Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Предложение Сергея, о создании государства, — снова подал голос я.

Колька, Ирина, Кристина и Лена Чередниченко проголосовали за Сергея. Я довольно посмотрел в землю, потом ещё раз обвёл всех взглядом:

— Моё предложение прошло, кажется. Значит — отправляемся в путь… Но я хочу сразу кое-что прояснить. Если кто-то не хочет идти… — но общий шумок прервал мои излияния в самом начале. — Тогда вот что. Вы меня выбрали князем. Вы — вече. Решать всё будем вместе. Но в экстремальной ситуации я буду приказывать. И повседневные вопросы стану решать сам. Опять-таки — кто против?

Снова одобрительно зашумели. А я вдруг с испугом подумал, что взваливаю на себя тяжёлую ношу. Не слишком ли тяжёлую?! И почему? Потому что умею фехтовать? Не самый сильный, не самый старший, не самый храбрый… Или прав был тот, кто сказал:

"Власть не берут — её подбирают!"?

Но мне не нужна власть над моими друзьями! Я стиснул зубы и снова заговорил, с трудом заставляя себя успокоиться:

— Значит, дальше. С завтрашнего дня у нас вводятся обязательные тренировки — по стрельбе, метанию ножей, фехтованию, боксу, самбо… Вообще — кто что умеет, тому и будет учить остальных. Это — обязательно.

— Это всё хорошо, — сказал Сергей. — Но куда мы отсюда пойдём дальше?

— А вот это давайте решим вместе, — я (с облегчением, если честно) сел, и Танюшка потихоньку пожала мне запястье.

Предложения посыпались градом — я даже слегка обалдел. Не знаю, чего тут было больше — обычной придури, ребяческой увлечённости или искреннего желания посмотреть новые земли. Санек, например, предложил отправиться в кругосветку — через Сибирь на Аляску…

— На берегу Атлантики построим корабль и вернёмся в Европу с запада, — совершенно спокойно уверял он, — если с зимовками — года через четыре вернёмся…

Санек в нашей компании был известен, как прожектёр чудовищных масштабов. Но на этот раз все моментально притихли и уставились на него. Саня заморгал:

— Да вы чего, я пошутил!!!

— А по-моему — хорошая идея, — сказал Андрюшка Альхимович. — Чего у нас тут навалом — так это времени.

— Не так много, как хочется думать, — неожиданно резко сказал Вадим и, вогнав в пенёк финку, обвёл всех взглядом. — Мы, по-моему, подзабыли, что тут идёт война. И дадут ли нам шастать туда-сюда — это вопрос. Мне кажется, излишнее любопытство тут наказуемо.

— Нас ещё надо наказать, — ответил Сморч. Вадим покосился на него:

— Думаешь, это будет так трудно?

— Это не тот вопрос, — вмешался я. — Ну куда вы опять съехали?! Мы решаем, куда идти. А не с кем воевать.

— Это, кстати, само собой решится, — поддержал меня Сергей. — Но мне идея с кругосветкой по душе, — он улыбнулся. — Всегда мечтал, если честно.

— Балдёж, — выразилась Ленка Рудь. Я видел, что глаза у всех отчётливо загорелись. Да и самого меня начало знакомо подёргивать изнутри — как бывало всегда, если впереди поход и решение на маршрут принято.

В конце концов — разве этого мало?

— Так, так, так! — сумел я снова прорезаться и овладеть общим вниманием. — Погодите орать, постойте! Лен, — окликнул я Власенкову, — вот что. Бери на себя хозяйство в нашем племени. Одежда там, продукты и прочее. Ну, ты же этим занималась всегда, вот и…

— "Всегда" под боком были какие-никакие магазины, — заметила Ленка. — Ладно, что тут говорить, дело-то общее…

— Оль… — повернулся я к Жаворонковой. Она вздохнула и махнула рукой:

— Ясно… Медицина на мне? Чувствую — ждут меня весёлые времена.

— Мы все не соскучимся, — обнадёжил я её. — Дальше. Я предлагаю двигаться на запад. Где-нибудь к середине сентября доберёмся до Карпат, оккупируем пещеру, запасёмся продуктами и зазимуем. А весной разберёмся, что делать дальше.

Кое-кто начал выступать за Сибирь снова, но Вадим подал голос:

— Тогда и надо было с фрицами идти. А раз не пошли — так "последуем, дружина, за князем".

— Личная просьба, — вздохнул я. — Я очень прошу до минимума свести моё титулование. Если кто забыл — меня зовут Олег. В крайнем случае — Леший.

Дж. Р. Киплинг

Я читал рассказы Паустовского про Мещёру и мне она нравилась заочно. Я даже подумывал подбить ребят на поход в те места.

Теперь и подбивать не пришлось. Мы трети сутки шли по этой красоте. Пейзажи отличались только степенью заболоченности — от "по щиколотку" до "по грудь". Были, впрочем, ещё места, где через таинственные, полные тёмной торфяной и очень тёплой водой протоки приходилось переправляться вплавь. Для меня это было мучительно — хотя плавать и оказалось несложно, но я это так и не полюбил.

Со вчерашнего вечера шёл дождь. Ночь мы кантовались на каком-то относительно сухом пятачке — в смысле, в болото ложиться не пришлось. Во сне все пригрелись друг о друга под наваленными одеялами, но стоило пошевелиться — вновь наваливался сырой холод, от которого сперва просыпались, а потом, замучившись, перестали, но и во сне понимали: плохо, холодно, неудобно! Досаждали комары — это когда уже проснулись. Костёр развести оказалось невозможно, вяленое мясо подёрнулось плесенью. Его жевали, меланхолично отплёвываясь. Обувь, одежда — всё было сырое, я с трудом заставил не то что всех — себя самого вычистить оружие. Сталь ржавеет без ухода…

Потом — опять волочёмся по заболоченным километрам, которых тут на всех хватит. И то ополье у Волги, которое казалось концом света, сейчас вспоминалось, как лёгкий отдых.

Вообще — это чудовищно. Ноги давно одеревенели, ступни совершенно ничего не чувствовали. Болели бёдра и плечи — от постоянного напряжённого движения. От нас то и дело шарахались по воде ужи — серыми зигзагами, они плыли необычайно быстро, разбивая воду на широкие брызги. Сверху лило — комары, и те разбежались по кустам. Плавали над водой клочья тумана, и мы дважды с опаской огибали "нехорошие места".

Вот уж кого тут не могло быть — так это негров. Но ещё денёк вот так — и взмолишься, чтобы они появились…

Реальная опасность зазимовать в этих болотах выводила из себя. Кроме того, я опасливо подумывал (не афишируя свои мысли) — а что если в этом мире мещёрские болота тянутся, тянутся — и плавно смыкаются с белорусскими и карельскими? Хорошо ещё — не заболел никто; Олька усиленно пичкала всех отвратно-горькой ивовой корой, высушенной и перетёртой в порошок. Не знаю, это ли помогало, или что, но малярия (а в этих местах она была!) нас пока обходила стороной. Я молился всем, кому возможно, чтобы и дальше никто не приболел — в этом случае наше медленно передвижение грозило превратиться в переползание.