Коллектив авторов - История Украины

Такой порядок, однако, установился не во всех вновь появившихся княжествах. Как отмечает А. А. Горский, «четыре земли не закрепились в XII в. за какой-то определенной княжеской ветвью. Одним из них было Киевское княжество. Номинально киевский стол продолжал считаться „старейшим“, а Киев – столицей всей Руси. Ряд исследователей полагает, что Киевское княжество стало объектом коллективного владения: князья всех сильнейших ветвей имели право на „часть“ (владение частью территории) в его преде лах. Другим „общерусским“ столом был новгородский. Если в X–XI вв. его занимал, как правило, сын киевского князя, то в XII сто летии усилившееся новгородское боярство стало оказывать реша ющее влияние на выбор князей, и ни одной из княжеских ветвей не удалось закрепиться в Новгороде. По-видимому, аналогичная система сложилась к середине XII в. в Пскове, ранее входившем в Новгородскую волость; при этом Псков сохранял элементы зависи мости от Новгорода (ее характер и степень являются предметом дискуссии). Не стало отчиной определенной ветви и Переяславс кое княжество. Им на протяжении XII века владели потомки Владимира Мономаха, но представлявшие разные ветви (Ярополк и Андрей Владимировичи, Всеволод и Изяслав Мстиславичи, сыно вья Юрия Долгорукого Ростислав, Глеб и Михалко, Мстислав Изяславич, Владимир Глебович)».

Любопытно отметить, что среди этих центров, по крайней мере, два – Киев и Новгород – были сакральными столицами Руси.

В отношении Киева этот тезис не вызывает никакого сомнения. Город, который в современной историографии принято именовать столицей Древнерусского государства, воспринимался современниками, скорее всего, как центр мира, богоспасаемой, православной земли – Русской земли в широком смысле слова. При этом не следует забывать о наличии в Киеве резиденции митрополита «всея Руси» – факт, значение которого для древнерусского общества трудно переоценить.

Другое дело, казалось бы, Новгород. Однако и здесь мы имеем некоторые черты, которые позволяют догадываться, что древнерусская «северная столица» вполне могла ощущать себя соперником Киева не только в качестве политического, но и сакрального центра «Русьской земли» (впрочем, для рассматриваемого нами времени, кажется, понятия политический и сакральный чрезвычайно близки, если не тождественны). Во всяком случае, на такие размышления наводят и строительство в Новгороде храма Софии, и вполне серьезные претензии новгородских архиереев на независимость от киевского митрополита, и колоссальная роль архиепископов и архимандритов в государственных делах Новгорода.

Кстати, в полном объеме роль новгородского архимандрита в городском управлении была установлена сравнительно недавно трудами В. Л. Янина. В частности, выяснилось, что «новгородскую архимандритию следует представлять себе в виде особого государственного института, независимого от архиепископа, подчиняющегося вечу и формируемого на вече, опирающегося на кончанское представительство и экономически обеспеченного громадными монастырскими вотчинами. В системе новгородских республиканских органов архимандрития была прогрессирующим институтом, поскольку процесс увеличения ее богатств был необратим».

Что же касается Переяславского княжества, то его «особый» статус, скорее всего, можно было объяснить все-таки тем, что им владели потомки лишь одного из отпрысков Ярославова рода – Владимира Мономаха, который сам приобрел особое место в числе наследников великого князя киевского.

Во всяком случае, вопрос о том, почему эти города, так сказать, выпали из формирующейся системы управления русских земель, нуждается в серьезном исследовании.

Анализируя летописное сообщение 6605/1097 г. о княжеском съезде в Любече, Д. С. Лихачев пришел к выводу, что Владимир Мономах «был идеологом нового феодального порядка на Руси», при кото ром каждый из князей «держить отчину свою» (т. е. владеет княже ством отца), «но это решение было только частью более общей формулы: «от селе имемься во едино сердце и съблюдемь Рускую землю”».

Тем самым, по мысли Д. С. Лихачева, Владимир Всеволодович зак репил в государственной и идеологической деятельности неустойчи вое «балансирование» между обоими принципами – центробежным и центростремительным. Это стало доминантой «во всей идеологической жизни Руси в последующее время». Следовательно, «экономический распад Руси» якобы компенсировался новой «идеологической» установкой: «имемься во едино сердце». Идея единства Руси противопоставляется Д. С. Лихачевым (как, впрочем, и большинством других исследовате лей) «дроблению» Киевской Руси на княжества и земли.

