Антон Первушин - Свора Герострата

Я сел за стол, яростно разодрал сигаретную пачку. Сигареты вывалились, раскатились по столешнице. Я подобрал и закурил одну, стряхивая пепел на пол.

Мысли лихорадочно метались.

Так-то, Игл. Вот тебе и "пустой треп". Вот тебе и "низкого полета шизик"...

Что теперь делать? К кому обратиться за помощью? К Хватову нельзя. Да и где найдешь теперь этого Хватова? Обратиться к кому-нибудь из ребят, старых друзей по школе, по армии? Ввязывать кого-то еще в эту кутерьму? Да нет, себе дороже: полдня уйдет на разговоры-уговоры. И Герострат может к этому отнестись со свойственной ему непредсказуемостью... Черт, а ведь ты, Игл, уже играешь по ЕГО правилам. А если играть не по правилам, что тогда? Елену получать по частям посылками? Ты на это пойдешь? Нет. Значит, действовать нужно одному. Да, одному и никак иначе.

Когда появился парнишка-курьер, щуплый, в огромных очках, с радиотелефоном "Panasonik" в упаковке под мышкой, я успел подготовиться. Быстро отыскал в письменном столе дорожные шахматы: поле, выполненное в виде маленькой книжечки с прорезями под фигурки, сделанные из твердого прозрачного пластика двух цветов; блокнот для бытовых записей, из которого выдрал все исписанные ранее страницы; охотничий нож в кожаном чехле, подарок отцу от друзей на сорокалетний юбилей - в любой деятельности требуется система. И особенно требуется, когда действуешь в одиночку.

Мама наблюдала за моими спешными приготовлениями с беспокойством.

- Что случилось? - спросила она.

- Так, проблемка одна возникла.

Врать мне ей не хотелось. Она это почувствовала и больше ни о чем не спрашивала.

Первое, что я сделал после того, как курьер передал мне радиотелефон и попросил расписаться на квитанции, это вернулся за стол, расставил фигурки в соответствии с текущим положением игры ("Твин-пикс" какой-то), открыл блокнот и на первой странице написал крупно печатными буквами: "ВЕНИАМИН СКОБЛИН". Потом взял радиотелефон в руки и, закурив очередную сигарету, теперь уже спокойно, без суеты и дрожи, глубоко втоптав малейшие позывы к панике, стал набирать номер одного общего знакомого.

Телефонные войны продолжались.

Топтунов подвела излишняя самоуверенность. Не обращая внимания на грозные окрики дежурной по станции: "Не бегите так, молодой человек!", Я набрал на эскалаторе приличный ход, слетел на перрон и успел проскользнуть между сдвигающихся дверей готового к отправлению поезда. Топтуны появились на перроне двумя секундами позже, и я сквозь стекло помахал им рукой. Топтунам ничего другого не оставалось, как помахать мне в ответ. Веселые ребята.

На мне была легкая кожаная куртка, достаточно просторная, с двумя вместительными внутренними карманами, в которые я уложил радиотелефон, блокнот, авторучку, шахматы. Нож я повесил на пояс. Сдвинул и прикрыл его курткой так, чтобы не было видно со стороны. Порядок. Теперь можно работать.

В распоряжении у меня имелся час свободного времени. Перед тем, как отправиться к Скоблину, я успел обменяться с Геростратом десятком ходов.

Я быстро почувствовал, что он, несмотря на все его способности, в шахматы не ахти какой мастер; отыграл у него пешку, после чего выстроил убедительную защиту, не особенно заботясь о наступлении. Атака всегда подразумевает жертвы, а мне совсем не хотелось узнать сегодня к вечеру, что еще кто-нибудь из моих друзей, пусть даже и бывших, обнаружен с простреленной башкой где-нибудь в Летнем Саду. Хотя уже тогда я подумывал, что в принципе вряд ли Герострат сумеет организовать все эти обещанные покушения. В конце концов, подготовка к ним требует времени, а времени-то я ему не дам.

Не успеет он, не должен успеть.

В три часа пополудни я, чуть запыхавшись, остановился у двери квартиры Скоблина и осторожно вдавил кнопку звонка. Послышались шаркающие шаги. Дверь открыл невысокий старик с морщинистым бледным лицом и огромным сизого цвета носом, очень характерно выделяющимся на этом бледном фоне. Одет он был в засаленный пиджак на голое тело: на груди потускневшие орденские планки - и в тренировочные выцветшие от бесчисленных стирок штаны.

- Э-э... кто такой? - осведомился старикан, разглядывая меня с подозрением.

- Вениамин Скоблин здесь проживает?

- Из милиции, что ль?

Я удивился. Меня опережают? Прощупаем-ка почву.

- Да нет, почему вы так решили?

- Ну и зря, - безапелляционно заявил старикан, - пора бы уж всех этих спекулянтов, бизнЕсмЕнов забрать куда подальше. Пусть поработают. Узнают, что такое корка хлеба, каким она трудом...

