Олег Верещагин - Тимур и его «коммандос»

…Он хорошо помнил эту ночь. Прошёл дождь. Они спали на берегу, устав от перехода душным, предгрозовым днём. Данила никак не мог уснуть, хотя все остальные давно сопели, только иногда слышался шорох из кустов — там коротали ночь дозорные. Данила лежал,

57.

бездумно поглядывая на воду реки, где серебрилось отражение ущербной луны… и вдруг отражение разбилось, и прямо из-под воды бесшумно и быстро стали возникать люди. Они поднимались и брели к берегу, волоком переставляя ноги по дну, без плеска, без шороха, отводя перед собой камыши тусклыми лезвиями мечей, топоров и копий (оружие с собой взяли тренировочное — точные пластмассовые копии боевого; в поход шли и новички, так что рисковать не стоило).

И тогда Данила заорал. Заорал, что было сил, забыв, что на дворе ХХ1 век, что перед ним и вокруг него — товарищи по клубу. Он видел славянских воинов, он знал, что дозорные проморгали атаку, он понимал, что сейчас будет гибель! И так, истошно вопя, подхватил меч, щит — и бросился навстречу босиком, в одних штанах…

А навстречу ему, косо поднимая меч и прикрываясь щитом, прыгнул кто-то, ночь рявкнула: "Рось! Рось! Рось!" — но за спиной Данилы заорали в ответ: "Один! Вайан!(1) — и он понял, что успел, и засмеялся, принимая удар меча на щит…

Они отбились. Вот после того похода погоны Данилы и украсили — под откровенно завистливые взгляды многих! — ромбы стройника.

…Данила как раз пристраивал перед зеркалом внизу берет, когда в дверь вошла Светлана Александровна. Всё ещё неловко двигая рукой, поставила на подзеркальник сумочку, ласково улыбнулась сыну:

— Уходишь?

— Мгум… Рука болит, ма?

— Нет, ничего… Люся спит?

— Да, я её накормил, — Данила промедлил, прислонился на миг головой к плечу мамы — для этого ему пришлось нагнуться — и спросил неловко: — Ты не обижаешься?

— За что? — мягко откликнулась Светлана Александровна.

— Ну… раньше я у тебя на работе бывал часто, а сейчас…

Светлана Александровна с неожиданно озорной улыбкой сдвинула берет сыну на глаза:

— Беги.

…На улице было жарко. Постепенно из канав, подворотен и теней под деревьями выползали сумерки. В безветрии застыли кроны деревьев, под которыми на лавочках сплошь и рядом сидели с видом полных хозяев бабульки, изредка — дедульки. Несмотря на поздний час, вовсю гоняла ребятня, занятая своими жизненно важными проблемами, играми и тайнами.

Данила не особенно спешил — шагал, как шагается, мысли были спокойные и весёлые. Что впереди два месяца каникул и как минимум один поход — Тимур сказал. Что Клара сейчас, наверное, уже дома, хотя они тоже в своём клубе тоже засиживаются, пока сторож не начнёт укоризненно кашлять и шаркать ногами в коридоре. Что погода хорошая, а в летней форме удобно и сидит хорошо. Что неприятности позади, а впереди — два месяца… и так далее по замкнутому кругу.

Вообще-то обязательными были занятия в клубе по вторникам вечером, в субботу и воскресенье — с утра… ну и разные мероприятия. Тогда необходимо было не опаздывать и являться в форме. Но и в остальные дни в "Хорте" с

__________________________________________________________________________________________________________

1. Боевой клич германских племён. Один — главный бог (Вотан, Воден), "вайан" — "победа"

58.

раннего утра и до позднего вечера (а в каникулы — и заполночь!) торчали с разными делами или "просто так" множество ребят. Там было интересно, клуб ни от кого не закрывался и не делал тайн. Большинство членов и тогда, в обычные дни, приходили в форме, хотя это было и не обязательно, даже у знамени никто не стоял.

Бывали, правда, и тут исключения, и не всегда приятные. Три недели назад, когда Данила ещё не совсем освоился, клуб собрали в полном составе и под барабанный бой исключили одного из ребят — за то, что он в школе "ставил на счётчик" младших, обыграв их в расшибалочку — воскресшую древнюю игру, только вместо денег использовали яркие цветные фишки. Он, этот парень, ещё крепился, когда его поставили перед строем. Но, когда Тимур, ни слова не говоря, под рокот барабанов начал срывать с него погоны, нашивки, пуговицы с формы, снял ремень — вдруг заплакал. Стоял молча и плакал, только дёргался при каждом рывке всем телом. Скверное было зрелище, что там…

К счастью, как пояснили Даниле, за всю историю клуба такое случалось лишь в третий раз.

