Нурали Латыпов - Бигуди для извилин. Возьми от мозга все!

Теорию мышления изучали и продолжают изучать не только психологи. Выдающийся русский физиолог И.М. Сеченов выделил в качестве двух главных и взаимоопределяющих стадий мышления анализ и синтез. Лауреат Нобелевской премии И.П. Павлов показал, как формируются временные нервные связи, отвечающие за ассоциативные каналы. Приходя к умозаключению, организм (аналогично прочим своим занятиям), получая сигналы о каждом своём действии, непрерывно корректирует свою деятельность. То есть мысль непрерывным потоком «обтачивает» задачу-камешек, разворачивая её, изучая и анализируя. Мозг выдвигает всё новые предположения, получая дополнительную информацию и проверяя гипотезы, пока не будет выстроено решение, удовлетворяющее неким внутренним критериям правильности.

По словам уже не раз упомянутой мной Т. Черниговской, принятие решения у мозга занимает секунд 7–20, и принимается оно до того, как вы об этом узнаете и будете оставаться в уверенности, что это ваш самостоятельный выбор. Речь, конечно, идет о простых ситуациях, а не о жизненно важных решениях. Но это не избавляет от возникновения правомерного вопроса: «Так кто же кому принадлежит — я мозгу или мозг — Мне?».[42]

Знание — «активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства. Акт познания осуществляется посредством упорядочения ряда предметов, которые используются как инструменты или ориентиры, и оформления их в искусный результат, теоретический или практический… В каждом акте познания присутствует страстный вклад познающей личности и эта добавка — не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания» (М. Полани).

Майкл Полани — учёный-химик, получивший дополнительно и медицинское образование — уже упоминался в предыдущей части книги. Он создал выдающийся философский труд «Личностное знание», где проанализировал как различные аспекты процесса получения знания, так и основные характеристики самого знания. Один из важнейших тезисов его работы: «искусство познания и искусство действования, оценка и понимание значений выступают… как различные аспекты акта продолжения нашей личности в периферическом осознании предметов, составляющих целое. Структура этого фундаментального акта личностного познания диктует необходимость как участвовать в его осуществлении, так и признавать универсальное значение его результатов. Этот акт является прототипом любого акта интеллектуальной самоотдачи».

Речь идёт всего лишь о том, что конкретные знания могут быть получены только в процессе мыслительной деятельности. Познающий человек лично участвует в актах понимания. Бесстрастная, безличная истина познаётся и формулируется только в процессе мышления, носящем глубоко личностный характер, так что любая новая информация несёт на себе отпечаток её создателя. Человек (субъект) своими умственными усилиями постигает независящее от него объективное знание — оно, как говорит Полани, позволяет установить «контакт со скрытой реальностью». Лично от человека зависит форма, в которой он сумеет изложить это знание, глубина постижения, скорость мышления также определяется индивидуальностью. Конечно, мышление — совершенно индивидуальный процесс. Как и любое творчество. Попробуйте начать думать и творить, ведь «кто испытал наслаждение творчества — для того всех других наслаждений не существует!», как искренне полагал Антон Павлович Чехов. А уж он-то знал толк и в других наслаждениях…

В процесс мышления вовлечён человек как целое. При этом сама возможность осуществления мыслительных действий определяется именно наличием у него центральной нервной системы, мозга с особой структурой, характерной для данного биологического вида[43]. Но тип умозаключений, их содержание очень сильно зависят от способа формирования информационной структуры мозга. Проще говоря, определяются влиянием среды, культурой, образованием, общим строем мысли (как принято говорить — и в широком, и в узком смысле — Менталитетом). Личность должна быть готова принять новое знание, включить его в свою систему ценностей. «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Екклезиаст[44]).

