Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

…это были дети из хороших семей, чьи родители были успешными художниками, режиссерами, там был внук Дьердя Ацеля851, и все такое, так что Банк означал еврейство, богатство и интеллектуальную элитарность. Мы – часть этого фантастического мира, и в отличие от толпы, отправляющейся в пионерские лагеря, мы знаем, что значит играть. Мы знаем, что у нас хорошее чувство юмора, что мы умны. <…> Мы богоизбранный народ – мы из Банка. И не потому, что мы находимся в этом чертовски хорошем лагере, так как Банк был фантастически хорош, мы, кстати, богаты, и к тому же еще евреи. Так ли уж этот грех связан с первородным грехом?! Это еврейское элитистское сознание невероятно опасно. Вот это я больше всего ненавидел.

Так же как и для В13, «избранность» для B6 – проявление врожденной привилегии, которую можно получить только незаслуженно, и к тому же это определенный габитус, маскирующий прирожденные привилегии видимостью личных достоинств, таких как ум, юмор, осознание собственной элитарности. Для В6, который с подросткового возраста хотел стать деятелем искусства, Банк оказался метафорой официальной культурной жизни эпохи Кадара, где старевшие и слабевшие партийные руководители (= Эстер Левелеки) раздавали прекрасные подарки своим фаворитам и где «настоящее» искусство (= игра) могло быть реализовано только при переходе на внесистемную позицию. Под руководством молодого оппозиционно настроенного учителя B6 создал в старших классах театральную группу, которая «бунтовала с помощью прекрасного» против подавления, которое ощущалось и в школе. По его словам, они находились в оппозиции к Эстер и «главам комнат» и боролись за свое право самим придумывать рамочные игры и таким образом получить право голоса в «культурной жизни» Банка. В рассказе В6 также смешиваются непотизм официальной культурной политики и «еврейство» Банка. Словно бы пытаясь разрешить это противоречие, он использует аналогию из творчества одного из влиятельных авторов этой эпохи:

…Это как с обращением Савла. Да, мы превращались из Савлов в Павлов, как из поганого безымянного еврея (смеется)… мы отворачивались от всего этого, мы это отвергали. И, как я вам сказал, это было в старших классах.

Процитированный отрывок восходит к известному роману того времени «Савл» («Saulus»), написанному в 1968 году Миклошем Месёем (1921 – 2001). В этом романе с помощью библейской истории транслируются дилеммы, воплощающие двусмысленность современных интеллектуальных ролей. «Обращение Павла» означает отказ от службы бессмысленной власти во имя истинной веры852. В рассказе информанта В6 это обращение происходит в школьном театре, и во имя таких ценностей и новой общности Банк оказывается отвергнутым: «…в школе, например, мне очень нравилось, что там было по-другому и не все были евреями». И для этого отказа очень важны «еврейство» Банка и все, что рассказчик с этим связывает.

Эстер Левелеки была маргинализирована властью, а ее работа вытеснена в «серую», полулегальную зону деятельности. В воспоминаниях участников «банкийский ребенок» (bánki gyerek) наделяется особо оппозиционным или индивидуалистическим поведением.

Банк, в соответствии со своими важнейшими принципами, был местом, где ценилась автономность и детям давали возможность раскрывать их спонтанность и творческие способности. Правила и нормы этого места вступали в явное противоречие с педагогической практикой социалистической школы. Банк предлагал независимый коллективный опыт, вскрывавший пустоту официальной коллективистской идеологии. Воспоминания показывают, что пребывание в Банке было оживляющим бегством от ежедневных реалий социализма, островом свободы, «конституционной монархией» внутри патерналистского государства, воспринимавшего своих граждан как несовершеннолетних и основывавшего свою власть на компромиссе и умолчаниях. «Конституционная монархия» Банка, напротив, предполагала, что ее созревающие граждане вырастут и станут свободными, автономными и независимыми мыслителями, личностями, способными на ответственные действия и солидарность.

Илл. 7. Банк конца 1970-х. Один из детей

Илл. 8. Банк 1970-х. Групповая фотография

Некоторые дети Банка, рассказавшие о нем, теперь стали успешными взрослыми, многие занялись творческими или интеллектуальными профессиями. Дружеские отношения и знакомства, установленные в Банке, оказались настолько устойчивыми, что они все еще связывают эксклюзивистское сообщество, дающее поддержку своим выросшим участникам. Эта исключительность цементируется общими вкусами и небрежной простотой, вызванными чувством принадлежности по рождению к интеллектуальной элите.

