Артур Кларк - Пески Марса [сборник]

— Хорошо подмечено, — кивнул он. — Но скорее всего, Луна станет местом, где в основном будут проводить исследования астрономы и физики. Для них это невероятно важно, и, как только они смогут построить там лаборатории и обсерватории, у человечества откроется путь к новым областям знаний.

— Но станет ли благодаря этому человечество лучше и счастливее?

— Это, безусловно, зависит от него самого. Знания нейтральны, но ими нужно обладать, и только тогда их можно употребить на добрые или злые дела. — Мэтьюз широким жестом обвел реку, лениво текущую между плотно застроенными берегами. — Все в нашем современном мире стало возможным благодаря знаниям, накопленным в древние времена. И цивилизация не статична: если она остановится, она погибнет.

Некоторое время все молчали. На Дирка речь Мэтьюза тоже произвела впечатление. Он даже подумал, уж не ошибается ли он, считая Мэтьюза всего лишь умелым торговцем, рекламирующим чужие идеалы. А может быть, Мэтьюз просто талантливый инструменталист, исполняющий музыкальное произведение технически безупречно, но без души? Дирк не был уверен ни в первом, ни во втором. Хотя Мэтьюз и был экстравертом, он явно о многом умалчивал, и Дирк понимал, что к глубинам души Мэтьюза ему ни за что не пробиться. В этом плане Мэтьюз вполне соответствовал представлениям Дирка о легендарном существе, именуемом типичным англичанином.

— Я получил немало писем, — сказал сэр Майкл, — от друзей из Ирландии, которым совсем не нравится эта идея. Они считают, что нам вообще ни к чему покидать Землю. Что я должен им ответить?

— Напомните им кое-какие моменты из истории, — посоветовал Мэтьюз. — Скажите им, что мы — исследователи, первооткрыватели, и попросите не забывать о том, что некогда кому-то пришлось открыть Ирландию! — Он искоса глянул на Дирка, словно хотел этим взглядом сказать: «Ну, сейчас начнется!» — Представьте, что мы переместились на пять веков назад, сэр Майкл, и меня зовут Христофор Колумб. Вы хотите узнать, почему мне так не терпится поплыть на запад через Атлантический океан, и я попытался изложить вам свои соображения. Не знаю, сумел ли я убедить вас: вероятно, вы не особенно заинтересованы в том, чтобы был найден новый путь в Индию. Но вот что важно: ни вы, ни я не представляем себе, что будет означать это путешествие для всего мира. Скажите вашим друзьям, сэр Майкл: пусть они задумаются о том, что было бы с Ирландией, если бы не была открыта Америка. Луна больше Северной и Южной Америки, вместе взятых, — и это всего лишь первая и самая малая из планет, к которым мы доберемся.

Когда Мэтьюз и Дирк прощались с сэром Майклом, в просторном зале ожидания осталось всего несколько человек. Сэр Майкл пожал им руки. Было заметно, что он все еще немного не в себе.

— Надеюсь, ирландский вопрос на какое-то время затихнет, — проговорил Мэтьюз, когда они с Дирком вышли из здания палаты общин и оказались в тени, отбрасываемой башней Виктории. — А что скажете насчет старикана?

— Он показался мне интересным персонажем. Я бы многое отдал, чтобы послушать, как он растолковывает ваши идеи своим избирателям.

— Да, — кивнул Мэтьюз, — это было бы занимательное зрелище.

Они прошли пару метров от главного входа в палату общин до моста, и неожиданно Мэтьюз спросил:

— А вы-то сами, кстати, что обо всем этом думаете?

Дирк ответил уклончиво.

— Рассуждая логически, с вами нельзя не согласиться, — сказал он — Но почему-то я не испытываю таких чувств, которые владеют вами. Быть может, это произойдет со мной позднее — я просто не знаю.

Он видел перед собой великий Лондон, пульсирующий жизнью и пронизанный духом коммерции, казалось, не имеющий возраста, вечный, как горы. Что бы ни принесло с собой будущее, все это никогда не исчезнет! И все же Мэтьюз прав, цивилизация не может остановиться. По набережной, вдоль которой они с Мэтьюзом сейчас прогуливаются, когда-то шли к реке на водопой мамонты. Хозяевами этой страны были они и обезьянолюди, но их эпоха тоже миновала: леса и болота отступили перед мощью машин. Дирк понимал, что история только начинается. На далеких планетах, под неведомыми звездами, Время и Боги уже готовят место для будущих городов Человека.

Сэр Роберт Дервент, магистр философских наук, член Королевского общества содействия развитию естествознания, генеральный директор Межпланетного общества, был человеком с виду неприступным, чем-то напоминающим покойного Уинстона Черчилля. Сходству до некоторой степени мешало пристрастие сэра Роберта к курительным трубкам[16], которые, по слухам, имели две разновидности — «обычные» и экстренные». «Экстренные» всегда были заправлены, чтобы их можно было пустить в ход, когда являлись нежеланные посетители. Секретное «горючее» представляло собой окуренные серой чайные листья.

Сэр Роберт был такой яркой личностью, что его имя обросло многочисленными легендами. Львиную долю этих легенд создали его ассистенты, которые ради своего шефа были готовы пойти в огонь, воду и в адское пламя, куда им зачастую и приходилось отправляться, поскольку лексикон генерального директора был вовсе не таким, какого следовало бы ожидать от бывшего королевского астронома. Он без всякого почтения относился к именам и капиталам, а некоторые из его высказываний в разговорах со знаменитыми, но не сверхинтеллигентными собеседниками стали поистине историческими. Однажды даже представителям королевского семейства пришлось спасаться от открытой им словесной пальбы. Однако, несмотря на все эти устрашающие внешние качества, сэр Роберт был человеком добрым и чувствительным. Многие об этом догадывались, но мало кому удалось лично в этом удостовериться.

В шестьдесят лет, будучи трижды дедушкой, сэр Роберт выглядел на сорок пять. Как тот политический деятель, с которым его часто сравнивали, он презирал элементарные правила заботы о здоровье и постоянно травил себя никотином. Однажды один репортер метко окрестил его Френсисом Дрейком от науки — одним из астрономических первооткрывателей второй Елизаветинской эпохи.

Ничего особенно елизаветинского в генеральном директоре, просматривавшем свежую почту в клубах табачного дыма, по большому счету, не было. С корреспонденцией он обходился с фантастической скоростью — пробежав глазами обратный адрес, раскладывал письма перед собой небольшими стопками. Какие-то конверты он сразу отправлял в корзину для бумаг, из которой его подчиненные затем аккуратно их выуживали и помещали в объемистую папку с элегантным названием «ДРЕБЕДЕНЬ». Под это определение попадал примерно один процент корреспонденции, поступавшей в Межпланетное общество.