Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник)

– Я бы никогда не поверил, – тихо сказал Гаутам.

Викрам делает шаг вперед, оттолкнув его плечом. Я отступаю.

– Верь во что хочешь, – говорит Викрам. – Вопрос в том, что соседи… – Но вдруг нога его подгибается и он с треском падает прямо в кусты бугенвиллей. Он кричит.

Тени беспокойно заметались – Гаутам подбежал к нам. Он остановился у куста и посветил фонариком. Тени замерли. Вокруг лодыжки Викрама, черная на фоне серо-синего сада, обвилась кобра.

Исцарапанный Викрам попытался сесть. Змея метнулась вперед. Викрам вытянулся на спине и замер. Из моего горла вырвалось испуганное всхлипывание.

– Он… – начал Гаутам дрожащим голосом и шумно перевел дыхание. – Надо вызвать «скорую».

Змея замерцала и обернулась получеловеком:

– Не нужно.

Гаутам вытаращился на нага.

– В брачный сезон мы не убиваем.

Они смотрят друг на друга. Наг покачивается под неслышную музыку. Я чувствую запах страха, но не понимаю, чей это страх. Гаутам выпрямляется. Поднимается и наг, и они становятся одного роста. Как и лес, он выцвел под слишком ярким светом фонарика. Он собирает тени вокруг себя, словно в защиту от света.

Гаутам качает головой.

– Брачный… – повторяет он пораженно. – Ты… Но она ведь совсем ребенок!

– Она была согласна.

Гаутам косится на меня, но снова поворачивается к нагу.

– Откуда тебе знать? – отчаянно спрашивает он. – Ты ведь да же не человек.

– Я знаю это, потому что видел, какая она, когда не согласна. Когда он пытался взять ее. – Наг показал на замершего Викрама.

– Что?!

Я мотаю головой. Из царапин Викрама сочится кровь, черная, как тонкие ветви бугенвиллей вокруг него.

– Я не знаю, что ты сделал с моей сестрой, но…

– Сделал? – Наг поднимается выше и выше, раскинув руки, как капюшон. – Я защищаю ее. Я слушаюсь ее. – Он медленно пополз ко мне, не отрывая взгляда от Гаутама.

– Не приближайся к ней! – Гаутам шагнул вперед, занеся кулак.

Тень получеловека сжалась – он превратился в змею. Змея зашипела.

В брачный сезон нельзя убивать.

Нельзя убивать соперников.

Но Гаутам мой брат. Я снова замотала головой, но я невидима, как тень, – никто из них меня не замечает.

Кобра качнулась.

– Нет! – крикнула я.

Кобра замерла. Повернулась прекрасным бесшумным движением, подползла ко мне, забралась вверх, обернулась вокруг моей руки и плеча.

Рука Гаутама падает. Он смотрит на меня, вытаращив глаза.

– Ты можешь говорить?

Я смотрю на него и молчу. Слишком много пришлось бы объяснять.

– Что еще ты скрывала от меня, Шрути? И почему? Я-то думал, ты мне доверяешь.

Я хочу подбежать к нему, обнять. Я хочу объяснить.

– Пусть скажет Викрам, – говорю я.

Глаза Гаутама расширяются.

– Так он правда?..

Я киваю.

– Ты должна была мне сказать. Почему ты скрыла это от меня? Я бы тебе поверил.

– А папа?

– Ох, да… – Он прикрыл лицо рукой. – Папа…

– Что?

– Папа выбрал тебе жениха.

Я отшатываюсь, тряся головой:

– Нет!

Гаутам кивает:

– И я не знаю, что смогу сделать для тебя после этого.

Я все качаю головой.

Змея соскальзывает с моих плеч, обращается получеловеком и обнимает меня за талию. Я поворачиваюсь к нагу, склоняюсь к нему на грудь, снова вдыхаю исходящий от него запах влажной земли. Он спрашивает:

– А я тебе жених?

Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд – теплый, тревожный. Он взмахивает рукой и указывает на темный дремучий лес.

Старейшинам не нужна заклинательница в их стране. Примут ли они меня? Или отошлют прочь? Или убьют? Я ведь не умею превращаться в змею. Что они сделают с ним? Но я расплываюсь в улыбке. Если он отважился встретить их гнев лицом к лицу, то мне он и подавно не страшен.

– Да, – отвечаю я.

– Ты, наверное, шутишь! – ахнул Гаутам. – Как ты собираешься его знакомить с мамой и папой? Разве ты можешь жить в змеиной норе? Подумай!

Я смотрю на Гаутама. В этом мире он самый близкий мне человек, но я не позволю ему решать за меня. Он опускает глаза под моим взглядом.

– Но, Шрути… – В глазах Гаутама что-то блеснуло, он моргнул, и слеза стекла по щеке. – Если ты, ну… я буду скучать по тебе. Мне будет тебя не хватать. Но будешь ли ты счастлива?

– Может быть. – Я осторожно отвожу руки нага, встаю и подхожу к Гаутаму. – Не попробую – не узнаю.

