Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

«Господи, помоги!» — затравленно подумал Андрей и, сжавшись в комок, рванулся из-за овина — мимо опешившего хангара. Ухнув, тот схватил... воз­дух. Обвешанный доспехами и снаряжением, хангар был природным всадником и неплохим бойцом, но никаким бегуном — и ни за что не догнал бы босого и одетого в одну рубаху мальчишку. Но, вспрыгнув на забор, отделявший огоро­ды от речушки, мальчишка поскользнулся на жердине, упал в траву — и не ус­пел даже вскочить.

Сопя и ругаясь по-своему, хангар пытался скрутить мальчишку. Андрей отбивался молча и отчаянно, лишь иногда вскрикивая от омерзения и ярос­ти. Воспользовавшись тем, что хангар шире расставил для упора ноги, маль­чишка изо всех сил впечатал колено под болтающийся кольчужный фартук...

— Вввууй...— выдохнул бандит, выкатывая глаза и складываясь пополам. Пра­вой рукой он потянул из ножен саблю. Андрей прыгнул к забору, рванул сле­гу, отчаянно крикнул:

— Убью! Не трожь, гад! — и раскачал дерево в руках.

Хангар попятился. Оставил саблю — клинок скользнул обратно в ножны. И, свирепо улыбаясь, перехватил в руки винтовку. Мальчишка прижался спиной к шатким слегам забора, сорванно дыша и глядя на черную точку ствола, ка­чавшуюся на уровне груди.

Улыбка хангара стала еще шире. Потом он хрипло булькнул и, выпустив оружие, поднес руки к короткому ножу, возникшему под челюстью, в том мес­те, где была распущена шнуровка кольчужного воротника. Снова булькнул. И плавно завалился на спину, взрывая землю грядок сапогами.

Забор вздрогнул. Андрей уронил слегу, посмотрел вправо-влево, еще не понимая, что произошло.

Четверо ребят постарше его — 13-15 весен — и одетые как горцы, стоя­ли у забора с оружием в руках. Один — рыжий, как анлас, с пулеметом, пришле­пнутым сверху сизым блином магазина — спросил Андрея, говоря не как го­рец, а как горожанин:

— Что в веске? Данваны?

— Ка... ратели, — с трудом выдохнул мальчишка. И сел в грядку, обхватив го­лову руками...

— Сколько? — Йерикка тряхнул мальчишку за плечо. Яромир трижды прокричал совой — горцы, лежавшие под речным берегом, поднимались на ноги и перебирались через плетень. — Сколько карателей?! Ну же, говори!

— Десятка три... наших в доме заперли...— Андрей опомнился, поднял голову. До него дошло, что окружающие его люди явно не враги. — Остальные дома жгут... спасите, Христа ради прошу...

— Ясно, — чуть брезгливо ответил Гоймир. — Ну — пошли.

Горцы заскользили через огороды, словно бесплотные мороки-скажи, на ходу изготавливая к бою оружие.

Каратели, естественно, часовых не выставили — обороняться было не от кого. Это их и погубило. Горцы появились между подожженных домов, среди рассеявшихся по веске ретивых поджигателей совершенно неожиданно и дейст­вовали молниеносно. Большинство хангаров бытли перебиты, трое плюс офицер — схвачены живыми.

Пока несколько мальчишек открывали двери дома, где были заперты уцелевшие жители, остальные собрались возле колодца, на сруб которого взгромоздился Гоймир с лицом прокурора Коржакова, разоблачающего деяния мафии. Пленных притащили, сюда же, но от хангаров толком ничего нельзя было до­биться кроме завываний и бесконечных просьб пощадить, да еще имени коман­дира — Иван Вратников.

— Ты б видел, что делали они, — сказал, подходя, Одрин. Лицо художника было каменно-бледным. Олег тоже походил по веске и клял себя сейчас за дуро­сть, пытаясь отогнать пропитанное средневековым ужасом видение тщательно и неспешно расчлененной и освежеванной девушки с животом, вспоротым и забитым тлеющими углями — она оказалась еще жива, пришлось ее добивать. По­этому совершенно спокойно Олег услышал, как Гоймир приказал:

— Смертью казнить.

Хангары совершенно покорно встали на колени — молча, ничего не пы­таясь предпринять — и наклонили головы под мечи...

...Вратников не выглядел напуганным — скорей, разозленным. Ему разбили лицо и превратили в лохмотья мундир, и сейчас он почти кричал в лицо Гоймира:

— Я с вами говорить не буду! Вы бандиты, малолетние преступники, вас ждет скорое и справедливое наказание!

— А вам имя каково?! — выкрикнул Богдан. Горцы загудели; выкрики и плач по всей веске усиливали впечатление.

— Находники!

— Убойцы!

— Выродки!

— Да свести его и делу конец!

— Мы служим законному правительству, — прокричал в ответ Вратников, — которое пытается установить на планете мир и спокойствие! А такие, как вы — это просто помеха! Мы находимся тут по просьбе...

В ответ, заглушая его слова, раздавался уже настоящий рев молодых глоток:

— То земля наша!

— Наша!

— Мы вас одно кончим, раз сами не уберетесь!

— Под меч его!

— Тихо! — рявкнул Гоймир, вскинув руку. — Судом его судить будем. Как я князь — так я скажу. Прощенья ему нет. Прав не велит прощать убойц — он и есть убойца. Прав не велит прощать перескоков — он и есть перескок, выжлок данванский, хуже хангара. Прав не велит прощать нечестных находников — он и есть находник из находников. Законом Права — смерть ему?

— Вы просто глупые щценки, играющие в старинных воинов! — закричал офицер, подавшись вперед. — Очень скоро от вас и головешек не останется! И...

— ...и одно ты наперед умер, — с этими словами Гоймир обрушил чекан на лоб Вратникова...

...Горцы решили заночевать в веске — благо, местные не знали, куда усадить и чем угостить своих спасителей. После горного перехода и пред­шествующих ему событий тепло и домашний уют уцелевших домов Пригорков казались раем. Горцы разместились в двух пятистенках, и молодежь, соверша­вшая сюда паломничества, кажется была не против завтра уйти вместе с ни­ми.

Это, конечно, было здорово — видеть раскрытые рты своих ровесников, перемигиваться с красивыми девчонками, небрежно выставлять напоказ ору­жие... Но Олег никогда не был позером, ему это быстро надоело. Скинув чуни, он улегся на широкую лавку в тихом уголке и заснул, несмотря на про­должавшийся междусобойчик...

...Он проснулся ночью. Ребята в основном спали, местные разошлись. Йерикка сидел на скамье возле приоткрытого окна, на столе стоял его пу­лемет. С другой стороны стола устроился Святомир — подперев голову ру­кой, он читал какую-то книжку. Гостимир, сидя со скрещенными ногами на другой лавке, перебирал струны своих походных гуслей и напевал печально:

— Выструнили горцев псами выть в плену...— он накрыл струны ладонью, спросил: — Йерикка, спеть-то чего?