Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
Нам удалось провести семь интервью с представителями последнего поколения Банка, проводившего там летний отдых в 1970 – 1978 годах (среди наших информантов было пятеро мужчин и две женщины). Некоторые представители предыдущих поколений могли расходиться по разным вопросам, но все они единодушно заявляли, что летний отдых в Банке к этому времени «выдохся» или, по крайней мере, начал приходить в упадок. Когда кадаровская политика консолидации и режим потребительского социализма достигли своего пика, то, по воспоминаниям опрошенных, Эстер поддалась соблазну финансового успеха. Рассказчики упоминали о проявлениях несправедливости, показывая, как Эстер отдавала предпочтение детям влиятельных начальников, и утверждали, что у нее были «любимчики».
Описываемые изменения были обусловлены причинами двух типов. С одной стороны, Э. Левелеки состарилась и из-за болезней больше не могла активно участвовать в играх, поэтому она передала значительную власть и ответственность своим помощникам-подросткам, так называемым «главам комнат». Некоторые из проинтервьюированных нами мужчин с неудовольствием вспоминали об этом, так как главы комнат получили возможность вести себя жестоко и деспотично.
С другой стороны, сам статус отдыха в Банке изменился под воздействием нескольких факторов. На первую половину 1970-х пришелся расцвет эпохи Кадара, Венгрия считалась «самым счастливым бараком» cоветского блока: в обмен на политическое равнодушие большинство населения получило более высокий уровень жизни, чем в соседних странах. Были узаконены небольшие частные предприятия, что же касается культурного потребления, то категория «терпимого» в культурной политике становилась все более неясной и широкой. На этом фоне летний отдых в Банке превратился в особый потребительский товар для привилегированных людей, который доставали «из-под прилавка» и по блату. По словам одного из интервьюируемых, «…в начале 1970-х Эстер начала развивать собственный маркетинг. Вот тогда начали приезжать дети знаменитостей <…>. Отдых в Банке стал дороже. В результате исчезли некоторые из прежних гостей – дети из интеллигентных семей победнее». Что характерно, шестеро из семи интервьюируемых происходили из семей известных и признанных деятелей искусства того времени – режиссеров, художника, актеров.
Представляется, что для интервьюируемых внутренний мир Банка или, точнее, отношение «банкийства» к окружающему миру представлен в рассказах о личных карьерах, профессиональной деятельности, поколенческих ролях интервьюируемых и далеко не в последнюю очередь об их еврействе, а значит, может быть точно воплощен в ситуациях привилегированности.
Четыре интервью связывают привилегию «банкийства» с творчеством и искусством. Эти люди описывают Банк как красочный, творческий и невыразимо волшебный мир, как нетипичную для того времени среду, которая выступала альтернативой по отношению к серым будням социалистического государства. В этих интервью классовый габитус и элитарное положение воспринимаются как сами собой разумеющиеся. Они остаются не отрефлексированными и ассоциируются прежде всего с искусством – с творческой деятельностью родителей, с системой ценностей Банка и с последующей жизнью самих интервьюируемых.
В то же время в рассказах информантов В13, В19 и В6 привилегированное положение Банка тесно связывается с ощущением ими собственного еврейства. Пусть разными способами, но все они описывают эту связь как опыт, характерный для их поколения.
Нарратив информанта В19 фрагментарен и бессвязен. Основными структурными линиями рассказа о ее жизни являются еврейская идентичность рассказчицы и ее нынешнее неустойчивое психическое состояние (незадолго до того, как дать интервью, она проходила лечение). В ее интервью Банк описывается как место, где была раскрыта ее семейная тайна.
За ежедневными делами было видно, что это прежде всего место отдыха для еврейских интеллектуальных детей. А я знала только, что это было интеллектуальным местом и что я возвращалась домой, получив нечто, отличавшееся от того, что я получала обычно в течение года. Только летом после восьмого класса я узнала, что в Банке я была еврейкой и все с этим связанное <…> из довольно забавного разговора с одним из «глав комнат». После этого я вернулась домой и устроила там скандал, спрашивая, почему мне раньше об этом ничего не рассказывали.
