Владимир Ильин - Последняя дверь последнего вагона
— Но зачем тебе это? Они ж тебе абсолютно чужие люди, Лен!..
— Зато я им не чужой.
— Что за чушь, Лен?.. Э-э, да ты, видно, действительно переутомился. Давай-ка выспись как следует, наберись сил — и сам увидишь, что просьба твоя не только не имеет смысла, но и невыполнима…
Этого и следовало ожидать. Кто о чем, а начальник Раскрутки — прежде всего о деле. О том, что возвращение меня к родителям Саши будет связано с решением ряда сложных проблем. Как объяснить им, где я находился все это время и почему от меня не было никаких вестей? Как и где меня «нашли» и почему сразу же не поставили об этом в известность родителей? И много еще чего в том же духе. А объяснять все это нужно будет так, чтобы у Виктора и Татьяны не возникло сомнений в истинности выдуманной истории. А еще чтобы об этом не пронюхали средства массовой информации.
Лишние хлопоты сулит Астратову исполнение моей просьбы.
Нет, ребята, никуда от меня вы не денетесь, стискиваю зубы я. Я все равно заставлю вас, вот увидите!..
В конце концов, вы в долгу перед мальчиком Сашей, а долги рано или поздно надо возвращать.
— Кстати, раз уж пошла такая пьянка, то у меня есть еще одна просьба… точнее — требование. — Я стараюсь смотреть Астратову прямо в глаза. — Перестаньте держать всех взрослых детей в этой тюрьме. Отпустите их. Всех до одного…
— Что-о? — Астратов машинально лезет в карман пиджака за своим табачным допингом, но сигаретная пачка оказывается пустой, и он с досадой швыряет ее в угол палаты. — Куда это я их должен отпустить?
— На свободу, — спокойно говорю я. — В новые семьи. Или к прежним родным. Куда они сами захотят… Они имеют на это право.
Астратов открывает рот, но я неумолимо продолжаю:
— Я знаю, что ты можешь мне сказать. Юра. Что тогда ваша операция будет сорвана. Что мир узнает правду о том, как эти дети превратились в других людей. Что придется рассказать человечеству о предстоящей гибели. Что это вызовет хаос и анархию во всемирном масштабе, и тогда грянет взрыв почище того, который заготовил главарь Спирали… Я все это знаю не хуже тебя. Но подумай сам, Юрий Семенович!.. Неужели другая чаша весов, на которой лежат принципы гуманности и стремление сделать людей счастливыми хотя бы на несколько дней, не может перевесить все твои рационально-служебные соображения?!.
Следует долгая пауза, в течение которой до моего собеседника, видимо, постепенно доходит суть моей речи. А потом в его голосе звенит ледок отчуждения: — Вот оно что… Я-то решил, что ты просто устал. А теперь вижу: не устал ты, а струсил. Поверил в то, что мир вот-вот обрушится в пропасть, и поднял лапки: сдаюсь, мол… И ты хочешь, чтобы мы все капитулировали перед этим подонком? Так знай: даже в самый последний день и час, когда такие, как ты, будут готовиться отдать богу душу, я и мои парни будем делать все, чтобы не допустить этого… Да, мы до сих пор не знаем, какую мину под планету подложил этот урод и что это будет: серия взрывов тайных ядерных арсеналов, тектоническая бомба, которая расколет земную кору и сместит полюса, или какой-нибудь смертельный вирус! И я лично не уверен, что мы сумеем спасти старушку-Землю!.. Но это — не причина для того, чтобы перестать выполнять свой долг и свою работу!.. До последнего вздоха!.. Ты меня понял?!. Да, видеть, как гибнут люди, множество людей, тяжело!.. Но в сотню раз тяжелее сознавать при этом, что ты сделал не все, что было в твоих силах, а значит, в их смерти есть и твоя вина!..
Он внезапно умолкает, хотя я ожидал, что он вот-вот вставит свое любимое: «Это я так, к слову», резко встает и решительно шагает к двери, прямой как гвоздь.
Гвозди бы делать из этих людей…
Или молотки — чтобы было кому забивать живые гвозди…
* * *На следующий день они приходят ко мне вдвоем: Астратов и Слегин. Надо полагать, Булат приведен Астратовым в качестве морального подкрепления.
Значит, они оба все еще надеются, что тот фортель, который я выкинул накануне, — всего лишь «заскок» со стороны, в общем-то, хорошего и надежного парня, только чуть-чуть сдвинувшегося по фазе на почве стресса.
Что ж, придется их разочаровать…
Мои гости изо всех сил стараются не показать, что с каждым часом остается все меньше надежды на счастливый конец этой истории. Наоборот, глаза их лучатся радостью, а на лицах приклеена одинаково фальшивая улыбка.
— Физкульт-привет легко— и тяжелораненым! — орет с порога Слегин и с короткого, но стремительного разбега плюхается ко мне на кровать. Хорошо еще, что в ноги, а не то отдавил бы своими девчоночьими мослами мою руку.
Астратов же привычно тянется в карман за сигаретами и заранее ищет взглядом, куда можно будет стряхивать пепел. Вчера он приспособил в качестве пепельницы мою чашку с недопитым чаем, а потом медсестра Алевтина долго подозревала меня в нарушении запрета на курение.
Ну, Лен, давай, напряги все свои актерские способности. Даже если их у тебя сроду не водилось…
Я плаксиво морщу лицо, шарахаюсь аж к стене от чересчур фамильярно ведущей себя чернокожей девчонки — едва ли Саше Королеву в его провинциальной глуши приходилось когда-нибудь видеть живых негров — и вообще изображаю крайнюю степень испуга.
— Ма-ама, — тяну я надрывным до отвращения голоском. — Где моя ма-ама?!.
— Ты чего, Лен? — недоумевает Слегин. Он явно полагает, что я решил таким образом разыграть своих гостей. — Переспал, что ли? — Он поворачивается к Астратову.'— Видишь, Юра, я был прав: излишек сна и отдыха к хорошему не приводит…
Однако Астратов настроен более серьезно.
— Подожди-ка, — говорит он и, нависнув над кроватью, пытливо изучает мое перекошенное личико. — Хм, похоже, он нас не разыгрывает…
— Чего вам на-адо? — всхлипываю я, старательно выдавливая из глаз слезы. — Кто вы?.. Я больше не хочу лежать в этой больни-ице!.. Позовите мою маму!..
Слегин внимательно рассматривает меня, и от его взгляда мне становится не по себе. Одно дело — ломать комедию перед человеком, который знает тебя поверхностно, и совсем другое — валять дурака перед своим единственным другом. По специфической ухмылке, скользнувшей по губам Слегина, видно, что он раскусил мое притворство.
Но, к моему облегчению, он, видимо, решил подыграть мне.
— М-да, — констатирует Слегин, обращаясь к Астратову, — кажется, это действительно произошло…
— Что именно? — вздергивает брови «раскрутчик».
— Самораспад ноно-матрицы, Юра, — уверенным голосом объявляет Слегин, соскакивая с кровати. — Наши научные консультанты просчитались. Они полагали, что личность «невозвращенцев» будет господствовать в теле носителя, подавляя его вторичное сознание, а, оказывается, это не всегда верно… И вот тебе наглядный пример, — простирает он руку в моем направлении драматическим жестом. — Теперь это не инвестигатор Сабуров, которого мы с тобой знали. Отныне это маленький гражданин Сообщества Александр Королев… Я правильно говорю, мальчик? — наклоняется он ко мне. — Тебя ведь Сашей зовут?