Антон Первушин - Львиное Сердце

— Кто его убил? — спросил Мордред изумленно. — Кто-то из наших? Ивэйн?

— Не думаю, — ответил Артур. — Ивэйна я как раз послал проследить за работой Стрелка. И четко приказал ему ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной. Да он и сам не стал бы, ты же знаешь Ивэйна…

Мордред кивнул. Ивэйн был четвертым сыном одного из младших вассалов дома Пендрагонов — одним из тех, кого Артур превратил из ничего во что-то, и одним из тех, кто был предан Артуру всецело. Кроме того, Ивэйн не мог изменить Артуру еще и по другой причине — у него просто не хватило бы ума.

— Я думаю, это кто-то из местных, — продолжал Артур. — Технически вполне возможно.

— И что? Будем перезапускать?

— Подождем. Ты же знаешь, мне этот план никогда не нравился. Но Ланс был так убедителен со своей доктриной штурма и натиска. Раз-раз, устроили блицкриг, победа будет за нами. Слишком просто.

— Но за Столом ты этого не сказал.

— Да… Не хотелось. Мне кажется, Ланс ждет чего-то такого. Сейчас никто уже не вспомнит, чья это была идея насчет нового запуска Стрелка. Решение принимали все, а отвечать, как обычно, буду я. И получится, что я в полной заднице. О-Сознание потерял, Громил упустил, теперь и блицкриг продул. Да еще и у Саркофага прорезалась архианомалия, про которую я ни сном, ни духом. Получается, что я абсолютно не контролирую ситуацию. Ланс запросто этим воспользуется, чтобы снять меня с руководства проектом.

— Тебе придется его убить, — тихо сказал Мордред.

Артур отпрянул.

— Мордка, ты чего?! Как это… убить?

— Ну не самому, естественно. Он тебя старше и выше на целую голову. Но я без труда найду людей, которые решат эту маленькую проблему.

— Мордред, ты очумел? Ланс, конечно, порядочный говнюк. Но он один из нас. И… и… это же только игра!

— Арти, это ты ничего не понимаешь. Проект — не просто игра. В Логре не бывает просто игр. Здесь все — продолжение политики другими средствами. Ты — Пендрагон, Ланс — дю Лак, и раньше или позже тебе придется его убить. Можешь хоть у отца своего спросить, он подтвердит. И лучше сделать это раньше — до того, как он попытается убить тебя.

— Но Утер Пендрагон не убил Бана дю Лака.

— И очень об этом жалеет. Спорим на все, что хочешь?

— Ладно. Неважно. Никого убивать я не буду. Ни своими руками, ни чужими. Поступим проще. Я войду в Зону и сам все поправлю. Если обернусь быстро, никто ничего не узнает, и проблема снимется сама собой как несуществующая.

— Как планируешь это сделать?

— Очень просто. Ну то есть в теории просто. Если не получается удержать в провинции своего наместника, возьми вождя из местных, приподними его и поручи поддерживать порядок.

— И кого ты возьмешь?

— Ну выбор невелик. Роте или Гоголя. Они сегодня в авторитете.

— Оба — психи.

— И хорошо! Я скажу волшебное слово «Солнцестояние», и они пойдут за мной, как за Дудочником. А кто придет первым, тот получит приз.

— Какое «Солнцестояние»? Гвиневрина разработка? Но ведь…

— Да, но зависимые этого не знают. У них уже свой фольклор возник на сей счет. Вот на нем мы и сыграем.

— Ох, Арти, твоя близость с народом до добра не доведет. Он, оказывается, фольклор изучает в зависимых мирах. Фольклорист!

— Между прочим, моя, как ты говоришь, близость пока нам на пользу. Ну и кроме того, разве не затем мы делали игру, чтобы как следует оттянуться?

— Ты делал, наивная ты душа. За других не поручусь.

— Ладно. Поступим так. Завтра я уеду в Авлон. А ты пройдись по селениям сервов, найди мне какую-нибудь рыжулю посимпатичнее. Чтобы на Гвенни смахивала хотя бы издали.

— Арти!

— А что такое? Всем можно, а мне нельзя?

— Нет, что ты… просто… Не ожидал…

Даже Мордред был шокирован. Не его, конечно дело, да и сам он относился к женщинам с предельным прагматизмом: сунул, вынул и пошел, будь ты хоть сервка, хоть герцогиня. Но он-то полагал, что у друга Великая и Чистая Любовь. А Арти… Вот стервец!

