Коллектив авторов - Спросите полисмена

– С его стороны вам ничего не грозит, – заверил Уимзи. – Пожалуй, смерть Комстока с той машиной свяжут еще не скоро, а тогда уже след остынет.

Сэр Филипп слабо улыбнулся:

– Знаете, я не могу сожалеть о содеянном…

– Сожалеть? Простите мне такие слова, сэр Филипп, но это лучшее, что вы сделали в жизни. Жаль, что нельзя сообщить миру, чтобы вы вошли в историю и стали легендой. Потомки заздравную станут петь, горланя что есть сил, как храбрый министр взялся за плеть, как сэр Филипп злодея сразил. Но, увы, придется держать рот на замке. К тому же большой опасности для вас нет. Ведь если дойдет до худшего и вас все-таки схватят за убийство, вы всегда можете выписать себе помилование, верно? Или не можете? Любопытный юридический казус. Надо будет предложить его Мерблсу, когда его увижу.

– От этого проку не будет, мистер Шерингем, сэр, – сказал старший инспектор Моурсби. – Согласно полученному мной извещению, я предоставил в ваше распоряжение факты и далее пойти не могу. Более того, – добавил он, – далее мне пойти не позволено.

– Да, но будь оно проклято, – посетовал Роджер Шерингем, – я понятия не имею, как взяться за подобную работу. Жуткий ворох документов, все так обезличено. Я ни одного из участников в глаза не видел. Вы же знаете мой метод, Моурсби. Как можно порхать среди особ вроде архиепископа Мидлендского и сэра Чарлза Хоуп-Фэрвезера?

– Вам даны полномочия, сэр, как если бы вы были одним из нас, – сурово возразил инспектор.

– Это не одно и то же!

– Возможно, и так, мистер Шерингем, и возможно, это до определенной степени объясняет те официальные просчеты, о которых так часто слышишь. Если вдуматься, очень многие наши расследования ведутся среди людей, не слишком любящих болтать и делиться сведениями. Однако министр внутренних дел решил, что джентльмен вроде вас, получивший образование в частной школе, лучше сумеет допросить архиепископов и им подобных, чем обычный человек или простой полицейский. И без сомнения, – добавил Моурсби, – он прав.

– А вот теперь в ваших словах мне слышится горечь, Моурсби.

– Вовсе нет, мистер Шерингем. Должна же быть польза от хорошего образования. Помимо, разумеется, того, чтобы выманивать деньги под фальшивым предлогом, писать просительные письма и прочее. И даже тогда судья отпускает замечаньице, мол, это прискорбно плохой случай, поскольку обвиняемый не сумел воспользоваться своими привилегиями, и сбрасывает пару годков с приговора – на удачу, если можно так выразиться. Недавно мы привлекли одного малого за то, что организовал поддельное благотворительное общество. А ведь окончил Харроу, поучился в Оксфорде и выдавал себя за служителя церкви, утверждая, что служил капелланом у епископа Белхэма, и выманивал деньги у старушек.

– Рожье-Кровелл! – воскликнул Роджер.

– Каких таких кровель, мистер Шерингем? – Неверно расслышав, старший инспектор счел это за ругательство.

– Я сказал Рожье-Кровелл, имея в виду, что вы, как всегда, правы. Приличное образование дает свои привилегии, и одна из них в том, что я имел честь учиться вместе с преподобным Хилари Рожье-Кровеллом. Из шропширских Рожье-Кровеллов, Моурсби, но вполне порядочный малый.

– А какое отношение к убийству имеет преподобный Рожье-Кровелл?

– Он занимает ответственный и почтенный пост у архиепископа Мидлендского, и хотя сам архиепископ – птица не нашего полета, вероятно, удастся разговорить преподобного Хилари, если я явлюсь к нему в плаще смирения и старом галстуке школы. В общем, можно попытаться. Хотя должен признать, в последнюю нашу встречу он строго журил меня, мол, моя особа недостаточно выскоблена по части ушей.

Мистер Роджер Шерингем без труда добился беседы с преподобным Хилари Рожье-Кровеллом. Последний, которого Роджер помнил верзилой из юношеской команды регби, превратился в кряжистого, багроволицего служителя церкви средних лет, с мускулистым пожатием и хриплым голосом.

– Ха! – воскликнул он, крепко сжимая руку Роджера. – Ха! Кто это у нас тут! Это же Шепелявый Шерингем! Что ты поделывал все это время, Шепелявка? Садись же, садись.

– Ну… – протянул раздраженный мистер Шерингем.

