Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

Смотрела с небес в расщелину звезда. Не взгляд — холодная и вни­мательная, как Смерть.

Олег проснулся от того, что по разогревшемуся телу потянуло холодом, Он завозился, не понимая, где находится — было темно, душно, давила какая-то тяжесть, кругом хрипло дышали люди — и вдруг послышался веселый воз­глас Гостимира:

— Й-ой, поднимайтесь! Родину снегом заносит!

Спихнув с себя живой груз, Олег треснулся головой в твердую крышу. Пока он размышлял, куда делись пледы, по нему резво проползли, больно пи­хаясь, двое или трое, а по глазам резанул белый, беспощадный свет...

...Мальчишки один за другим выползли, наружу — лица у всех были кра­сные, распаренные, глаза розовые, как у кроликов. Следом валил пар, первый вдох на свежем воздухе врезался в легкие, как нож. Олегу при виде товари­щей вспомнился Михаил Евдокимов: «После бани морда красная...» Плащи спек­лись, их завалил толстый слой снега. Рядом с Гостимиром снаружи уже выпля­сывал Хмур, выкрикивая:

— Да выникайте скорей, одно куры сонные! Окоем каково — красотища!

Он был, пожалуй, прав. Снег перестал. По склонам: гор сияли алмазные ро­ссыпи — полыхал под солнцем выпавший за ночь. В мире было безлюдно и тихо. Олег услышал негромкий шепот:

— Нарисовать бы то... — посмотрел вбок и увидел восхищенные и зачарован­ные глаза Одрина. Художник смотрел на окружающий покой, не дыша.

Это было, конечно, очень трогательно и романтично. Но вот только Олег почувствовал, как его начинает потряхивать. Волглую одежду — вообще не зимнюю! — прохватил, холод, он поспешно потянул свой плащ, и из-под него вывалился Йерикка. Посмотрев снизу вверх на Олега, он прохрипел:

— Ты выглядишь, как я себя чувствую.

— Отдай плащ,— сердито сказал Олег. Оный плащ превратился в некое подо­бие кровельной жести. Йерикка, не вставая с корточек, начал умываться сне­гом.

— А мы часов шесть спали, — заметил он. Талый снег скользил у него по ли­пу и ладоням. Олег кивнул. Он, если честно, уже начал ощущать, что и в самом деле прошло часов шесть... и крупной рысью направился за ближайшие ска­лы, где буквально уткнулся в спину Резана, стоявшего со счастливым и уми­ротворенным лицом передом к камням.

— Далеко ли? — осведомился Резан. — Забито, прыгай подальше.

— Чтоб вас, — буркнул Олег, метнувшись вбок.

Девятнадцать мальчишек продрыхли совершенно неподвижно, да еще и вповалку, в самом деле не меньше шести часов, поэтому все испытывали наст­оятельную потребность «отлить», и снег вокруг места лагеря вскоре украси­лся пятнами — во-первых, неэстетичными, во-вторых, демаскирующими.

Холод ощущался с каждой секундой все сильнее, и горцы собрались у расщелины, жуя копченую рыбу из неприкосновенного запаса, щедротами их собратьев на востоке оставшегося нетронутым.

— Одно, мы тут не стать чтоб долго, — Гоймир кутался в отмякший плащ, — а уж в гавне об колено.

— Тверда жалко, — вздохнул Морок, поправляя ремни со снаряжением. — Как дальше станем?

Гоймир, вытирая губы крагой, огляделся вокруг прищуренными от снего­вого блеска глазами:

— Тааа... Вон тот одинец — за Длинной долиной — Слезная гора. Об лево — Белое взгорье... — он нахмурился, припоминая. — Коли идем промеж них, так будем...

— ...у озера Светозарного, — дополнил Йерикка, — а за ним — Дружинные Шлемы и Птичья река... По-моему, так и следует идти — и по возможности ни­когда сюда не возвращаться.

— Коли идем — то одно быстро, — вмешался Гостимир, часто облизывая губы. — Гляньте — буран на Слезной. А ее не зря так прозвали.

— Не зря, — кивнул Гоймир. В его взгляде появилась озабоченность.

Олег вгляделся в видневшийся километров за сорок на западе седоголовый пик. Мрачные тучи облегли его вершину и медленно, но верно, скользили вниз по склонам. Да, там бушевал буран покруче ночного здесь...

— На Птичьей можно станом стать. — решительно кивнул Гоймир. — Пошли. И попросим богов, чтоб дали нам не видеть наперед этих мест.

— В обгонку с бураном — то забава что надо, — сказал Данок. Резан пихнул брата в снег, и, пока тот барахтался, посоветовал:

— Одно помысль, что все гонятся следом — тебя и фрегат данванский не на­стигнет!

Уже привычно выстроившись в цепочку, горцы двинулись через снег...

Небольшая веска Пригорки стояла в этих местах уже лет сто — с тех пор, как на опустевшие после большой усобицы земли горцев пришли с юга лесовики. Одиннадцать добротных пятистенков предпочли бы оставаться ней­тральными и в этой войне, как остались нейтральными в дни Большого Взмятения. Какое-то время это удавалось и сейчас... но подобная самостоятель­ность никогда, не держится долго.

Сначала в веску ворвался отряд горных стрелков, вытрясший начисто все съестное. Стрелки перепороли всех мужиков, парней и мальчишек от две­надцати лет без верхнего предела шомполами, повесили на воротах войта и убрались. Очень спешили. А вот пришедший следом хангарский отряд никуда не спешил — он встал в Пригорках постоем и взялся за дело основательно. Два десятка кривоногих плосколицых чужаков жрали за две сотни, словно у каждого было по дюжине ртов, курили какое-то зелье из коротких трубок, а потом долбили из огнестрельного оружия по донам и сараям, но самое глав­ное — не давали проходу ни девушкам и женщинам, ни мальчишкам. Деревенс­кого священника, попытавшегося воздействовать на разорителей словом божиим, хангары утопили в выгребной яме, а его семью спалили вместе с небо­льшой церквушкой.

   Жители вески терпели безобразия с подобающей христианской кротос­тью. Ровно неделю. А в светлое Христово воскресение сыпанули в молоко ут­реннего надоя чемерицы — и не успевших прогадиться по-настоящему хангаров без единого выстрела подняли на тройчатки. На чем и успокоились — а зря, потому что присланный опять-таки хангарский отряд под командой офи­цера из славян немедленно приступил к наведению порядка. Пытавшихся соп­ротивляться перестреляли, почти всех остальных позагоняли в самый большой дом, заколотив ставни на окнах и двери — а сами взялись методично обыски­вать Пригорки, поджигая одно обшаренное строение за другим...

...Андрей метнулся от плетня к овину. Хангар лязгал, топал следом, а за сараем дико кричала сестра и хохотали насильники.

— Ма-альчик...— позвал хангар. И почмокал языком, — Иди сюда, — он гово­рил почти без акцента. — Я не обижу...

«Господи, помоги!» — затравленно подумал Андрей и, сжавшись в комок, рванулся из-за овина — мимо опешившего хангара. Ухнув, тот схватил... воз­дух. Обвешанный доспехами и снаряжением, хангар был природным всадником и неплохим бойцом, но никаким бегуном — и ни за что не догнал бы босого и одетого в одну рубаху мальчишку. Но, вспрыгнув на забор, отделявший огоро­ды от речушки, мальчишка поскользнулся на жердине, упал в траву — и не ус­пел даже вскочить.