Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Вслух он сказал:

— Твой хозяин был хорошим человеком, компом. Я охотно верю в это. Плохой человек не может так любить книги, как любил их твой хозяин. — Ему показалось, что невидимый собеседник печально вздохнул. — Вон их сколько у него было! — Он шагнул в комнату, якобы чтобы в подтверждение своих слов обвести книжные шкафы жестом руки. Компом молчал, и взрыва не последовало. Правда, запах газа становился все сильнее, теперь даже человек с заложенным от насморка носом не мог бы не ощутить эту сладкую, почти трупную вонь. — Но пойми, компом, даже хорошие люди способны ошибаться. Вот и твой хозяин в этом плане не был исключением…

Главное — заговорить зубы этому умнику. А там и до окна будет рукой подать…

— Я не знаю, по какой конкретно причине Артур совершил свою ошибку, но от нее пострадали люди… много людей. И меня послали специально для того, чтобы остановить его, понимаешь? Разве имеет значение, от чьих действий страдают люди, от поступков негодяя или отличного парня?

— Что ты несешь, человек? — пренебрежительно прервал его компом. — Ты хоть сам понимаешь, что говоришь?

— Да об этом еще Ницше говорил! — вскричал Георгий. — Вон, я вижу, у твоего хозяина его томик имеется… позволь, я тебе дословно процитирую…

Стараясь ступать естественно, он направился к книжному шкафу, который стоял у самого окна. Шаг, еще шаг…

— СТОЙ! — внезапно взревел компом через динамики так, что Ставров испугался за целостность своих барабанных перепонок. — НИ ШАГА БОЛЬШЕ — ИНАЧЕ!..

Не дослушав угрозу, Ставров прыгнул в окно. В самый последний момент у него в голове мелькнула предательская мысль: а вдруг в строительстве здесь стали применять особо прочное стекло, которое и пулей-то не возьмешь, не то что головой?!..

Но стекло оказалось обычным, оно легко разлетелось на множество осколков.

Ставров еще парил в воздухе, когда позади него полыхнуло ослепительное пламя, и ударная волна сильно толкнула в спину и придала дополнительное ускорение его полету с высоты второго этажа. Вместе с осколками стекла Георгий упал на мягкую землю недавно взрыхленной клумбы, и тут коттедж, как при замедленной киносъемке, вспучился дымом и пламенем, стекло брызнуло из других окон, стены расперло наружу мощным давлением изнутри, крышу сорвало и швырнуло куда-то, будто она была сделана из алюминиевой фольги, а потом, перекрывая грохот рушащихся стен и перекрытий, к небу взлетела громкая музыка: «Some dances to remember… some dances to forget» — но тут же захлебнулась, как вскрик умирающего человека…

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда Найвин заканчивал смешивать салат с майонезом. Виктор чертыхнулся и бросил взгляд на часы. Было без пяти восемь.

Конечно, звонок мог быть от кого угодно, тем более — в такой день, но у Найвина давно выработалось некое сверхъестественное чутье, позволявшее ему без всяких премудрых паролей и условных примет определять, что звонок исходит от Ассоциации. А это могло означать только одно: имеется срочная работа. Несрочных заказов для него еще ни разу не было…

Они что — совсем там с ума посходили? Не дадут даже спокойно выпить пять граммов за свой день рождения!.. Тем более, что сейчас должна появиться Маринка!.. Ну их к лешему, не буду брать трубку — и всё!.. Нет меня дома, понятно вам? Нет!..

Каким-то краешком сознания он еще надеялся, что это звонит кто-то из университетских знакомых… что какой-нибудь бывший однокашник случайно открыл сегодня свой старый ежедневник, где под сегодняшним числом записано: «Наивный Витёк — Birthday»… Бывало же так, что кто-нибудь из старых корешей иногда прорезблся из небытия, чтобы нагрянуть, устроить двухдневную оргию и снова кануть в небытие на долгие годы… Как когда-то Галич пел: «И, как спятивший трубач, спозаранок уцелевших друзей созываю»… А может, это Маринка с полпути решила перезвонить?.. Вдруг у нее что-нибудь стряслось, как это всегда бывает по «закону подлости»?..