— Ладно. Значит привезешь ее в Авлон и подержишь там до моего возвращения. Дня три, наверное. Можешь с ней немного поиграть, чтобы не так скучно было.

— В шашки? — улыбнулся Мордред.

— Если получится, то и в шашки. Короче, создадите мне прикрытие. А я уж постараюсь разобраться. И Ивэйна поищу заодно. Что-то он слишком заигрался…

— Ты там… поосторожнее все же.

— Да ладно, братец. Дело житейское. Перезагрузку никто не отменял.

— Учти, это очень больно.

— Ничего. Пока ты со мной, я ничего не боюсь. Со всем справимся.

Когда Мордред ушел, Артур снял с полки тяжелый атлас in folio «Труды и дни святого Теслы» и разложил на столе. Он мог бы не смотреть в текст — давно знал его наизусть, но знакомые запах, тяжесть и ощущение страниц под пальцами успокаивали. Чего точно никогда не сможет дать электронная инкунабула, так это подобного иррационального чувства стабильности. Она словно кувшин — какое вино в него нальешь, то и выпьешь. Сегодня — сладкое, завтра — кислое. А книга — словно источник, к нему приходишь день за днем, и вода в нем все так же прохладна, чиста и свежа.

Даже Мордреду он не стал признаваться, что его беспокоит на самом деле. Равнодушие Гвен, интриги дю Лака — это все, если вдуматься, сущая ерунда. Рябь на воде. Меж тем, если он не ошибается в своих подозрениях, зреет буря, которая может перевернуть весь их мир. И об этом ни с кем не посоветуешься. Именно потому, что в Логре все — продолжение политики другими средствами. Придется разбираться самому.

История известного мира началась давным-давно — аж в 1558 году, когда английская королева Мария I почувствовала себя «в тягости».

До этого ей пришлось пережить сильное потрясение — беременность 1556 года оказалась ложной. Мария мечтала о наследнике: он был необходим ей для того, чтобы сохранить любовь мужа — испанского короля Филиппа II. Мария была на десять лет его старше и нехороша собой, но прекрасно знала, что муж равнодушен к женской красоте — его снедает любовь к власти. Первая его жена — несчастная инфанта Мария Мануэла Португальская, умершая на четвертый день после рождения сына — подарила мужу права на португальский престол. Мария знала, что Филипп вступил во второй брак, чтобы присоединить к своей империи Англию, и что он недоволен своим положением принца-консорта. Провозгласить его Королем Английским она никак не могла — этого не потерпело бы английское дворянство. Однако в ее силах было сделать его отцом будущего короля, если на то будет воля Божья.

Не менее важным было рождение здорового наследника и для самой Англии. Отец Марии — знаменитый Генрих VIII Синяя Борода — в свое время немало накуролесил и запутал вопрос с наследованием престола до невозможности. Мария была дочерью от его первого брака — вполне традиционного и почтенного католического брака с испанской принцессой Екатериной Арагонской, дочерью покровителей Колумба Фердинанда и Изабеллы. Однако Екатерина, несмотря на многочисленные беременности, так и не смогла родить Генриху сына. Виной тому был, возможно, застарелый сифилис супруга, но, как водится, во всем обвинили королеву. Генрих отправил ее в один их отдаленных замков и приблизил к себе ловкую английскую дворяночку — Анну Болейн. Поскольку папа Римский не давал согласия на развод Генриха и Екатерины, Генрих, по наущению Анны, отторг английскую церковь от католической и объявил главой английской церкви себя самого. После этого ему не составило труда развести себя самого с опостылевшей супругой и женить себя самого на беременной уже Анне Болейн. В угоду ей он объявил свой брак с Екатериной незаконным, а свою дочь Марию — бастардом. Анна, однако, подвела короля и родила ему девочку Елизавету. Король счел такой поступок государственной изменой и, чтобы не мучиться больше с разводами, отрубил Анне голову, объявил уже Елизавету бастардом, после чего сразу же женился на Джейн Сеймур, которая наконец и родила ему вожделенного принца Эдуарда. Король не остановился и на этом, женился еще три раза, но поскольку браки остались бездетными, о них сейчас помнили только самые дотошные историки.