Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник)

Звезды рассказывают о многом. Некоторые звезды – это наши родичи, которых забрали в небо от страданий человеческой жизни. Звезды складываются в созвездия, и их порядок, несомненно, важен. Здесь, на Земле, – боль, кровь и раздор. Но звезды движутся упорядоченно, верша во времени и пространстве колоссальный танец, и никто еще не видел, чтобы они остановились.

Мне кажется, если я буду следить за ними достаточно упорно, то сумею понять их движения.

Но пока, увы, меня слишком часто выгоняют из постели в холодное, сырое утро, бегать с улюлюканьем за вонючими псами, которые своим лаем поднимут и мертвого. Псы – добрые твари, но на охоте они превращаются в чудовищ. И вот я гоняюсь за несчастными, ничего мне плохого не сделавшими дикими зверями, чтобы глубоко вонзить им в бока копье или стрелы – если собаки не доберутся до них раньше, – проткнуть их красивую гладкую шкуру и навсегда погубить их, а потом следить, как бедняги истекают кровью и бьются в судорогах, тщетно пытаясь спастись.

Когда я покину эту землю, я не прочь стать звездой или даже целым созвездием. Люди будут смотреть на меня и рассказывать о моей жизни, и я вольюсь в этот великий узор, в грандиозный танец.

Хирон сказал, что я не должен смеяться над мечтами моей сестры. Он говорит, что наши мечты – это наша правда, даже если мы не можем их воплотить в жизнь, и что я должен сделать все, чтобы помочь сестре пережить ту судьбу, которую боги ей предназначат. Я попробую.

Говорит дочь:

Я не могу этого вынести. Я не могу даже думать о том, что, если я девочка, и уже почти взрослая девушка, моя судьба – стать женой любого мужчины. Я хочу идти за моей богиней. Хочу вечно бежать за ней на охоте днем и спать рядом с ней и ее нимфами ночью.

И вместо этого – терпеть прикосновение мужских рук? Губы мужчины на моих губах, тело мужчины на моем теле?

Грубую кожу и шерсть я могу терпеть только на своих охотничьих трофеях. Я лучше сама превращусь во льва, кабана, зайца или оленя, только бы не покоряться мужчине.

Такое случается. Рассказывают, как люди превращались в зверей, деревья или цветы и даже звезды, чтобы избежать худшей участи. Боги бывают жестоки, но они всегда помогали нашей семье.

Так кому же мне молиться?

Фебу Аполлону, который возжелал и преследовал прекрасную нимфу Дафну, а та бежала от него, как бежала бы я, даже от бога – зовя на помощь? Лишь только его руки коснулись ее, Дафна превратилась в лавровое дерево. Ее ноги стали корнями, кожа – корой, волосы – листьями, и бог остался ни с чем… Я не хочу быть деревом. Я хочу бегать на воле.

А может, грозному Зевсу, который влюбился в прекрасную смертную Ио? Но когда его разгневанная жена Гера обратила красавицу Ио в корову, он не смог помочь любимой, и она, преследуемая оводами, не могла даже пожаловаться на свои муки.

Значит, от богов помощи не жди. Но какая богиня услышит мои молитвы? Гера, богиня жен и семей, хочет подчинить меня себе. Мудрая Афина посмеется надо мной. А Афродита… ее страстная любовь не для меня. Спасти меня может только Артемида – охотница.

Я всю жизнь ей молилась. Но даже если она услышала меня, я ей безразлична.

Оттого ли это, что я недостаточно благочестива? А может, дело в том, что я люблю богиню Артемиду слишком сильно? В ее храме стоит мраморная статуя с высокой округлой грудью и стройными белыми бедрами. Однажды, когда там никого не было, я протянула руку и потрогала их, проведя пальцами по их белизне, холодной, как камень, но гладкой, как безупречная кожа. Меня наверняка никто не видел. Я мечтаю снова прикоснуться к ним. Но я боюсь: одна эта мысль разжигает во мне голод, который нельзя утолить пищей; тоску, похожую на сладкую боль. И стоит мне вспомнить, как я коснулась ее, это чувство охватывает меня вновь. Не думаю, что для него есть название. Оно наполняет меня до краев, и я бессильна перед ним. Поразмыслив, я посмела назвать его любовью. Возможно, именно поэтому Зевс не мог отступиться от Ио, хоть это и грозило ей гибелью. И именно поэтому Аполлон бежал за плачущей Дафной.

Может быть, богине такая любовь и не требуется. Но все равно я отдала ее ей.

Говорит сын:

Моя сестра совсем поблекла. Сердце разрывается смотреть на нее. Она плачет, прядет и жжет травы на алтаре Артемиды. Вчера она попросила меня принести ей из леса рога могучего прекраснейшего оленя.