Телефон продолжал звонить хотя и настойчиво, но казалось, что в его трезвоне как бы проскальзывает просительный оттенок: мол, извини, за нахальство, приятель, но, понимаешь, ты нужен позарез!..

Теперь, если это была действительно Ассоциация, то они должны были задействовать пейджер, и тогда уж точно не отвертеться.

Он наложил салат в резную хрустальную емкость, почему-то всегда вызывавшую у него ассоциации с легендарной Чашей Святого Грааля, и тут в футлярчике на брючном ремне запикала «Моторола». Текст был, как водится, кратким, но емким:

«Коля в Иркутске. Мама.».

Та-ак… Слово «Коля» — это 4 буквы, «Иркутск» — 7. Ну, а «мама» — это Ассоциация, такой своеобразный юмор для служебного пользования… Четыре плюс семь дают одиннадцать. Значит, через одиннадцать минут они мне перезвонят.

Телефон замолчал, успокоившись. Теперь Виктор уже знал, что это и в самом деле был вызов Ассоциации. Оказывается, все это время он подсознательно считал количество звонков, а их было двадцать пять. Ровно столько, сколько Найвину исполнялось в этот день лет, и сначала он не врубился, почему это вдруг они стали использовать его возраст в качестве «метки», но потом сообразил: сегодня же было 25-е число!..

Интересно, это считается счастливой или, наоборот, роковой приметой, если дата совпадает с количеством прожитых тобой лет?..

Он стал резать хлеб, хотя руки дрожали так, что можно было порезаться. Нарастало предчувствие безвозвратно испорченного вечера… Все же он еще успел нарезать хлеб, отыскать в дальнем углу кухонного «пенала» свечи и воткнуть их в медные, позеленевшие от времени подсвечники, проконтролировать состояние курицы-бойлера, пекшейся в «микроволновке» по не раз испытанному рецепту, и тут вновь очнулся от спячки телефон. На этот раз, как и положено, звонок был междугородним.

Найвин взял трубку.

Глухой старческий голос пробубнил:

— Это Екатеринбург?

— Нет-нет, — сказал Виктор. — Это Москва. Вы ошиблись…

— А ваш номер, молодой человек, заканчивается, случайно, не на семьдесят шесть?

— Случайно — нет, — буркнул Найвин и повесил трубку.

Ему захотелось взвыть волком и швырнуть хрустальную «Чашу Грааля» в стену, но он, конечно же, сдержался.

Сообщение по телефону было сделано с применением очень простого кода. А значит, по их мнению, надежного и гениального… К текущему времени следовало прибавить ту разницу во времени, которая имелась между Екатеринбургом и Москвой… два часа, как известно… Цифры «семьдесят шесть» означали сегодняшний код доступа к базе данных — он менялся ежесуточно.

Значит, через два часа придется бросить всё и приступить к выполнению заказа. И вообще, руководствуясь требованиями конспирации, он сейчас обязан был не пускать в свою квартирку никого, даже самых родных и близких людей. Найвин представил, как Маринка сейчас торчит под рассеянным и мелким апрельским дождиком в сумерках на остановке у метро, дожидаясь автобуса в его проклятое Бирюлево, а потом едет, стоя на одной ноге, и очень стараясь уберечь в давке букет цветов, а потом тащится по грязи через обширный пустырь к его девятиэтажке, и как он должен будет, согласно этой чертовой, неизвестно кем и в каком бреду сочиненной инструкции, не открывать ей дверь, а она будет долго звонить, пока не поймет, что здесь что-то не так… Еще вызовет милицию, с нее станется!.. А может, открыть ей дверь, но сразу по-честному предупредить: мол, извини, Мар, но тут срочная работа намечается, да к тому же очень секретная, так что давай разворачивайся на сто восемьдесят градусов и топай обратно в свою «общагу» на Пироговке, а мой день рождения мы потом как-нибудь отметим?.. Найвин аж застонал, представив, какое лицо будет у его Марины, когда она услышит такое.