Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры
- Врет! - возмутился Вдовин. - Об этом и речи не было! Уж, я бы знал. Между прочим, он и ко мне с тем же подкатывал. Обещал воздействовать на наших депутатов, когда будут выбирать председателя комиссии по работе со СМИ.
- Помнишь Солженицын в "Архипелаге"* писал, что он всегда чувствовал, кому можно доверять, а кто к оперу** бегает? Мне кажется, что такая интуиция у многих есть. Чтобы узнать стукача, не нужно быть великим писателем, - сказал Рубашкин.
- Ты прав, выглядит подозрительно. Но, что можно сделать? Хотя ... Вдовин на секунду задумался. - Недавно из Германии вернулся Жора Михайлов, который лет пятнадцать отсидел. Ему гэбэшники расстрельную статью вешали, он их через одного в лицо знает. Давай ему Кошелева издали покажем, вдруг узнает.
- Заодно сфотографируем этого Кошелева, как говорится, в фас и в профиль, - предложил Рубашкин. - Если Михайлов не узнает, отнесем фото в "Мемориал" и покажем всем, кому сможем.
Вдовин не стал откладывать и сразу засел за телефон. Обзвонив с десяток знакомых, он наконец добрался до Михайлова. Выслушав в чем дело, тот сразу согласился. Уговорились встретиться утром неподалеку от исполкома.
Чтобы не прождать напрасно, Вдовин позвонил Кошелеву. Узнав, что тот с утра будет в исполкоме, он договорился, что зайдет поговорить по депутатским делам.
На следующий день никто не опоздал. Михайлов оказался бородатым и очень толстым, почти двухметрового роста. Едва встретились, он начал рассказывать о том, как его преследовало КГБ. Говорил громко, то и дело хватая Рубашкина за ремень висевшего на плече фотоаппарата. Без десяти девять решили разделиться. Вдовин и Михайлов встали у входа, а Рубашкин спрятался за деревом, держа фотоаппарат наготове.
Он ждал долго, минут двадцать, но Вдовин с Михайловым стояли на прежнем месте и о чем-то разговаривали. Руки державшие фотокамеру затекли, закуривая сигарету, Рубашкин отвлекся буквально на несколько секунд и вдруг услышал крик.
- Я его убью! Я убью этого гада, - орал Михайлова бестолково размахивая руками, худощавый Вдовин обхватил его за пояс и едва удерживал. Потом они вместе упали на асфальт. Рубашкин запутался в ремнях, укладывая в футляр дорогую камеру и когда подбежал, около них уже стоял милиционер.
- Я депутат горсовета, у меня депутатская неприкосновенность, поднимаясь с земли, Вдовин протягивал милиционеру свое удостоверение.
- А эти граждане? Они тоже депутаты? - ошалев от неожиданности, спросил тот.
- Я все объясню, сержант. У моего товарища случился обморок. Он заслуженный человек, пройдемте в исполком, я вам все объясню, - вставая между копошившимся на земле Михайловым и милиционером, говорил Вдовин. У него была рассечена бровь, из глубокой царапины сочилась кровь.
- Уведи Жору! - шепнул он, увидев Рубашкина. - Скорей!
Схватив Михайлова за рукав, Рубашкин помог ему подняться и потянул за собой. Вдовин продолжал что-то объяснять милиционеру и отдал ему еще одно удостоверение - депутата райсовета.
Затащив Михайлова за угол, Рубашкин облегченно вздохнул.
- Что у вас случилось? - спросил он, когда вышли на Кировский проспект.
- Это Коршунов! - лязгнув зубами, ответил Михайлов. - Он вел мое дело. Он меня в "Кресты" посадил и каждый день допрашивал. Его убить мало! Чтобы пыли на земле не осталось! Я тебе расскажу, ты все поймешь!
- Коршунов и Кошелев - один и тот же человек? - догадался Рубашкин.
- Да, это он, - ответил Михайлов. - Пойдем куда-нибудь, выпьем.
Они зашли в подвальную закусочную. Внутри было пусто и темно. Еще не было одиннадцати, и буфетчица не хотела обслуживать, но Михайлов дал трешку, и она налила два стакана водки, откупорила пиво и бросила на картонную тарелку несколько бутербродов.
Выпив полстакана водки Михайлов как будто успокоился, но говорил быстро и невнятно, пропуская слова, - Рубашкин едва успевал записывать.
Они просидели часа два, потом Михайлов вспомнил, что ему нужно куда-то идти. Рубашкин решил писать статью дома, чтобы не отвлекаться.
Записи оказались на удивление связными.
