Александр Больных - Руки вверх, мистер гремлин!

Впрочем, я немного отвлекся. Голо… Кажется, голографию уже не считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя первое время оторопь берет при виде работающей установки. Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка напоминающее растрепанный ватный ком.

В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно розовеет… И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой, свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.

Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило — пропали знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня. Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он, замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.

— Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?

— Так точно, товарищ маршал.

— И первые полеты прошли благополучно.

— Так точно.

Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:

— Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?

— Всегда готов! — звонко крикнул я.

— Дело в том, что не только наземная база пострадала от неприятельских диверсий. Тринадцатого, — он подчеркнул это число, — начали поступать тревожные сообщения с орбитальных баз. — Маршал многозначительно умолк. — Сейчас я раскрываю вам важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны, ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы «Трезубец». Только сумасшедший или предатель может говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома, фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных усилий было бы изменой Родине! — Маршал патетически сверкнул глазами. — Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала возмездия либо его технической устарелости. Именно для его совершенствования была разработана программа «Трезубец». На орбиту были выведены три боевые станции: «Сварог», «Перун» и «Хорс». Они вращаются на геостанционарной орбите над жизненно важными центрами потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными боеголовками. Если только они посмеют… Мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом! — Он немного успокоился и продолжил: — Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?

Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы, по-моему, даже ближе.

— Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?

— Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное определение — чертовщина. Неполадки, которые не объясняются никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты станции исправны — и тем не менее отказывают. А еще начинаются видения… Феномены… — Он произнес это слово с ударением на втором слоге.

— Значит, я должен лететь туда и разобраться?

— Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим миротворческим усилиям.

— Слушаюсь, — с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину — дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще напророчил, что меня еще ждет? А пока…

Приказ есть приказ!

Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми различными хлопотами. Первой в списке числилась станция «Сварог», та самая, которая страдала от видений. Или привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся. Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком, забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например, потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь, подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.

Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим запасом патронов. Сами понимаете — с серебряными пулями. Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы утвердил.

Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы вурдалаков и упырей… Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он сдался.

Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел — духу крысиного не осталось…

А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление «Вихрем» по причине малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще неспособен — он путал авиагоризонт со спидометром… Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.

Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг… Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь «Вихря» ощущалась с первой секунды разбега.

За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый… Всего один вдох — и голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему было не под силу.