Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
В архиве Министерства просвещения сохранился уникальный документ – отчет инспектора управления вечерних школ (видимо, Министерства просвещения) А. Фирсиной, обследовавшей Новосибирский интернат по итогам первого года его работы616.
Фирсина приводит детальную статистику о половом (мальчиков – 290, девочек – 30) и национальном составе учащихся (русских – 273, евреев – 24, украинцев – 7, якутов – 3 и т.д.). Далее она описывает увиденное в интернате в странной модальности, соединяющей раздражение и восхищение. Лекции школьникам «читают видные ученые Новосибирского университета и Сибирского отделения Академии Наук СССР». Подростки занимаются по университетским учебникам математики, физики и химии – и по университетским же программам. Фирсина многословно жалуется на то, что предметам гуманитарного цикла в школе уделяется мало внимания – как и предлагалось в статье Зельдовича и Сахарова 1958 года; напомним, что они же призывали максимально сблизить школьную и вузовскую подготовку для математически одаренных детей. Именно так и было сделано в Новосибирске.
Элементарная математика, изучаемая в средней школе, рассматривается как частный случай и отдельно не преподается. <…>
Обращает на себя внимание, что учащиеся решают задачи в общем буквенном виде. Вычислительных операций, как правило, не выполняют. На дом дают те задачи, которые не успели решить в классе617.
Описанный принцип домашних заданий применялся как в кружках со времен Шклярского, так и в первых математических школах.
С другой стороны, полное сосредоточение на математике «в общем виде» приводило к тому, что обычные задачи из школьных учебников давались интернатским матшкольникам с трудом.
В полном соответствии с «системой Физтеха» дети в максимально возможной степени были вовлечены в работу научных учреждений Академгородка:
День учащихся крайне загружен. После основных занятий, едва успев пообедать, они бегут в лаборатории институтов, где проводят 3 часа. После институтов начинают заниматься самоподготовкой618.
Фирсина клеймила беспорядок в школе, отсутствие идеологического и воспитательного «присмотра» и общий фамильярный тон воспитанников. Все ее описание – неряшливые и уверенные в себе подростки почти исключительно мужского пола учатся с утра до ночи, много времени проводя в превосходно оборудованных лабораториях школы и близлежащих НИИ, – имеет довольно много сходств с тем, как в устных воспоминаниях и мемуарной литературе представляется атмосфера общежития МФТИ в 1960 – 1970-е годы.
Саму работу интерната инспектриса неожиданно признавала чрезвычайно результативной:
Ответы у доски и наблюдение за работой в лабораториях показывают, что знания учащихся физико-математической школы и умение самостоятельно их добывать не могут идти ни в какое сравнение со знаниями и умениями учащихся обычных школ. Уровень знаний и умений как по физике, так и по математике гораздо выше, чем у учащихся обычной средней школы619.
Увидев и зафиксировав все то, что творилось в интернате, – а с точки зрения обычного советского методиста это можно было охарактеризовать только как полное пренебрежение нормами учебной и воспитательной работы, – Фирсина, однако, отреагировала в той же методологии «силового ускорения», которую добровольно предложили Зельдович и Сахаров и – возможно, вынужденно – реализовал Лаврентьев:
Предложения:
1. Ввиду того, что учащиеся школы очень любознательны и работоспособны, целесообразно установить [вместо трехгодичного] двухгодичный срок обучения, на трех семестрах изучаются общеобразовательные дисциплины, на четвертом – специальные620.
Предложения Фирсиной до некоторой степени предвосхищали реальные перемены: в 1966 году, когда «хрущевская» реформа была свернута, старшая школа была вновь превращена из трехлетней в двухлетнюю.
Позиция Лаврентьева, пользуясь современным языком, может быть названа менеджерской. Насколько можно судить по косвенным признакам, для него самым главным было не учить детей, а решить социальную и профессиональную задачу – быстрой подготовки качественных кадров для Академгородка и других институтов Сибирского отделения АН. Характерно, что в составленной Лаврентьевым (?) записке для Совета министров РСФСР активно используется военно-мобилизационная фразеология – в приводимой далее цитате она выделена курсивом:
Революция в физике и последующий скачок в новой технике потребовал увеличения в десятки раз армии ученых-физиков, ядерщиков и ученых-смежников (математиков, физиков разных профилей, химиков и др.).
