Виктор Петров - Страх, или Жизнь в Стране Советов

На следующий день обескураженный режиссер появился в кабинете директора киностудии, бывшего работника ленинградского обкома, брошенного укреплять кинематограф:

— Ничего не понимаю, что им не понравилось. Они сказали, что в кадрах плохо выставлен свет (выставить свет — это киношный термин, означающий работу осветителя по расстановке осветительных приборов на снимаемом объекте)!

«Все ясно! — воскликнул бывший работник обкома, — срочно просмотрите всю фильмотеку по Ивановской области и возьмите оттуда все кадры, где снят первый секретарь обкома. Пусть он появляется в каждом втором кадре киножурнала».

Режиссер так и сделал. Обкомовские товарищи вновь посмотрели и сказали:

— Ну вот теперь все в порядке. Хороший киножурнал.

Оказалось, что и свет в кадрах был очень даже выразительный!

В 1974 году наша студия выпустила документальный фильм «Почему человек сеет хлеб». Я там был оператором, а режиссером — Владик Ефремов. Добрый человечный фильм о труженике на земле и его судьбе. Рассказывалось о директоре совхоза «Верхняя Троица» Кашинского района Калининской области. В свое время здесь родился член сталинского Политбюро М. И. Калинин.

Калининскому обкому фильм жутко не понравился. Настолько, что на ежегодную студийную отчетную творческую конференцию они прислали своего зав. сельхозотделом, и он выступил с гневной обличительной речью, в которой, собственно, не было высказано ни одной конкретной претензии. Он сказал, что фильм был снят по просьбе обкома партии (а я и не знал этого!), но не оправдал их надежд.

Я понял, что никакой крамолы в фильме нет, иначе бы его просто запретили. Но ясно, что здесь, как и в ивановском случае, не было того, что надо обкому: не была показана руководящая роль партии.

Директор студии выступил с ответной покаянной речью, надо было найти виновных:

— Конечно, во всем виноват режиссер. Мы его не потерпим в наших рядах и уволим со студии (его действительно уволили).

В меньшей степени, но тоже виноват оператор Петров. Он проявил политическую близорукость и не указал режиссеру что съемочная группа идет по неверному пути.

Чувствуете, как тонко партия руководила идеологией? Никаких конкретных и ошибочных указаний. Не к чему придраться и не в чем их упрекнуть. Стрелочник сам должен догадаться, куда надо поворачивать стрелку. Великое это было искусство догадаться в Советском Союзе, куда надо поворачивать. Не угадал — тут же вылетаешь.

Самое интересное в этой истории то, что фильм «Почему человек сеет хлеб» позднее, в 1976 году, был премирован на Всероссийском конкурсе сельскохозяйственных фильмов.

А как же вела себя интеллигенция под неусыпным надзором нашей дорогой и любимой партии в государстве рабочих и крестьян? Расскажу одну нашумевшую в свое время историю.

В декабре 1981 года Леониду Ильичу Брежневу исполнилось ровно 75 лет. Вся страна с необычайной помпой отмечала это событие. Юбиляр получил очередную Звезду Героя, хотя уже давно был в полном маразме, еле двигался и с трудом говорил.

И вот в Ленинградском журнале «Аврора» как раз в этом месяце и именно на семьдесят пятой странице выходит фельетон Виктора Голявкина «Юбилейная речь». Сам по себе рассказ был безобиден. Он высмеивал некоего абстрактного писателя, но, во-первых, назывался «Юбилейная речь», а во-вторых, занимал ровно семьдесят пятую страницу, а это уже был откровенный намек.

Все сразу поняли, что это о Брежневе. Ведь это он «написал» книги «Малая Земля», «Целина» и, кажется, еще что-то.

Шум был огромный. Уволили главного редактора журнала и ответственного секретаря. Наверняка, пострадали и другие. Голявкина, конечно, запретили печатать, но только так, эзоповым языком, в то время и можно было изъясняться.

Еще одна история об эзоповом языке в литературе.

Современному читателю трудно понять, почему повесть Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» считалась самой антисоветской книгой предперестроечного времени.