С годами он благополучно позабыл свое прозвище, зато отчетливо помнил, что все младшие классы звали преподобного Хилари Кровавой Рожей. Усилием воли он воздержался от упоминания об этом вслух, решив, что в нынешних обстоятельствах это едва ли будет уместно. Однако он был уязвлен, что мистеру Рожье-Кровеллу потребуется информация о его, Роджера, нынешних занятиях. Он думал… ну да не важно. Он скромно упомянул о своем интересе к криминалистике и о расследовании преступления в Хорсли-лодж.

– Мне только что пришло в голову, – сказал мистер Шерингем, – что архиепископ мог бы сообщить какую-то деталь, которая пролила бы свет на загадку. Без сомнения, тебе он рассказал бы много больше, чем обычному дознавателю.

– Верно, – согласился преподобный Хилари. Откинувшись на спинку кресла, он сложил пухлые пальцы домиком на округлившейся талии и уточнил: – Что именно ты хочешь знать?

– Например, зачем старикан один поехал в Хорсли-лодж? Я думал, архиепископам не позволяется разгуливать без присмотра?

– Мы и не позволяем, – ответил мистер Рожье-Кровелл. – Я лично сопровождал его до самого Уинборо, где должен был обсудить с каноником Притчардом дело, касающееся исключительно епархии. Дальше архиепископ предпочел проследовать в одиночестве, сочтя, что это придаст его визиту менее официальный и более дружеский характер.

– Значит, о визите было известно заранее?

– Разумеется. Не думаешь же ты, дорогой Шепелявка, что архиепископ может совершать неожиданные и тайные вылазки? Он исключительно занятой человек, каждая минута в его календаре расписана на недели вперед. Мне потребовалось немалого труда втиснуть небольшую прогулку, и то только за счет делегации объединенных христиан за сохранение распорядка литургии. И должен признать, мне бы от всего сердца хотелось оставить распорядок литургии и выкинуть так называемое новое язычество. Но поскольку доктор Петтифер серьезно относится к нему, а объединенные христиане были готовы перенести свою делегацию на следующую неделю, я счел себя обязанным уважить желание архиепископа.

– Что? – воскликнул Роджер. – Существовала договоренность?

– Естественно. Как я объяснил, время доктора Петтифера очень ценно. Нельзя же ожидать, что он пожертвует почти целым утром, если сумеет встретиться с каким-то лордом.

– А с кем ты договаривался о встрече?

– С секретарем… забыл его имя… Филлс или Сквиллс.

– С Миллсом? Но он утверждал, что визит архиепископа явился полной неожиданностью, и лорд Комсток отдал распоряжение не принимать никаких посетителей.

– А! – преподобный Хилари усмехнулся. – Боюсь, это не вполне верно. Возможно, я выразился двусмысленно. Должен сознаться в suppressio veri[28], хотя едва ли это можно назвать suggestio falsi[29]. Я сказал, что договорился о встрече с мистером Миллсом, лорда Комстока не упоминал. Когда я позвонил в Хорсли-лодж, секретарь сообщил, что лорд Комсток, если могу так выразиться, не желает общества, но будет дома в означенное утро, если архиепископ хочет заехать, он устроит встречу. Однако предложил, что будет лучше, если визит архиепископа покажется совершенно неподготовленным, и даже настаивал на обещании, что его любезное участие не будет передано лорду Комстоку. Архиепископ согласился с таким предложением.

– Каков проказник! – воскликнул мистер Шерингем.

– Я бы так не говорил. Доктору Петтиферу не понадобилось объяснять лорду Комстоку точную природу ухищрений, способствовавших его визиту. Нежелательно и даже не по-христиански было бы создавать ненужные затруднения для Миллса, если, устраивая встречу, он действовал в интересах веры.

– Надо же, надо же, – протянул мистер Шерингем. – Но почему Миллс не сообщил нам?

– Об этом мне неизвестно. Видимо, такова человеческая природа, но он мог предпочесть разыгрывать идеального секретаря, а не поборника церкви. Кстати, старина, прости, что я тебе ничего не предложил. Позволь угостить стаканчиком хереса.

Роджер принял напиток, который оказался очень хорош.

– Боюсь, – осторожно начал он, – когда архиепископ вернулся в Уинборо, ты решил, что он несколько опечален приемом у лорда Комстока.

– Несомненно, он был расстроен, но главным образом потому, что опоздал на поезд в двенадцать шестнадцать. В остальном… – Его зеленые глазки блеснули. – Беседа закончилась удовлетворительно.

– Удовлетворительно? Будь я проклят, уж и не знаю, что старый джентльмен понимает под удовлетворением. Несколько человек слышали, как оба метали громы и молнии. А когда архиепископ вышел, он был вне себя, по словам секретаря, выбит из колеи, чтобы понимать, что делает, и бормотал про «расплату за грех».