Гаутам вздыхает и вдруг крепко обнимает меня:

– Тогда ступай. А Викрам пусть хоть сдохнет здесь, мне все равно.

Я обнимаю его в ответ.

– Нет, – говорю я. – Помоги ему.

Я поворачиваюсь и выхожу из круга искусственного света.

И сразу меня обступает лес, его тени, которые я не только вижу, но и чувствую. Земля словно дышит под ногами, небо темное, а деревья еще темнее. В них вкус жизни и смерти, их корни пьют алую кровь и черную гниль. Толстые лианы вьются по ним и свисают с их ветвей, касаются моей кожи… некоторые из них вовсе не лианы. Я вижу, что за мной следят золотистые, немигающие глаза.

– Подожди… – доносится до меня едва слышно.

Я поворачиваю голову.

Чтобы разглядеть Гаутама, приходится прищуриться. Он выцвел, как старая фотография. Но он протягивает мне флейту, и я чувствую ее под пальцами, а его руки уже не ощущаю.

Я хочу попрощаться, сказать, что люблю его. Но он исчез, исчез и сад – все исчезло, кроме флейты. Я подношу ее к губам и играю ласковую песню о надежде и исцелении. Может быть, он слышит ее.

Потом я беру возлюбленного за руку и чувствую тепло его ладони. Мы входим в лес вместе.

В тот день, когда отец Шрути собирался сообщить ей о найденном женихе, она ушла в сад поиграть на флейте. Но так и не вернулась.

Швета Нараян – настоящая мозаика культур. Она родилась в Индии, жила в Малайзии, Саудовской Аравии, Нидерландах и Шотландии, а затем переехала в Калифорнию. Ее интересуют границы и люди, которые их переходят, а ландшафт ее произведений напоминает великий лес.

Она выросла на народных и волшебных сказках всего мира, а также всех книгах, которые только могла найти на полках, – но обнаружила в себе любовь к рассказам, только когда ей подарили в колледже антологию «Зеленый человек». Она прочла ее в один присест, поэтому особенно гордится тем, что ее рассказ тоже вошел в эту книгу.

Ее рассказы готовятся к выпуску в сборниках «Странные горизонты» и «Мерцание», а также в журнале «ГЮД Мэгазин», а поэзия – в «Гоблин Фрут». Ее сайт в Интернете www.shwetanarayan.org.

Я люблю змей. Мне нравится, как они двигаются, какие они на ощупь. Если бы какой-нибудь оборотень смог выманить меня из мира, держу пари, это был бы наг.

Но сказка «Пишах» совсем не похожа на сказки о змеях, которые мне рассказывали в детстве. Традиционные наги – даже не оборотни. Я думаю, они умеют превращаться, ведь их рисуют наполовину змеями, наполовину людьми, а змеи во всем мире символ трансформации. Но мотив оборотничества я почерпнула и из других мест. Во мне слились разные культуры, взаимодействуют они и в моих сказках. Я выросла на народных сказках всего мира и жила в самых разных странах, поэтому в основу «Пишах» легли не только индийские сказки, но и предания о селки. Мне понравились эти истории, в которых мужчина прячет кожу девушки-тюленя, и она остается с ним в человечьем обличье, пока не найдет ее, а потом снова обращается тюленем и уплывает прочь, возвращается в океан, не вспоминая о том, кого оставляет на берегу.

Мне всегда было любопытно, что обо всем этом думали дети селки – те, кто застряли между мирами. Так и появилась Шрути.

– Ты что, собираешь гагачий пух на далеких утесах? Или срываешь ветки лавра?

Вздрогнув, Александр Принс, для друзей Ксан, выпустил из рук побеги черемши – листья рассыпались по металлическому прилавку.

– Да ладно, все в порядке, – сказал фермер, хлопнув его по плечу с раскатистым смешком, который напомнил грохот бочек, весело катящихся под гору. Чарли Гарленд был крепкий мужик средних лет с жесткими, растрепанными волосами и ртом неожиданно красивой формы, который унаследовали его дочери, помогавшие ему на рынке.

– Извините. – Ксан усмехнулся в ответ. – Я в некотором роде и впрямь собирал ветви лавра – нашаривал обрывки сна, прислушивался к эху. Сегодня утром, проснувшись, я услышал чарующую музыку, похожую на звон стеклянных колокольчиков.

– Ты настоящий стекольщик, это сразу видно. – Гарленд выдернул у него из пальцев банкноту и насыпал в ладонь звонкой сдачи. – В прежние времена такой, как ты, срубил бы миртовое дерево и сотворил в огне саламандру.

Он протянул Ксану пакет черемши и еще один, с салатом и редиской – гораздо больше, чем Ксан себе набрал.

– Вы мне свой товар даром отдаете, – запротестовал Ксан, но фермер только засмеялся и махнул ему рукой, говоря, что в Каролинских горах весна не весна без черемши.

– Что вы имели в виду, когда сказали «сотворить саламандру»? – спросил Ксан фермера. – Ведь не маленькую скользкую ящерицу, правда же?