Коллектив авторов - Бессонный патруль
— Не исключено, — заключил полковник, — что между этими событиями есть какая-то связь. Затребуйте материал из райотдела. Работать будете с Шалвой Гогоберндзе. Другие дела передайте майору Пронько.
Через час Темирбай Саметов заперся в своем кабинете.
Сел за стол. Достал скудные материалы следствия и задумался.
В тонкой папке всего несколько бумажек: рапорт, протокол осмотра машины, конверт с кусочком измятой обгоревшей бумаги. Просматриваются отдельные строчки.
… стье! Как хорошо жить на земле.
… Господа! не обижайте его, он хор…
Та-а-к… Что-то очень знакомое… Где я слышал эти слова? А, может быть, читал? Не припомню… А эта сторона без текста. Так… Ответы из моргов, больниц, поликлиник.
А почему, собственно, ты думаешь, что произошло убийство? Кровь в машине? Она может быть и из носа. Вот только, если бы не листочек. Кстати, машину следует осмотреть сейчас же.
Старенький запыленный «Москвич», уткнувшись радиатором в кирпичную стену, уныло стоял в дальнем конце асфальтированного двора, словно старый добрый конь, потерявший своего хозяина. «Однако и поработал же ты на своем веку», — подумал Темирбай, осматривая машину.
Не найдя ничего нового, капитан направился было к выходу, но еще раз взглянул на машину. Что-то насторожило его. Но что, — он не мог уловить. «Машина как машина.
Все, вроде, на месте: задние колеса, кузов, номерном знак…
Ага! Почему он выглядит свежее облупленного кузова, хотя и изрядно забрызган грязью? Битый час провозился с машиной, а этого почему-то не заметил. Ведь ясно, что номерной знак недавно заменен. Это иногда бывает: проржавеет, изломается…»
Но к его удивлению болты крепления жестяной таблички оказались заржавевшими. Даже неискушенный человек без колебаний сказал бы, что этих гаек давным-давно не касался ключ. Слегка откатив машину от стены, он оглядел и другой номерной знак. То же самое. «Что за чертовщина? — сидя на корточках, недоуменно разглядывал табличку Темирбай. — В моей практике еще не было такого…»
Оба номера были сняты и направлены на экспертизу.
На следующий день капитан зашел в НТО.
— Ну что, Шурочка? — обратился он к молоденькому эксперту. — Как наши дела?
Пышноволосая девушка молча протянула желтую табличку с набором знаков: 87–17 КРА.
— Не узнаете? Вчерашняя. «Мастер» сначала покрыл нею табличку черной нитроэмалью, она сохнет очень быстро, в течение нескольких минут, а затем белой краской через трафареты вывел цифры. И главное — изменил только одну цифру и одну букву: из восьмерки сделал тройку, а букву «А» превратил в «Д». Работал со знанием дела, тонкой плоской волосяной кистью…
Заметив недоверчивый взгляд Темирбая, Шура обиженно поджала слегка подкрашенные губы:
— Ни один болт не запачкан. Круглой кистью так не сработаешь. В краске обнаружен волосок от кисти. А о знании дела говорит упорядоченный характер мазков: сначала горизонтальные, затем вверх-вниз, вверх-вниз. Краска ложилась ровно, почти как из пульверизатора. Тыльную сторону табличек, сколько мог достать, «мастер» тоже перекрасил. Предусмотрительный тип.
— Ну что ж, — улыбнулся Саметов. — Примем, как говорится, ваши рассуждения к сведению.
В тот же день из облавтоинспекции сообщили, что «Москвич» принадлежит Берсеневой Ирине Матвеевне. Номера шасси и двигателя машины были идентичны учетным данным.
Темирбай никогда не жалел времени на тщательную разработку версии. «Пожалеть час на планирование — потеряешь недели на расследование», — эти слова университетского профессора стали законом в его работе.
— Итак, — подвел он итог, обращаясь к Гогоберидзе. — Ты подключаешь к делу Васю Касьянова и еще нескольких ребят из дружины. Чем больше среди них будет строителей, тем лучше. Не забудь, Шалва, и об участковых. Пусть пройдутся по стройкам. Сам займись гаражами. Остальное беру на себя.
Так же нетороплив и спокоен был Темирбай и на месте происшествия в Кантемировке. «Ну, что ж. Кража как кража. Разбитое стекло, вполне можно пролезть. Только непонятно: вместе с хорошими вещами пропали совсем старые. Зачем они вору? Может, так: схватют в охапку, что под руку попало?»
Приоткрытый шифоньер полон добротных вещей, старомодная мебель на своих местах, на комоде золотой браслет, именные наручные часы… «Странно… Как вор не заметил этого?»