Мышление — в простейшем понимании — предназначено для решения тактических и стратегических задач существования. Как решать — уже другой вопрос. Уровень информационной готовности для выработки алгоритмов решения можно назвать компетентностью. Иными словами, компетентность есть сумма знаний, определяющих пределы успешности выполнения задачи (и для животных, и для человека). Естественно, если компетентность — в том числе и генетическая — равна нулю, то никакие побуждения не могут вызвать выполнение данной задачи. Как-то прочитал почти по этому поводу: «Информация поступила в голову и безнадёжно ищет мозги»… Врачи знают: существуют больные, ввиду специфического повреждения мозга не способные различать пальцы на своих руках. Следовательно, они не могут научиться считать. Так что получать информацию, например, видеть — очень хорошо, но перерабатывать входные данные, понимать, что вижу — уже иной уровень мышления.

Ещё один важнейший вопрос: какую роль в процессе мышления играет человеческая речь. В качестве опорного можно принять утверждение: потенциальная возможность говорить зависит от генетических факторов, а реальная речевая продукция — от опыта. Что первично в этом процессе взаимообогащения и взаимосоздания — трудно сказать. Определённая логика есть как в утверждении Н. Хомского, что мозг создал язык, так и в тезисе «язык создал человеческий мозг» (Д. Дикон). Наверняка можно утверждать лишь: процесс мышления сложно зависит от внутренней речи — научно говоря, от соотношения «вербализованных и невербализованных слоёв мысли» — и речи, как таковой вообще (Л.С. Выготский и Ж. Пиаже).

«Последние исследования показали: неандертальцы нам родственники. Хотя в этом долгое время сомневались. Как-то страшновато было представить, что сотни тысяч лет назад на планете жили одновременно разные хомо. Представьте: есть кошка и некая НЕДОкошка. Она не лиса, не волк, она из тех же, но не вполне. Соседствовали разные виды хомо, и мы оказались самыми сильными и победили. Но почему НЕДОчеловеки (или «другие человеки») погибли? Ясно, что мы их переиграли, в том числе и с помощью языка. Гомо сапиенс научился разговаривать звуками, а неандертальцы, насколько нам известно, освоили только язык жестов.

Самое виртуозное, что у нас есть это язык. Это сложнейшая система и устроена она так ужасно, что все лингвисты мира не могут с этим справиться, несмотря на все усилия». (Т.В. Черниговская).

При этом невербализованный уровень мышления относительно самостоятелен, хотя и испытывает постоянное и весьма существенное влияние и со стороны процесса вербализации, и со стороны уже хорошо оформленных словесно — как бы отшлифованных — Мыслительных структур. Но непременным компонентом мышления является «внесловесная мысль». Она объективно существует, записана в мозге в «кодах определённого типа, отличных от кодов внутренней речи» (Д.И. Дубровский). Иначе говоря, новое знание, оригинальная мысль зарождаются не в сфере внутренней речи (хотя и не без её содействия), не тогда, когда человек проговаривает, проборматывает свои рассуждения. Бессловесное, на уровне «мычания» зарождение нового хорошо известно поэтам и художникам, музыкантам и математикам.

М. Полани ввёл понятие артикулированных (получивших словесное, речевое оформление) и неартикулированных способностей человеческого мышления. Он полагал: неартикулированные — потенциальные — способности, благодаря которым человек превосходит животных и которые, создавая речь, объясняют его интеллектуальное превосходство, сами по себе почти незаметны. Артикуляция же — преобразование интуитивно ясной, но невыражаемой в точных речевых образах, информации — всегда остаётся неполной: как говорит Полани, наши словесные высказывания никогда не могут заменить немых интеллектуальных актов. Вместе с тем в интеллектуальном отношении мы очень многим обязаны артикуляции, хотя она главным образом занимается понятиями, а язык играет при ней лишь вспомогательную роль, Полани пишет: «понятия, предлагаемые речью, позволяют нам осознать как то, каким образом наша речь обозначает определённые вещи, так и то, как эти вещи устроены сами по себе».

Интересна интерпретация той же Татьяной Черниговской процесса освоения языка ребенком. Он приходит в мир, не зная про него ничего. Он должен все про него узнать. В этом ему помогает его мозг, благодаря генетической программе, которая знает, как вынимать из мира информацию. Теперь представьте, что ребенок должен овладеть языком тогда, когда его никто этому не учит. Вы можете возразить, что родители и все вокруг разговаривают. Но ребенок — это все что угодно, только не магнитофон.