Коллектив авторов - Полдень, XXI век (март 2011)
По центру двора прохаживался худенький строжец с воинственно заостренными седыми усами.
– Бездельники! Тесто перекисшее! Насидели персиков на катехизисе!!! Сиськососы брюхатые!
Недоросли с видимым удовольствием внимали поношениям, толкаясь и перешептываясь при каждом особо развесистом обороте. Строжец умолк, степенно откашлялся и внимательно обозрел строй.
– Куча! Подтяни живот!
Ойпёр где-то на правом фланге шумно выдохнул.
– Лямка! Выровняй плечи! Сопля, держать строй!.. Новенький – ко мне.
Пока я приседал и отжимался, строжец разделил недорослей на несколько групп, отдал каждой распоряжения и вернулся ко мне. Я, в общем, совершенно не собирался разыгрывать из себя Алису Селезневу на уроке физкультуры, поэтому на пятнадцатом жиме шумно запыхтел, а на тридцатом отпустил руки и резко плюхнулся оземь, да так и остался лежать, прислушиваясь. И не зря – строжец подошел молча и пнул в ребра. Не успел бы я подобраться – вскочил бы как ошпаренный, а так только томно застонал.
– Хм, а показалось, что притворяешься… – пробормотал строжец, – а может, таки и притворяешься…
– Я, славный дядюшка, недавно под снежную засыпь попал, – заныл я, придыхая на каждом слове, – зашибло меня, здоровьишком не отошел еще…
– Зашибок, – удовлетворился строжец и велел мне идти в группу, молотившую мешки с войлоком изогнутыми палками.
Надо сказать, боевая подготовка капелланов была серьезной даже по моим меркам. Конечно, строжцов гоняли и того хлеще, Та наснимал часов триста снитчевых записей на домашних замковых площадках и сам был устрашен результатами. Мы хотя бы спали по семь часов в сутки и сидели в помещении на лекциях часов по шесть в день. Некоторые дополняли там недоспанное. Лекторы делали вид, что не замечают.
Я первое время докидывался синергином, тем более, что спать приходилось вполглаза. Тащить меня к дверям приходили дважды, один раз – на третью ночь, и еще раз на пятую. Первый раз я просто набил несколько неприятных синяков тащиль-щикам; второй раз уложил одного к дверям и прижал другим, а сам сел сверху. Верхний орал и вырывался. Нижний притих. Утром все увлеченно выясняли, кто же таки был внизу, на поганом месте, никто не сознавался, от меня за недосугом отстали. Как раз к этому времени я адаптировался и начал высыпаться.
Когда наступило лето, нас выгнали на полевые занятия. Кроме недорослей, в круглые шатры-куреня переехали с три сотни ребятишек лет двенадцати-пятнадцати. Я сыграл в «Абалкина» и узнал, что малышню набирают где попадется – лишь бы грамотных да сообразительных, и учат на казенный кошт. Большинство из них отрабатывает долг казне деревенскими отпевалами; кто-то пристраивается в городе; кто-то вместе с недорослями поступает в войско, но таких мало. По сравнению с наследственными строжцами рядовым красавичам в войске трудно выстоять. Закалка не та. Войсковые капелланы – это в основном третьи и четвертые сыновья зажиточных строжцов. Как я, например.
Малышей выгнали, как скотину, на поле перед нами, поделили на кучки и выдали по кучке каждому недорослю. После чего маршал самолично объявил задачу. Парни заохали, а я тихо восхитился.
Требовалось заставить малышню пройти на скорость непростой маршрут, а в конце его – отыскать приз. Руководитель кучки, первой выполнившей все условия, получал пять нефритовых пластинок и отпуск в город; тот, чья кучка приходила последней, – пять палок. Сами ребятишки не получали ничего. В обоих вариантах.
Кучка Урмака, пахана из-под окошка, вскоре уже трусила по нужной дорожке, Урмак небрежно следовал сзади. Ребятишки оглядывались и вжимали головы в плечи.
Остальные недоросли возвышались каждый посреди своей кучки и что-то втирали ребятне. Исключением был только Лямка, который уже треснул кого-то из малышей по уху и теперь гонялся за ним по площадке.
Моя группа смотрела на меня выжидательно.
– А… что мы будем делать, когда все окончим? – спросил я.
– Отдыхать, Зашибочек, – ехидно сообщил самый крупный парнишка.
– Просто ниче не делать, что ли?
– Ну да.
– Пока все не придут?
– Ну, ясно. Тогда жрать поведут.
Я ухмыльнулся.
– Спорю, в нагонялу никто из вас играть не умеет?
..Мы пропустили тряпичный мячик, тут же скрученный из всяких обрывков, пару кругов. Маршал и Йармин, усатый строжец, уже смотрели в мою сторону с недоумением. На площадке оставались только мы и Лямкина команда, с которой Лямка все не мог сладить. Я показал еще пару фишек, поймал мячик и засунул в карман.
– Так говорите, когда придем, будет свободное время?..
Мальчишки пыхтели на крутом подъеме, переговаривались между собой и хихикали.
– Зашибок, а ты еще фокусов много знаешь? – спросил самый маленький.
– Зашибок никаких не знает. Аньму спроси, он – может быть.
– Ну Ань-мааа! – ответил мальчишка и сам засмеялся.
В общем, нормальные дети. Хотя, конечно, педагогическая практика для меня была неожиданностью. Я шел и размышлял, могут ли нагоняла, малый ирландский отбой и тяпки-ляпки считаться культурной инвазией. Это ж дело такое – запустишь, потом не вычистить.
Мы благополучно перешли по веревкам довольно глубокий овраг, одолели длинную долинку с противным петляющим ручьем, продрались сквозь колючие кусты и столкнулись с довольно неприятной проблемой. Положенный путь вел сквозь узкую, на манер трубы, пещерку. Разведчик доложил, что длина той трубы саженей двенадцать, но в середине лужа.
– Я-то пролезу?
– Тебе зачем? – удивился разведчик, – ты-то вон, поверху можешь. Это нас там считать будут, на выходе. Только нас там не досчитаются.
Я только брови поднял.
– Вона, Усьпя темноты боится. Он в трубу не пойдет.
Усьпя был бледен и ненавязчиво отодвигался к кустам. У меня создалось такое ощущение, что его уже пихали в эту трубу, и не раз.
– А со мной пойдешь?
Усьпя молча помотал головой.
Мальчишки загалдели.
– Он в темноте шевелиться не может вовсе! Хватается за что ближе и замирает. Не пойдет он в трубу.
Я подумал и заглянул в трубу снова.
– Так, все ж-таки – я пройду там, нет?
– Пройдешь, – сказал разведчик, – там и Куча проходит. Только надо Усьпю. Тебя все едино за него не засчитают.
– А это мы сейчас устроим, – сказал я и начал расстегивать кафтан.
Для надежности я вдел ноги в рукава, а сверху еще и обулся. Но Усьпя, что делал хорошо, – так это держался. Даже если бы кафтан остался на щебне трубы (чего я порой боялся), Усьпя бы выехал на брюхе – так крепко он вцепился в мои щиколотки. Ругаться сквозь зубы я начал, еще проползая холодную, как зараза, лужу, а мелкий щебень у выхода только добавил удовольствия голым локтям и животу. Я выполз из дырки прямо под ноги усатому Йармину, выругался напоследок от души и вытащил на кафтане зажмурившегося Усьпю.