Георгий Михайлов - один из тех, кто, по сути, определял культурную атмосферу в "великом городе с областной судьбой". Физик и педагог, он стал еще и собирателем уникальных произведений современной живописи, бесстрашным устроителем знаменитых "квартирных" выставок в то время, когда все не одобренное парткомом считалось антисоветским и жестоко каралось. Судьба Михайлова при коммунистическом режиме была изломана КГБ. И одним из тех, кто участвовал в преследованиях Михайлова и других представителей русской интеллигенции был гэбист Павел Кошелев, ставший теперь депутатом и домогающийся должности председателя Петроградского райсовета.
В судьбе Георгия Михайлова знаменитый Павел Кошелев, кадровый офицер КГБ, вне стен которого называвший себя Коршуновым, сыграл очень заметную роль. Этот чекист давно хотел познакомиться с известным диссидентом, а тот отсутствовал. Валил на Колыме лес! В один прекрасный день Кошелев-Коршунов заявил, что отныне "органы" меняют свое отношение к молодым художникам и берут их под свою отеческую опеку.
И действительно, после процесса над Михайловым художники-неформалы получили возможность устраивать свои выставки. Тайная полиция искусно трансформировалась в конструкторское бюро "человеческих душ". А сам Кошелев, будучи неплохим психологом, фактически стал руководить творчеством "андерграунда". Многие поверили ему, а некоторые даже стали прислуживать. Он тоже не сидел, сложа руки - выискивал и лелеял сторонников. У сравнительно молодого, честолюбивого чекиста были свои, далеко идущие цели, и он делал все, чтобы искоренить и пресечь любое вольнодумство. За это им разрешалось рисовать, играть и писать все, что вздумается. Хотел этого Кошелев или нет, но джин был выпущен из бутылки. Почувствовав дуновение свежего воздуха, молодые люди пошли дальше того, что было задумано в кабинетах Большого Дома.
Одним из тех, кто сорвал планы идеологических надсмотрщиков стал уже отсидевший Георгий Михайлов. И вскоре он вновь попал за решетку. Начался новый уголовный процесс, как будто списанный со страниц Кафки. И возглавил его все тот же гэбэшник Кошелев, он же Коршунов. Михайлову вменили статью 93 Уголовного кодекса. Больше года Михайлов просидел в "Крестах", подвергаясь изощренному психологическому давлению.
В сентябре 1996 года президент Франции Миттеран уговорил Горбачева освободить узника совести Михайлова, и его выпустили на свободу. Уголовное преследование было прекращено через десять лет после первого ареста Михайлова ...
В редакцию Рубашкин приехал после трех. Номер уже сдали, и Кокосов ушел. Подумав, Петр решил отнести рукопись Грачеву, благо тот еще был на месте.
Прочитав статью, он вернул ее Рубашкину:
- Печатать не будем!
- Плохо написано? - спросил Рубашкин.
- Написано как раз неплохо, бойко написано. Только как же мы этот материал проверим? Ведь, как я понял, вы используете только один источник Михайлова. А что, если он врет, или ошибается? Нет, в таком виде ваша статья непечатна.
- К главному редактору идти бесполезно? - спросил Рубашкин.
- Если не соберете убедительных подтверждений, то советую вообще никому это не показывать.
- Нет времени! Кошелев баллотируется на председателя райсовета, статья нужна до дня голосования, - воскликнул Рубашкин.
- Не подумайте, что я чего-то боюсь. Но печатать непроверенный материал такого содержания? Ни одно серьезное издание на это не пойдет, поверьте моему опыту, - объяснил Грачев.
- Ничего нельзя сделать? - спросил Рубашкин.
- Попробуйте обратиться в какую-нибудь мелкую газету, из новых, вдруг повезет.
Конец этого и весь следующий день Рубашкин ходил по редакциям. Где-то отказывали сразу, где-то просили оставить рукопись, но надежды на быструю публикацию не было.
А еще через день позвонил Вдовин.
- Завтра выборы в райсовете. Что-то они заторопились - наверное, узнали про твою статью. Мы с Жорой пойдем, будем выступать, - сказал он.
- Это что-нибудь изменит? - спросил Рубашкин.
- Вряд ли, но не сидеть же сложа руки, - ответил Вдовин.
Рубашкин обещал придти к началу заседания, но утром позвонил Кокосов и велел, все бросив, мчаться в Ленсовет: там намечалось обсуждение их газеты - отдавать ее горсовету или нет.
4.19 ПРАЗДНИК НА НАШЕЙ УЛИЦЕ
Павел Константинович принимал поздравления. Поздравлять начали, едва председательствовавший на сессии - самый старший из депутатов, ветеран Великой отечественной войны, огласил число голосов "За", "Против", "Воздержался" и, зачитав проект решения, предложил утвердить их посредством открытого голосования.
Первым, как и положено, поздравил Котов. Крепко пожав Кошелеву руку, он отодвинул от микрофона уже не нужного председательствующего.