В19 провела свое отрочество в поисках идентичности. Ее бунт против родителей проявлялся в желании менять школы и посещать единственную в Венгрии школу, где в старших классах было еврейское отделение, – в итоге она все же не стала туда поступать. Хотя другие интервьюируемые говорили нам, что еврейство регулярно обсуждалось детьми в Банке, информант В19 смогла осознать свое скрытое еврейство не так:
В журнале «Medvetánc»849 появилась большая статья под названием «Как я узнал, что я еврей?» <…> Я прочитала ее и почувствовала себя очень хорошо: ух ты, значит, можно задавать такой вопрос… ух ты, у других тоже есть такая проблема… До этого я думала, что мои родители надо мной надругались, не осознанно, конечно, а из-за того, что они тревожились обо мне, поэтому я думала, что моя история уникальна, а тут поняла, что нет!
В рассказах В13 и В6 Банк тоже описывается как исключительно «еврейское место», однако они изображают Банк и еврейство как проявления элитарной классовой позиции и на основании этого формулируют поколенческое кредо и связанный с ним интеллектуальный этос.
Отец В13 был знаменитым художником, бесспорной ролевой моделью для сына и принадлежал к «великому поколению» 1968 года. Лейтмотив рассказа B13 – амбивалентность еврейско-интеллектуально-элитной роли, которую он должен был для себя избрать. Для него Банк – исключительно еврейский мир, без раздумий интериоризированный большинством там отдыхавших, в то время как сам рассказчик не смог этого сделать и остался «аутсайдером»:
Я всегда был замкнутым, и мне нужно было время, чтобы разговориться в незнакомой компании. Мои родители долго были настроены против [Банка], они разделяли предрассудок о том, что там собирается только стайка буржуазных деток с холмов Буды. И к тому же там, кажется, одни евреи… Это было смешно, так как мы тоже евреи, по крайней мере по происхождению. Но не практикующие… А может быть, мое «аутсайдерство» определялось тем фактом, что отец моего отца был евреем, а мать – нет. А со стороны матери – все [были евреями]. Так что во мне была интересная смесь, так как моя мать после 45-го года хотела обо всем забыть, это была ее стратегия.
В интервью B13 заметно постоянное противоречие между классовым положением семьи, специфическими неформальными стратегиями отстаивания групповых интересов в эпоху Кадара и еврейской ассимиляцией; представляется, что здесь проявился еще и семейный габитус. По словам рассказчика, «элита» – это всегда «еврейская» среда, в которой можно только родиться, заслуги же тут неважны. Однако социалистическое государство в 1970-е годы тоже сохраняло элитарное положение для тех, кто обладал «врожденными привилегиями». Интеллигенция приобретала классовое влияние с помощью неформальных отношений – и это тоже была дорога, которая вела в Банк. В рассказе информанта В13 его отец выглядит морально безупречным: несмотря на то что их семья жила в Рожадомбе850, родители не использовали свои связи для того, чтобы обеспечить детям поступление в университет или освободить их от службы в армии.
Рассказ В13 тесно связан с жизнью семьи его отца и воплощает характерный для его поколения запрос на обновление и возможность обретения вертикальной мобильности благодаря собственным заслугам, а не унаследованным привилегиям. Сегодня он работает менеджером в компании. Как он говорит, его карьеру определило противопоставление верности долгу и «аутсайдерства»: его глубинное «я» с сомнением относится и к политике, и миру медиа, – но прежде так же он относился и к Банку.
В6 – успешный киносценарист. Он рассказал о своих родителях только то, что они были евреями и интеллектуалами. В его рассказе Банк представлен как элитарная среда для «своих», чья исключительность определялась в основном еврейским происхождением отдыхавших. По его словам,
…это были дети из хороших семей, чьи родители были успешными художниками, режиссерами, там был внук Дьердя Ацеля851, и все такое, так что Банк означал еврейство, богатство и интеллектуальную элитарность. Мы – часть этого фантастического мира, и в отличие от толпы, отправляющейся в пионерские лагеря, мы знаем, что значит играть. Мы знаем, что у нас хорошее чувство юмора, что мы умны. <…> Мы богоизбранный народ – мы из Банка. И не потому, что мы находимся в этом чертовски хорошем лагере, так как Банк был фантастически хорош, мы, кстати, богаты, и к тому же еще евреи. Так ли уж этот грех связан с первородным грехом?! Это еврейское элитистское сознание невероятно опасно. Вот это я больше всего ненавидел.