Я готов выполнить любую просьбу бедной Креузы. Я возьму с собой острую пилу и отпилю рога у первого же оленя, которого мы убьем. Сейчас не сезон для оленей с большими рогами. Старые олени хитры и не попадаются нам, а молодняк еще не подрос. Но я найду сестре оленя, чего бы мне это ни стоило, если это ее развеселит.

Говорит дочь:

К нам едут женихи. Четверо с севера, трое с юга и двое с востока. Они ожидают от дома Кадма гостеприимства. Я должна встретить их, когда они приедут.

А может быть, мне убежать?

Что мне делать, о, что же мне делать? Выбрать того из них, кто будет внушать меньше отвращения, и покориться?

Или покинуть наш спокойный город и отчий дом, уйти и жить отшельницей в лесной глуши? Жить одной в пещере у источника, посвятив жизнь и девственность той, что охотится днем и светит нам ночью? Мои волосы собьются в колтуны, одеждой мне будут служить шкуры убитых мной зверей. Я буду пить только воду, а есть свою добычу. Под силу ли мне такое?

Говорит сын:

Я застал Креузу с ножом в руке, она уже поднесла лезвие к своей шее.

– Остановись! – Я схватил ее руку с занесенным ножом и почувствовал, какая она маленькая по сравнению с моей. – Сестра, умоляю тебя! Как бы ни была тяжела наша жизнь, она лучше, чем блуждания в беззвездных потемках.

– Здоровый стал, как бык, а все бы тебе на звезды глядеть, – усмехнулась она. – Я просто собиралась обрезать волосы.

Она была в коротком хитоне, а рядом на сундуке лежал плащ, хотя погода стояла жаркая.

И тогда я понял:

– Ты уходишь?

– Да, – прошептала она. – Такова моя судьба.

– Стать безымянной, бездомной странницей? О нет, Креуза!

– А что я еще могу сделать? Дед не позволит мне посвятить себя Артемиде и на всю жизнь сохранить девственность. Пока я живу в его доме, я должна подчиняться его воле. – Она похлопала меня по руке. – Вот я и ухожу. Я буду искать богиню всю свою жизнь, и, может быть, она сжалится надо мной и позволит мне ее найти.

– А если нет? Креуза, что тогда?

Глаза ее наполнились слезами.

– Не знаю. Я не знаю, что мне еще делать.

Я взял ее руки в свои. Они были такие холодные! Я посмотрел ей прямо в глаза, блестящие от непролитых слез.

– Не уходи. Подожди хоть немного. Когда ты уйдешь, ты уже не сможешь вернуться назад. Еще есть время.

– Время для чего?

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал я ей. – Я в звездах прочту, что делать. В их узоре, в их танце.

Креуза покачала головой. Она не верила, что в ночном небе есть ответы. Но она отложила нож, снова заколола волосы и свернула плащ.

Говорит дочь:

Как я была глупа! Я ведь с самого начала могла предположить, к чему приведет мой побег.

Когда я сидела и пряла под большим деревом во дворе, вошел старый друг деда, седой и скрюченный, как посох, которым он нащупывал дорогу.

Пророк Тиресий.

Я бросилась к его ногам, схватилась за подол, с мольбой глядя на него. Я не поднялась с колен, и старый пророк сам склонился на мой шепот:

– Пророк, боги ослепили тебя за то, что ты увидел, – умоляю, открой мне тайну твоего превращения!

– Вставай, – сказал он, – посиди со мной. Неужели дочь дома Кадма хочет стать пророком? Или ослепнуть и постареть? Последнего достичь легко, достаточно долгих лет и терпения.

– Но у меня нет времени!

– И терпения, судя по всему тоже.

Я взяла свое веретено и протянула ему.

– Помнишь это? – спросила я. – Помнишь то время, когда ты носил женское тело, как свое собственное?

Я никогда не верила в эти россказни. Тиресий такой сухой, некрасивый, корявый, бородатый – мужчина до самых кончиков ногтей. Но когда он взял у меня веретено, то продолжил прясть, скручивая и натягивая нить с уверенностью, которой не знают мужские руки.

– Это правда! – ахнула я. – Ты был женщиной, и твоя мужественность вернулась к тебе только через семь лет.

– Но ты ведь не о моей мужественности хочешь поговорить, маленькая царевна.

– Как раз о ней!

Пророк отодвинулся от меня на скамье, и я засмеялась:

– Да нет, не об этом. Совсем не об этом!

Тиресий пожал плечами и засмеялся сам.

– Тогда о чем же?

– Я хочу уйти из отцовского дома.

– И уйдешь, когда тебя выдадут замуж.

– Я не хочу замуж. Я хочу уйти за богиней.

– Ты спросила разрешения у родных?

– Они только смеются надо мной. Они говорят, что девушка сама не знает, чего хочет! – горячо проговорила я. Старик кивнул. – А когда я клянусь, что знаю, они отвечают, что царевна должна выйти замуж, чтобы продолжить свой благородный род.