Олег Верещагин - Про тех, кто в пути

Им есть чему позавидовать, в конце-то концов. Он уже начал мысленно составлять «письмо с фронта», когда понял, что просто оттягивает время, потому что лезть в пруд не хочется по-прежнему. Тогда Мартин решительно вздохнул и, оттолкнувшись, врезался в воду, взмахнув руками.

Все страхи и непонятности отступили тут же. Вода и правда оказалась тёплой, Мартин доплыл до середины пруда, крутнулся через голову, поплыл обратно, недалеко от берега лёг на спину, раскинул пошире руки-ноги и замер, чуть пошевеливая ими, чтобы не затонуть.

В небе высоко-высоко плыли облака. Быстро, там дул ветер, и Мартин подумал об отце. Он где-нибудь на аэродроме подскока5, наверное. Или в воздухе. Может быть, в бою?

Мартин представил отцовский «мессершмидт» и успокоено вздохнул. У русских нет таких самолётов. И не может быть. Ни у кого нет таких самолётов, как в Германии...

Какая-то волна качнула его, и мальчишка перевернулся в воде. Вокруг было пусто... но по ногам отчётливо скользнула ещё одна волна, и Мартин понял: кто-то плавает под ним в глубине пруда. Щука? Сом? Они могут вырасти достаточно большими, чтобы напасть...

При этой мысли Мартину стало не по себе и он, стараясь двигаться быстро и равномерно, поплыл к берегу. Неужели никто из купавшихся тут ничего не заметил? Могли бы и предупредить! Шутники...

Или ему показалось? Мартин был бы рад в это поверить, но ощущал ногами, как это нечто ходит совсем близко и с трудом удерживался от вопля ужаса, выгребая к берегу со всей возможной скоростью.

Вода стала ледяной в какую-то долю секунды. Не просто ледяной — невыносимо ледяной, безумно ледяной, смертельно ледяной...

...Сердце Мартина остановилось.

Солнце пекло затылок, спину и ноги. Мартин рассматривал песок возле своего носа — сухой, серо-жёлтый — и пытался начать думать. Получалось плохо. Мысли обрывались на том, что он словно бы задохнулся ставшим невероятно плотным и горячим воздухом, а потом... потом — пустота и тьма.

«Я утонул. Вода стала ледяной, и я утонул, отправился к тому, кто плавал вокруг меня... но сейчас я на берегу. Как такое может быть? Кто-то вытащил меня, мне просто повезло...»

Мартин попытался встать, но руки, на которые он опрометчиво опёрся, мягко подломились в локтях, и он снова сунулся лицом в песок. И услышал чей-то смешок, недобрый и сухой.

Мартин хотел повернуть голову и посмотреть, но даже это движение вызвало тошноту, которую пришлось пережидать с кругами в глазах и шумом в ушах. Когда это прошло,

Мартин со стоном перевалился на спину — и увидел, что на пляжике нет никого, кроме него. Одежда лежала там, где он её оставил. И всё.

От изумления Мартин даже позабыл, что с ним случилось. Он сумел сесть и позвал, морщась от привкуса воды в носу:

— Эй! Кто тут есть?!

Никто не откликался... Но не мог же ему почудиться смешок? И как он выбрался на берег? Мартин посмотрел на воду — и снова ощутил страх. Поверхность отблёскивала солнечными бликами и казалась не просто спокойной — идиллической.

Что же с ним произошло? Ощущение охватившего со всех сторон дикого холода на миг вернулось, и Мартин выбил зубами дробь, схватившись за плечи.

Надо же, а трусы-то сзади сухие... Выходит, он долго провалялся лицом вниз. И кто-то сидел рядом с ним, а ушёл вот-вот... Кто-то из солдат? Но тогда, почему такой странный смешок?

Мартин поднялся и прошёлся по пляжу. Ага, вот — следы. Тут не было ничьих следов, он ещё удивился тогда (Мартин подумал об этом так, словно пришёл на пляж очень-очень давно).

Вот это — его, гвозди и подковки на новеньких бутсах. Вот — тоже его, он босиком шёл к воде (Мартин приложил ступню — убедиться; точно его). А вот это — совсем не его. Человек выбежал из кустов к воде... вот он волок его, Мартина, из воды... вот сидел... а вот ушёл — быстро ушёл, и следы потерялись в траве. Неопределённые ботинки, но не военные и небольшие...

Мартин опять покричал и посвистел, потом стал одеваться. Подпоясываясь, снова бросил взгляд на пруд...

И окаменел, приоткрыв рот.

Посредине озера вода начинала раскручиваться водоворотом. Медленно, уверенно и неостановимо. Зрелище было настолько жутковатым, что Мартин попятился и бросился бежать обратно, по тропинке. Ему казалось, что вот-вот из водоворота появится что-то невероятно страшное...

...Он сам толком не помнил, как и по какой тропинке выскочил на окраину аэродрома. Но тут с мозгов словно пелена спала — Мартин остановился и потихоньку выругался по-солдатски (это считалось среди его друзей высшим шиком уже потому, что за это строго наказывали).

Что это он?! Это от страха. Всё же ясно, предельно ясно: и внезапный холод, и «прикосновения», и водоворот — точнее, из-за водоворота всё и ясно! Там просто есть какая-нибудь подземная протока, а отсюда — сильные течения и все эти фокусы с переменой температуры и вообще...

А он струсил... Нет, конечно, утонуть можно было запросто (а вытащил его кто-то из гражданской обслуги — наверное, пришёл искупаться, а убежал, когда увидел, что мальчишка очнулся, чтобы не обвинили — мол, хотел утопить парня!), но ничего сверхъестественного...

Ха, подумал Мартин, вот и занятие. Непременно надо заняться исследованием! Только подготовиться получше...Может, прямо сейчас? Сколько времени-то?

Он бросил взгляд на часы. Часы показывали 4.15.

Довольно долго Мартин стоял, обалдело глядя на циферблат, по которому равнодушно бежали стрелки. Вскинул голову на солнце — и заморгал. Оно действительно ушло примерно на 16-16.30. но этого не могло быть!!! Когда он очнулся на берегу, оно едва подбиралось к зениту! Потом он побежал и бежал...

Мартин сглотнул. До него дошло, что он не помнит, сколько бежал. Но не пять же часов, с отчаяньем подумал Мартин. И ощутил, что ему очень хочется есть. Как будто действительно день подходил к концу, и он не ел очень давно.

Господи, а если отец вернулся?! А если его уже ищут?! Что будет, что будет... Мысль об этом заставила Мартина выкинуть из головы всё остальное. С трудом сдерживаясь от того, чтобы побежать, мальчишка заторопился к общежитию.

Нет, отец ещё не вернулся, и беспокойство Мартина сменилось новым: где он и что с ним? Конечно, он писал, что будет очень поздно, но насколько «очень»? Походив по комнате, Мартин спросил, где столовая, и нерешительно направился туда. Обед-то давно прошёл...

Но скучавший и лениво покрикивавший на нескольких русских женщин повар охотно подогрел для мальчишки, мявшегося у окошка, суп, тушёную капусту с колбасой, налил кофе и дал хлеба — местного, чёрного, на который Мартин посматривал с подозрением и есть не стал.