- Мне бы Вениамина, - прервал я его разглагольствования, догадываясь, что речь свою старикан может продолжать до бесконечности, попадись только благодарный слушатель. - Он дома?

- Дома, дома. Сидит весь день, в институт не пошел - прощелыга. Думает, родители уехали, так все можно. Вот если бы его да на лесоповал...

По всему, над стариканом довлела навязчивая идея.

- Разрешите войти?

- Входи, - он махнул рукой. - Тоже, небось, бизнЕсмЕн?

- Ни в коем случае.

- Тогда угости папироской.

Я вытащил сигареты. Старикан при виде "Родопи" поморщился:

- А покрепче табачка не найдется? "Беломорчик", а?

- Может, тебе еще махорки насыпать? - зло спросил Скоблин, появляясь в прихожей, но тут он поднял на меня глаза и запнулся на последнем слове.

- Спокойно, - сказал я. - Разговор к тебе есть.

- Спекулянты вы все, - продолжал вещать старикан. - Цену корке хлеба не знаете...

- Заткнись! - рявкнул на него Венька.

Видно, появление мое его напугало. И не на шутку.

Не успели, значит, поставить в известность. Это хорошо, это удачно.

- Хочу с тобой поговорить, - произнес я раздельно.

Венька встрепенулся, взял себя в руки:

- Да? Ладно. Проходи.

Старикан что-то бормоча себе под нос, завозился с дверными запорами.

Комнатка, в которой обитал Венька, оказалась небольшой: три на четыре. С одним окном. Вдоль стен стояли шифоньер и застекленный шкаф с разношерстной подборкой книг: там Чейз прижимался к Достоевскому, а Берроуз - к альбому Сальвадора Дали. И так далее в том же духе. Кроме того в комнате имелся диван, стоял на металлической подставке цветной импортный телевизор, в вазочке на подоконнике - бумажные розы.

Я уселся на диван, расстегнул куртку, продемонстрировав при этом Веньке чехол с ножом, потом извлек радиотелефон, вытянул антенну и положил его рядом. Прислонившись к подоконнику, Венька с безучастным видом наблюдал за моими приготовлениями.

- Теперь поговорим, - начал я. - Что ты можешь рассказать мне о Своре?

- Почему это ты, МЕНТ, решил, что я буду тебе хоть что-то рассказывать?

- Понимаешь, - сказал я проникновенно. - У меня нет другого выхода. Герострат припер меня к стенке, он объявил мне войну. Поэтому предупреждаю сразу: я не остановлюсь ни перед чем, чтобы до него добраться. А на война как на войне. Тебе, я думаю, это не нужно объяснять. Если, чтобы добраться до твоего босса, мне понадобится тебя убить, я тебя убью, не моргнув глазом. Я уже убивал, я умею убивать. Но пока мне убивать тебя не понадобилось. И надеюсь, не понадобится. Ясно? Так что давай рассказывай... А может, ты мне сразу его адресок дашь?..

Заметного впечатления на Скоблина моя речь не произвела. С кислым выражением лица он сказал:

- Иди ты на...

Я встал и резким движением ухватил его за отвороты рубашки. Ткань затрещала. Я оттащил Веньку от окна и одним точно отмеренным ударом сбил его с ног. Получилось и не слишком громко, и достаточно эффективно.

Я вернулся на диван.

Венька тяжело ворочался у моих ног.

- Сволочь, - прокаркал он. - Ты зуб мне выбил.

- Поделом, - заявил я. - Будешь уважать старших.

Не нравилась мне эта роль хладнокровного супермена с замашками старослужащего, но иначе нельзя. Иначе не успеть.

- Осознал? - поинтересовался я, когда Венька наконец встал на ноги, закрывая рукой быстро вспухающую щеку.

- Я не знаю, где он сейчас находится, - выдавил он, глядя в сторону.

- Бывает. Тогда рассказывай все, что о нем знаешь.

Скоблин покосился на меня, вернулся к окну:

- Он тебя прикончит.

- Посмотрим.

- И смотреть нечего. Ты у него в СХЕМЕ, а когда ты выработаешь свое, он тебя прикончит.

- Тем более. Чего тебе в таком случае терять? Рассказывай, рассказывай, не стесняйся. Здесь все свои. И, кстати, откуда ты знаешь о СХЕМЕ?

Блеф не получился. На разбитых губах Веньки появилась ехидная улыбка:

- А ты откуда?

- Ладно, - махнул я рукой. - Рассказывай.

Медленно, через силу выталкивая из себя слова, он стал рассказывать.

Начал издалека. С той причины, которая пробудила в нем ненависть ко всему окружающему миру. С той самой пресловутой "обиды".

Вдвоем с приятелем они занимались извозом видеомагнитофонов. Покупали их в Москве, потом везли в Набережные Челны, родной город приятеля, где сдавали дельцам тамошнего "блошиного" рынка по двойной цене. Почти чистая стопроцентная прибыль. К тому же необлагаемая налогом.