— И пропало-то не так уж много, — рассказывала немолодая женщина, жившая в другой половине дома. — То, что было на вешалке. Вот здесь, у двери.
— А вы давно знаете Ирину Матвеевну?
— Сызмальства.
— Посмотрите внимательно, не пропало ли еще чего-нибудь?
— Постойте, постойте, — женщина всплеснула руками. — Как же я этого тогда не заметила, когда вот он, — ткнула она пальцем в райотдельского следователя, — спрашивал меня об этом же? Вот тут, на комоде, у Ириши завсегда деревянный ларчик стоял. Еще от покойницы матери остался. Матвеевна в нем письма держала давнишние. Еще замочек сломанный был.
— А в письмах что могло быть?
— Вот уж не знаю. Ирина о том никогда не сказывала…
Заночевали следователи в Каптемировке по счастливой оказии у деда райотдельского шофера Кости Гулая.
— Костька, никак ты! — всплеснул сухонькими ручками в широких рукавах сатиновой косоворотки низкорослый старичок. — Ты что же, постреленок, про деда забыл? Слышу, милиция приехала, да не думал, что это ты.
— Служба, деда, служба!
Смахнув с лавки соринки, дед пригласил гостей сесть, а сам радостно захлопотал у стола, собирая ужин.
Вскоре они уже сидели за столом.
Темирбай с сомнением посмотрел на стопку с водкой.
— Ничего, — успокоил его хозяин. — Много пить — оно, конешно, во вред. А по малости — во здравие, как говаривал наш поп. Хотя сам лакал без меры.
— А вы. Корней Семенович, неверующий? — чтобы поддержать беседу, спросил Темирбай. — И за что же прогневзлись на всевышнего?
— И-и-и, милок… Долгая история.
Задумал сосед наш Тимоха сына свово оженить и купил к свадьбе какой-то невидали в губернском городе, паюсной икрой прозывается. И до того, говорят, вкусна — язык проглотишь. И страсть, как захотелось мне испробовать этой диковинки.
Как водится, без попа никакое застолье не обходится, Поминки ль, крестины — отец Серапион тут как тут. А об свадьбе и говорить не приходится. Мы, парни да девки, как водится, в окна пялимся, смотрим, как гости вокруг стола рассаживаются.
Ну, налили по первости, прокричали, как водится, «горько!» и стали кто чем закусывать.
Батюшка, не будь дураком, придвинул к себе посудину с икоркой, выбрал ложку поуемистее, развесил утробу по коленкам — и ну уписывать икорку. С завистью поглядывают на него застольщики: каждому охота отведать диковинки. Да не силком же отымать еду у батюшки!
Так и слопал, черт кособрюхий, всю до зернышка.
С этих пор, милок, душа моя попов не принимает, за сто верст обхожу длинногривых. Да и в боге стал сумлеваться.
Дед помолчал, а потом и говорит:
— А ить не поверил ты, милок. — В голосе хозяина послышались нотки обиды. — И зря. Правда, самого батюшки уж давно нет на свете, а вот молодшая сестра его, ровесница мне, жива еще. Не даст соврать: вместях под окном стояли. Так оно все и было. Аграфеной ее кличут.
— А был у батюшки и сынок, — разговорился хозяин. — Теперича, должно, годов под пятьдесят ему было б, али чуток помене. Сгинул где-то на войне. Как сейчас помню, Кешкой звали. По-ученому Винокентии, кажись?
— Иннокентий.
— Во-во! Я ж и говорю: Винокентии. А уж боевой был!
Кого хошь изобразить мог. У нас его ахтером дразнили.
— Актером?
— Ахтером. Только, значитца, экзамены за школу сдал — м тут война. Долго от его вестей не было, потом два-три письма прислал — а там и похоронка. Уж так-то Иришка убивалась…
— Какая Иришка?
— Да все та же. Одна она у нас на всю деревню вековухой и осталась.
Дед сокрушенно вздохнул.
— Кому же он письма слал?
— Иришке…
— А после она ни от кого писем не получала?
— Нет. У ей же родни-то нету.
— А Иннокентий бывал в доме Берсеневой?
— Ну как же. Чай они с Иришкой в школу бегали, Друг у дружки уроки учили. Да и кто из нас не бывал друг у дружки? Деревенька-то была совсем махонькой.
— Похоронка кому пришла?
— Бабке Аграфсие.
— После войны про Иннокентия слухов никаких не было?
— Нет, не слыхал.
— Вы, конечно, хорошо ее знаете?
— Иришку-то?
— Да, Берсеневу.
— А как же. На моих глазах росла. В войну первой на трактор села. Потом на агрономшу выучилась. Последний десяток лет еще и за бригадира у нас управляется. Уважительная такая, зазря человека не обидит.
Аграфена Капитоновна расплакалась, услышав вопрос Темирбая.