Внешне в книге ничего особенного. Ни одного критического замечания в адрес советской власти. Нет и разоблачений. Но советские люди прекрасно умели читать между строк. Имело значение даже то, какое слово употреблено, что оно напоминает, и даже порядок слов мог вызвать какие-то ассоциации.

Для примера приведу самую короткую, но, пожалуй, самую антисоветскую главу. Вся глава состоит всего из трех слов и называется «Серп и молот — Карачарово»:

«— И немедленно выпил».

Вот и все. Но автор недаром акцентирует внимание в своем вступлении на этой главе. Ерофеев как бы хочет сказать: нет слов — одни ругательства. А что еще можно было сказать об этом коммунистическом символе, погубившем великую страну и десятки миллионов жизней. О серпе и молоте историки и политологи еще напишут тысячи книг. А советскому человеку говорить было ничего нельзя; оставалось только одно — напиться с горя, потому что нет слов.

Весной 1966 года умерла Ахматова. Со времен известного постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград» она была вне закона как «антисоветчица» и запрещена. Однако интеллигенция прекрасно представляла величие этого человека и ее историческую роль в советской литературе. Поэтому и ее смерть была воспринята как событие историческое, а историю надо запечатлевать. И вот в голове кинорежиссера С. Арановича с Ленинградской студии кинохроники родилась идея снять на кинопленку похороны Ахматовой. Идею поддержал уволившийся со студии режиссер С. Шустер (известный коллекционер живописи). Конечно, никакой речи об официальных киносъемках идти не могло. Никто не разрешит такую съемку.

Решили не ставить в известность об этом руководство студии и провести съемку на свой страх и риск. Техническая и организационная возможность для этого была: Аранович в это время заканчивал съемки большого документального фильма «Сегодня премьера» о театре Товстоногова. В его распоряжении были съемочная группа в полном составе, пленка, аппаратура, свет и транспорт. А режиссер в нашем кинопроизводстве — это командир. Что он скажет, то все и делают.

Назову некоторые персоналии. Главным оператором был В. И. Гулин — секретарь нашей парторганизации. Я был у Гулина ассистентом кинооператора: моя задача — вовремя подносить кассеты с пленкой и необходимую оптику.

Вторым оператором был А. Шафран. Он подчинен главному и выполняет вспомогательные съемки по его указанию. На съемке были также звукооператор, редактор, осветители и механик.

В общем в условиях необычайной давки и толчеи мы сняли церковную панихиду в Никольском соборе, гражданскую панихиду в Доме писателей и сами похороны на кладбище в Комарово.

Теперь пора переходить к детективной части истории. В соборе, как и в других местах, в толпе присутствующих было, конечно, достаточно представителей КГБ в штатском. Понимая, что ни один здравомыслящий советский человек не может снимать Ахматову, да еще в церкви, они тут же сообщили своему начальству, что некие неизвестные лица производят съемку этих похорон.

Кэгэбэшное начальство поняло, что это ЧП, и тут же поставило в известность Первого секретаря обкома партии. Тот решил выяснить, кто это проявил такое антипартийное сумасбродство. Позвонил сперва на телевидение, ведь хроника событий — это их дело. Они сказали, что ничего не снимают. Позвонил директору Ленфильма — те тоже не снимают. Отказался и Леннаучфильм. Когда дошла очередь до Соловцова — директора нашей студии, то и он сказал, что Ахматову мы не снимаем — он ведь действительно ничего не знал.

КГБ, конечно, тут же выяснило, кто на самом деле проводит киносъемку. Можете себе представить, какой разразился скандал. Директор студии обманул самого Первого секретаря обкома! Проведена провокационная антисоветская киносъемка! Снятый материал весь был тут же изъят КГБ (и, к счастью, не был уничтожен, а сохранился в архивах КГБ и всплыл уже в 90-е годы).

Теперь надо примерно наказать виновных. Обком потребовал обязательно кого-нибудь уволить со студии — это высшая мера наказания в данном случае. Не важно кого. И одного человека уволили. Теперь попробуйте угадать, кого.

Конечно, больше всех «виноват» Аранович как организатор всей этой затеи и как начальник над всеми остальными. Не меньше его виноват и Гулин как человек, непосредственно проводивший киносъемку. Все остальные в разной степени подчинены первым двум.