… - Данила Серёгин, если не ошибаюсь?

Отвлёкшись от своих мыслей, Данила повернул голову — и вежливо наклонил её:

— Здравствуйте, Роман Романович.

— Приятно видеть, что ты меня знаешь, хотя ещё и не учишься у нас, — улыбнулся Зайцев.

Историк выглядел сейчас совершенно не официально — в тренировочных штанах, майке, старой армейской панаме, с тяпкой на плече — явно шёл с огорода. — Поздновато для прогулок в одиночестве, мне кажется?

Это был вежливый вариант вопроса: "Куда ты идёшь?" Данила не делал из этого тайны, да и форма говорила сама за себя.

— Я не гуляю, я иду в клуб. "Хорт", вы знаете.

— А, в клуб… — лицо Романа Игнатьевича отчётливо выразило неудовольствие. — Что меня поражает, Данила, — вздохнул он, — так это какое количество неглупых ребят вроде тебя увлекается такой псевдоромантической чепухой. На самом деле неглупых и интеллигентных.

— Откуда вы знаете, что я неглупый и интеллигентный? — невольно улыбнулся Данила

— Я читал твоё личное дело и разговаривал с твоей мамой, когда она приносила бумаги и заявление… По-моему, такие клубы больше подходят для весьма ограниченных, туповатых подростков, в силу своей ограниченности не имеющих возможности найти себя в нормальной жизни и с детства ориентирующихся на армию. Ведь что такое, в сущности, армия? — Роман Романович плавно повёл свободной рукой — красивый такой жест… — Место, где за человека постоянно думают другие — тоже в достаточной степени тупые. Место, где само человеческое достоинство постоянно попирается сотнями нелепых требований, а бесценная человеческая личность нивелируется до составной части массы…

— Мне кажется, — осторожно сказал Данила, — есть разница между массой и организованной структурой.

— Ну хорошо, не массы, а муравейника, — насмешливо согласился Роман Романович. — Я-то сам никогда не играл в эти игрушки. И, по-моему, сейчас

59.

хватает более интересных дел. Международные контакты, борьба за экологию…

— Скучно, Роман Романович, — пожал плечами Данила. — То есть, — поправился он, — для кого-то, может быть, интересно. Но мне это скучно. Мне не хочется колесить по белу свету, я много раз был за границей — надоедает быстро. И мне, если честно, нет дела до того, сколько на Земле сохранилось китов и сохранились ли они вообще. Меня больше беспокоит, сколько на Земле сохранилось русских. Вот вы знаете, что каждый год идёт депопуляция на 700 тысяч человек? ЭТО меня беспокоит.

— Значит, ты хочешь пойти в армию?

— Не знаю, — ответил Данила, пожав плечами. — Я ещё не решил, кем мне быть. Просто сейчас я делаю то, что мне нравится, узнаю то, что мне интересно и дружу с теми, кто мне… симпатичен.

— И носишь форму.

— И ношу форму, — согласился Данила, и горжусь ею.

— Данила, повод для гордости дают личные качества человека. В красивую упаковку может быть завёрнута пустышка, — поучительно заметил Роман Романович.

— Красивая упаковка — это может быть и костюм от Кардена, не обязательно форма. Кроме того, процент гадов в армии в любом случае меньше, чем на гражданке, они там не выживают. Там труднее притворяться.

— Данила, — покачал головой историк, — а тебе не кажется, что это максимализм? Право на существование имеют разные точки зрения.

— Вот уж нет! — решительно возразил Данила. — если я сел за стол, то, какие бы вкусные вещи передо мной не поставили, я не смогу есть, если сосед напротив руками лопает объедки и чавкает. Так и ни одна страна не может нормально существовать, пока признает право на "разные точки зрения". Есть такие "точки", существования которых так же неприемлемо, как неприлично поедание объедков за столом руками.

— Ты философ, — слегка удивлённо отметил Роман Романович. — А ты не задумываешься, что с чьей-то точки зрения ТЫ ТОЖЕ ешь объедки руками? Ты уверен, что стоишь на правильной позиции? — в голосе учителя появился искренний интерес.

— Да, — без раздумий ответил Данила.

— И откуда у тебя эта уверенность?

— Моя позиция подразумевает заботу не только о личном благе и личных интересах, но и о благе и интересах страны. Будет хорошо России — будет хорошо и людям. Но не наоборот.

— Но это тоталитаризм, Данила, — помолчав, сказал Роман Романович.

— Ну и что? — удивился Данила. — Это идеология государства, которое хочет выжить само и сберечь своих граждан. А называть её можно как угодно.

— Трудно спорить с такой убеждённостью, — грустно сказал Роман Романович. — А спорить приходится часто — придёшь в класс и увидишь.