Крупные суммы, которые родители должны были заплатить за летний отдых в Банке, были важным моментом при отборе участников. Но, несмотря на это, основной отбор осуществлялся через систему личных рекомендаций. Однако в глазах детей право на отдых в Банке обладало исключительной ценностью, так как автоматически означало приобщение к внутренним добродетелям сообщества. Доступ в общину оказывался натурализованным: он воспринимался как вознаграждение за личные достоинства.

Быть «банкийским ребенком» значило принадлежать к привилегированным социальным группам, а экономические, социальные и культурные привилегии обеспечивали доступ к доброжелательной педагогике, персональному вниманию и свободе, которая вытекала из возможности быть талантливыми и уникальными. Банк был культурным продуктом, воспроизводившим довоенную систему социальных отношений, усиливавшуюся благодаря осознанию общих вкусовых предпочтений и укреплявшуюся с помощью общих политических взглядов и общей морали.

Проведенное нами социологическое исследование может дать возможность проникнуть в суть противоречивых и сложных отношений венгерских культурных элит к политической власти. Ироническое отношение к официальной политике, оппозиционные установки, создание исключительных, альтернативных неформальных пространств – все это, взятое вместе, – определяющие аспекты габитуса элиты. В этом смысле идеологическое клеймо, поставленное на реформистской педагогике, делало ее привлекательной для культурных элит, которые проецировали на нее свои установки. Идеологический запрет еще больше повышал статус подобной деятельности, проникнутой чувством альтернативности и полулегальности. Начиная с 1960-х годов компромисс, предложенный в эпоху Кадара, высвободил эти сферы из-под государственного контроля, эффективно усилив социальное воспроизводство культурной элиты.

Как показало наше исследование, сами интервьюируемые не размышляли о своем «привилегированном» статусе «банкийских детей». В часто глубоких и подробных рассуждениях их габитус представителей привилегированного класса тесно связан с рассуждениями о культурном и социальном положении евреев в то время. Судя по интервью, ощущения, способы формирования идентичности и биографические пути, выбиравшиеся представителями тех поколений еврейских интеллектуалов, которые родились после Холокоста, явно не обладают однородным, монолитным характером. Отношение детей выживших, той большой группы, которую называют «вторым поколением после Холокоста», к их еврейской идентичности, поколенческим ролям, классовому габитусу или интеллектуальному этосу принимало различные формы в 1950-е, 1960-е и 1970-е годы. Несмотря на то что некоторые мотивы cтановятся в интервью почти общим местом («западничество», «молчание родителей»), описанные в связи с воспоминаниями о Банке стратегии формирования еврейской идентичности оказываются тесно связаны с политическим контекстом времени, стратегиями идентичности родителей и не в последнюю очередь с внутренним развитием самого Банка.

Банк явно описывается в интервью как важнейшее место социализации детства, и в этом контексте интервьюируемые смогли создать нарратив, описывающий опыт формирования идентичности: приобретение ими интеллектуального габитуса, элитарной социальной роли и наполнение ее моральным содержанием; кроме того, они получили возможность рассказать о своем еврействе как о поколенческом опыте.

Пер. с англ. Т. Эйдельман

[Bourdieu 1984] – Bourdieu P. Distinction: A Social Critique of the Judgment of Taste / Transl. from French by R. Nice. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1984.

[Bourdieu 1986] – Bourdieu P. The Forms of Capital // Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education / Ed. by J. Richardson. New York: Greenwood, 1986. P. 241 – 258.

[Erős, Kovács, Lévai 1985] – Erős F., Kovács A., Lévai K. Hogyan tudtam meg, hogy zsidó vagyok? [Как я узнал, что я еврей?] // Medvetánc. 1985. № 2/3. 129 – 144. oldal.

[Erős 1992] – Erős F. A zsidó identitás szerkezete Magyarországon a nyolcvanas években [Cтруктура еврейской идентичности в Венгрии 1980-х] // Zsidóság, identitás, történelem [Еврейство, идентичность, история] / Szerkesztette M.M. Kovács, Y. Kashti, F. Erős. Budapest: T-Twins, 1992. 85 – 97. oldal.