В США для освоения новых областей были привлечены (переманены на высокие ставки) ученые всех возрастов из капиталистических стран, разорившихся во время войны (немцы, французы, англичане, финны, датчане и т.д.). У нас в Союзе успех был достигнут благодаря мобилизации на научную работу в НИИ преподавателей вузов, а позже благодаря созданию высшей школы нового типа, которая за 15 лет своего существования дала пополнение в кадрах самого нужного тогда профиля. Я имею в виду созданный по инициативе группы ученых (в основном математиков) физико-технический институт (МФТИ)621.
В дальнейшем – в 1960 – 1970-е годы – на преподавание в Новосибирском интернате, по-видимому, все большее влияние оказывал другой его создатель – Алексей Ляпунов, который был первым председателем Ученого совета интерната. Позиция Ляпунова, в противоположность Лаврентьеву, была педагогической в строгом смысле слова. Ляпунов даже призывал к выработке особой педагогической дисциплины – онтодидактики, которую понимал как анализ отношений между школьной и научной математикой, «причем не только с теми ее разделами, которые уже стали… классикой, <…> но и с ее новейшими открытиями и достижениями»622. «Онтодидактический» манифест Ляпунова, опубликованный в 1972 году, завершался фразой, которая совершенно соответствовала педагогическим идеям организаторов московских математических школ А. Кронрода и Н. Константинова: «Действительно ценные знания составляются не из того, о чем человек слышал, а из того, чем он умеет пользоваться»623.
Особенность манифеста Ляпунова – в идее полной неразрывности представлений о школьной и вузовской математике. Для Ляпунова между ними вообще нет перехода. Зато он предлагает всякий раз при создании программы по математике для профессии определенного типа компоновать курс заново в зависимости от тех задач, которые человеку придется решать в жизни, причем компоновка должна производиться совместно математиками и экспертами в соответствующей специальности. О математических школах в статье Ляпунова речи не шло, но фактически он довел до радикального выражения идею, высказанную в статье Колмогорова для газеты «Труд»: старшие классы не должны быть переходным модулем между школой и вузом, скорее, нужно всю программу по математике, и в средней, и в высшей школе, перестроить на новых основах.
11За первым математическим интернатом, открытым в Новосибирске, последовали и другие. Самым известным из них стала Физико-математическая школа, основанная в Москве А.Н. Колмогоровым624 и физиком, академиком Исааком Константиновичем (Кушелевичем) Кикоиным (1908 – 1984)625. Все это, равно как и упомянутое выше постановление Совета министров о развитии сети специализированных интернатов, стало возможным благодаря двум факторам: упованиям Хрущева на систему интернатов как на «мотор», который преобразует всю образовательную систему страны, и письму И. Кикоина, в котором физико-математические интернаты были представлены как важнейшая институция военно-технического прогресса. Это письмо, отправленное в начале апреля 1963 года в ЦК КПСС, было подписано министрами оборонных отраслей промышленности – А.И. Шокиным, В.Д. Калмыковым, П.В. Дементьевым и С.А. Зверевым, академиками В.А. Кириллиным и И.Г. Петровским (ректором МГУ), министром высшего и среднего специального образования СССР В.П. Елютиным и министром просвещения РСФСР Е.И. Афанасенко. На это письмо наложил положительную резолюцию секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов, за этим последовали постановления Президиума ЦК и Совета министров626.
Олег Николаевич Найда утверждает, что «колмогоровский» интернат был создан под непосредственным впечатлением от успехов новосибирского. Однако, прежде чем последовать новосибирскому опыту, Исаак Кикоин обратился за советом к организаторам математических олимпиад:
Осенью… 1962 г. к нам на физфак приезжала член ЦК комсомола М. Журавлева. На встрече с комсомольским активом в Большой физической аудитории она рассказала сенсационную новость: в Новосибирском Академгородке открыта и действует с большим успехом физматшкола… Я, конечно, доложил об этом И[сааку] К[онстантиновичу], но он отнесся к идее очень осторожно – предложил сначала обсудить ее с активистами физико-математических олимпиад. Такое совещание, действительно, состоялось в редакции «Комсомольской правды», под председательством молодого, но уже тогда известного журналиста В. Губарева627. Идея была одобрена. И.К. это известие принял с удовлетворением, но пожелал получше познакомиться с новосибирским опытом.