благодатный материал для острых фантастических ситуаций. К ним прибегают в своих рассказах И. Варшавский и А. Днепров (в сборниках И. Варшавского «Молекулярное кафе»*, «Человек, который видел антимир»*, «Солнце заходит в Дономаге»*, А. Днепрова — «Уравнение Максвелла»*, «Формула бессмертия»*, «Пурпурная мумия»*, «Пророки»*).
Под Дономагой («Солнце заходит в Дономаге») легко угадывается любая из высокоразвитых капиталистических стран нашего мира, хотя автор и не указывает конкретно, где происходит действие.
К чему приводит развитие науки и техники в стране, в которой властвуют монополии? Там достигнуто процветание, но человек не обретает счастья, он становится рабом бездушного строя, превыше всего ставящего прибыль. Отсюда все конфликты, происходящие с героями в Дономаге. Один из них, например, едва сам не превращается в автомат, другой становится живым вычислительным устройством, третий — искусственный человек, рожденный в колбе, — влачит жалкое существование придатка машины. Четвертый оказывается единственным, кто выживает после катастрофы, вызванной испытанием нового оружия, и делит свое одиночество лишь с «электронным мозгом», а в конце концов погибает. Солнце заходит в Дономаге...
К циклу рассказов о Дономаге относится и рассказ «Тараканы» в авторском сборнике «Лавка сновидений»*. В нем приведны не только отдельные черты жизни в этой вымышленной стране, где все регламентировано, где биостимуляторы заменяют людям эмоции, а человеческая личность низведена до стандарта, но показано и чудовищное неравенство, господствующее в государстве, где правящая каста отыскивает с помощью генетического гороскопа будущих гениев, которых отправляют затем в исследовательский центр. Автор описывает чудовищные эксперименты по созданию мыслящих обезьян и подчеркивает, что народ Дономаги — лишь материал для все более изуверских опытов.
Сатирическими приемами Варшавский показывает, какое мрачное будущее ожидает человека в капиталистическом обществе, использующем в своих целях высшие достижения автоматики. Человек в нем сам превратится в автомат, лишится естественных чувств и эмоций. Но писатель верит, что люди не допустят превращения мира в механизированный «рай». Поэтому закономерен бунт против новой формы навязанного человечеству рабства.
В рассказах сборника «Молекулярное кафе» высмеиваются штампованные сюжеты, бытующие в западной фантастической литературе, показывается, до какого абсурда может довести идея о полной замене человека машиной и каковы политические следствия решения кибернетических проблем буржуазной наукой (разделы «Автоматы и люди», «Секреты жанра»).
О мыслящих роботах, биоэлектронике, парадоксах пространства-времени и других пишет Варшавский в рассказах сборника «Человек, который видел антимир»*. В нем широко представлены юмористическая фантастика и фантастические памфлеты.
Есть и такие фантастические произведения, которые целиком к памфлетам отнести нельзя. Но благодаря гротескности в изображении характеров, сатирически заостренным чертам они приобретают памфлетный характер. К такому приему прибегал в свое время Александр Беляев. Им пользуются и современные фантасты.
Действие многих памфлетов происходит в будущем, но встречаются и такие рассказы, где авторы разворачивают действие в нарочито обыденной обстановке сегодняшнего дня. В нее врывается нечто необычайное, и потому наши современники предстают перед нами по-иному. Такая линия идет от Уэллса (рассказ «Человек, который мог творить чудеса», например).