Коллектив авторов - Полдень, XXI век (январь 2012)

Жилы в землянке Сухарь не разглядел. Зато разглядел кого-то еще, высокого, в кожаном длиннополом пальто. Зачесанные назад волосы, прилизанные, словно мылом, на кончике носа очки. Рядом на лавке лежала шляпа, тоже кожаная, широкополая. Этот, в пальто, закончив тираду, повернулся к Сухарю.

– Ага, вон он какой твой хахаль, любитель маленьких девочек! – встал, едва не уперевшись головой в потолок. Из-за одеяла вышла Жила. Она переоделась. Но не в ту тряпку, которую Сухарь стырил у Сивахи, и не в то желтое платьице с зелеными цветами, в котором он увидел ее в первый раз у 1660-й. На ней были голубые штаны в обтяжку, однотонная блузка, поверх такая же голубая куртка, волосы забраны на затылке в хвост.

Один из тех, в галифе, достал из кармана обувную щетку и смахнул парой уверенных жестов грязь с сапога. Другой скинул шлем, пшикнул на лысину чем-то из баллончика, снова покрыл голову.

Высокий приблизил указательный палец к глазу Сухаря. И еще раз сказал:

– Вон какой красавец. Педофил хренов!

Палец ушел в кулак, кулак звезданул Сухаря в челюсть.

– Папа, не трогай его! – крикнула Жила, и Сухарь, оправившись от удара, не понял, почему она кричала так, ведь он и не собирался трогать этого высокого человека. При всем желании он не смог бы ответить ему на удар, потому на руках висели оба, которые в галифе. Но Жила, как ни странно, продолжала кричать:

– Папа, пожалуйста, не трогай его!

– Заткнись, тварь! – рявкнул высокий в сторону. И потом, обернувшись к трубочисту: – Говори, сука, что ты с ней сделал?! Что ты с ней сделал?!

Высокий тряс Сухаря за грудки, повторяя и повторяя вопрос, хлестал по щекам, и к Сухарю с болью приходило осознание того, почему Жила так кричала.

– Ничего он со мной не сделал! Ничего!

– Ничего? В каком виде ты сюда вошла! Шмотка на тебе порвана. Я знаю, как и зачем рвут одежду на шлюхах.

– Папа, мы просто жили вместе.

– Жили вместе? – кулак так и застыл перед разбитым лицом Сухаря. – Просто жили вместе?!

– Да, он был мне как отец!

– Вот так прямо и отец?! А я тебе кто, курва ты недоделанная? – Высокий схватил Жилу за плечи, тряхнул ее. Сухарь дернулся вперед, но руки тех держали крепко.

– Ты… ты… А где ты был все это время? Где? Если ты мой отец, то где ты был?

– Манда у тебя что-то раненько зачесалась! Чего тебе не хватало? Чего тебе не хватало там? Чего? Красивого будущего, которое вот уже где у тебя было. На загривке твоем сидело, два вздоха, два плевка, и ты бы бегала в департаменте природных ресурсов, трепала бы языком сколько душе влезет, вешала бы лапшу на уши плоскомозглому быдлу. Чего тебе не хватало?

– Тебя. Тебя мне не хватало!

Высокий не ударил – скользнул ладонью по щеке Жилы, голова ее дернулась.

– Ты не только себя в грязь втоптала, ты и меня в дерьмо окунула.

– Не смей… не смей ее трогать, – плюясь кровью, пробурчал Сухарь не в силах больше ничего сделать.

Два тычка в бок и один по лицу.

– Вот он какой – герой, – высокий брезгливо отодвинулся от измочаленного Сухарева лица. – Так, все, идем отсюда.

Он схватил Жилу под руку, та дернулась, однако вырваться не смогла. Ее тащили к выходу, мимо Сухаря, и она, уже плача, коснулась его лица, испачкавшись. Могла бы – бросилась на шею, но кто позволит, кто позволит… Ее тащили за ворот куртки, как последнюю тварь, волоком по ступенькам, а она все пыталась сквозь рев что-то сказать Сухарю.

Его выволокли следом. Он дергался, извивался, его придавили коленом к земле. Высокий тащил Жилу, но, видимо, пошел не туда, а потому вернулся, протащил ее мимо Сухаря, и Сухарь, приподняв голову, попытался улыбнуться Жиле. Высокий, заметив улыбку, отпустил девчонку, припал на колено, с коротким размахом резко хлестнул Сухаря по лицу. Ударил бы еще раз – Жила повисла у него на руке.

– Папа, не надо! – кричала она. Снова и снова кричала это «папа, не надо», и каждое из них отдавалось еще большей пощечиной в душе Сухаря.

– Ты мне не верила… – пробурчал он, стараясь, чтобы Жила услышала его, – отцы не умирают, они всегда…

Удар ноги в под дых превратил его слова в сип. Высокий нахлобучил шляпу поглубже и потащил Жилу вниз.

– А что с этим делать? – крикнул вдогон один из.

– А что с ним надо делать? – не поворачиваясь, ответил высокий.

– Ну, ведь с 1703-м коллектором это его рук дело. Тут другого быть не может.

– А кто там был в 1703-м? – высокий обернулся.

– Семируковы.

– Это торгаши бухгалтерскими книгами?

– Ага.

– Да и хер с ними. – Развернулся и уже через плечо: – И с этим тоже хер. Никуда не денется, если что…

Он поволок Жилу в сторону, держа ее за руку. Та вырывалась, но хват был из тех, что оставляет на женском теле синяки. Чтобы не сопротивлялась, высокий залепил Жиле пощечину, и звук ее словно послужил командой для тех, в галифе, которые принялись за Сухаря.

Они били его лениво, погружая в тюфяк тела начищенные сапоги, чересчур спокойно, не чувствуя никакой ответственности за результат.

Потом вдруг один наклонился, узрел кровь на сапоге, вытер о Сухаря, снова посмотрел, чиркнул щеткой, махнул рукой и поплелся следом за высоким. Второй тоже больше не бил. Почему-то смотрел на окровавленное лицо, на шевелящиеся губы, чесал голову, прочесывая прямо через шлем, потом стянул его с головы, ткнул внутрь нос, вдохнул вонь – смесь пота и мокрой кожи, – достал пшикалку, пшикнул в шлем, напялил его на голову и побежал догонять остальных.

Сухарь открыл глаза и увидел этот унылый мир в каких-то особенно ярких тонах. Будто что-то волшебное попало в глаза. Кровь бежала струйками по лицу, но глаз не трогала, избегая, убегая ручейками в сторону. Он сумел поднять голову, со склона землянки увидел, как второй догонял первого, а оба они догоняли высокого. Тот тащил упирающуюся Жилу, вцепившись в воротник, прихватив для верности и прядь волос. Но вдруг что-то случилось: высокий поскользнулся, отбросил в сторону руку, и Жила вырвалась, побежала к нему, к Сухарю, вроде даже проскочила через заслон прочих рук.

Сухарь опрокинулся навзничь, увидел усеянное веснушками небо.

– Я же говорил, – шептал он, – отцы не умирают, они просто уходят, чтобы потом вернуться. Я же говорил…

– Вот смотри, – она показывает картинку. – Так выглядят зайчики, они смешные.

Смотрю. Они ужасны.

– Ты – зайчик.

Нет уж, спасибо, я – блок маневрирования на планетарных орбитах, я не монстр.

– Совсем как зайчик, если сюда добавить ушки вместо паучьих лап.

Это чтобы держаться за переборки, когда перегрузка двадцать жэ, и чинить магистрали, когда они перебиты метеоритами, а ушки мне не нужны, у меня радиосвязь есть.