Обращение к текстам, которые, видимо, легли в основу описания Любечского съезда (во всяком случае, учитывались автором летопис ной статьи), позволяет несколько сместить акценты, а вместе с ними – и общее понимание летописного текста. Во-первых, оборот «единое сердце» не выдуман летописцем, а заимствован им из Библии. «Еди ное сердце» – Божий дар народам Иудеи, которым отдана земля Изр аилева. Этот дар сделан им, «чтоб исполнить повеление царя и князей, по слову Господню», «чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а Я буду их Богом».

Последняя цитата возвращает нас к косвенной характеристике «Русьской земли» как земли богоспасаемой в уже упоминавшихся сло вах Олега и Святослава и к отождествлению Киева с Новым Иеруса лимом.

При таком понимании смысла выражений, в которых зафиксированы результаты княжеских переговоров, яснее становятся результа ты Любечского «снема» 1097 г. Залогом мирного «устроенья» стало «держание» (правление, соблюдение) каждым князем своей «отчины» (территории, принадлежащей ему по наследству). При этом видимо, подразумевалось, что каждый из них будет «ходить по заповедям» Гос подним и соблюдать Его «уставы», не нарушая «межи ближнего свое го». Такой порядок держания земель (наследственная собственность, закрепляемая за прямыми потомками князя) призван был уберечь «Русьскую землю» от гибели. В свою очередь, сам христианский мир выступал высшим, сакральным гарантом со хранения этого порядка (наряду с «хрестом честным»). Реально же соблюдение условий мира обязаны были контролировать все князья, принесшие крестоцеловальную клятву в Любече. Другими словами, речь здесь шла не о «естественном и характер ном для этого времени неустойчивом положении „балансирования“» между действовавшими одновременно «противоположными силами» (центро бежными и центростремительными, экономическими и идеологичес кими), а о своеобразном юридическом оформлении, легитимации нового порядка вступления князей на престолы, который окончательно разрушал прошлое эфемерное «политическое» единство Древнерусского государства (его ос нову составляли считавшаяся обязательной уплата дани в Киев и рав ные – разумеется, при соблюдении установленных порядков – права князей на занятие любого русского престола). В то же время сохраня лась базовая «государственная» идея, оформившаяся в виде хотя бы общего представления не позднее 30-х годов XI в.: Киев – Новый Иерусалим, а окружающие христианские земли – богоизбранные.

Видимо, именно она нашла воплощение в наименовании всех православных земель единой «Русьской землей». Богоизбранность «Русьской зем ли» была тесно, точнее неразрывно, связана с представлением о приближающемся светопреставлении. Страшный Суд и следующий за ним Конец света – доминирующая тема русского летописания, оригинальной древнерусской литературы в целом. Она нашла как прямое, так и опосредованное отображение в большинстве пространственно-временных характеристик событий, которые мы находим в Повести временных лет. Именно эта идея является системообразующей древнерусского «хронотопа». Поэтому при анализе временных и пространственных данных, встречающихся в летописях, необходимо обязательно учитывать их смысловую наполненность, иногда значительно превосходящую, а то и противоречащую буквальному значению.

Наступление удельного периода с одной стороны дало возможность ускоренного развития самостоятельных земель и княжеств. С другой, – это привело к многочисленным усобицам, связанным, прежде всего, с борьбой за «ничьи» стольные города, прежде всего, за Киев, который, помимо всего прочего, продолжал оставаться духовной столицей Русской земли, поскольку в нем находилась резиденция митрополита.

Самое активное участие в этой борьбе принимали северо-восточные князья. Так, Юрий Долгорукий после смерти великогно киевского князя Мстислава Владимировича пытался захватить власть в Переяславе Южном и Киеве. Дважды – хотя и ненадолго – он становился киевским князем: в 1149 и 1155 гг. Однако уже его сын, Андрей Боголюбский предпочел киевскому престолу Северо-Восток. Дважды – первый раз с разрешения отца, а во второй раз вопреки его воле – он отказывался жить и княжить на Юге. Во время своего тайного отъезда из Вышгорода в 1155 г. Андрей увез с собой драгоценную киевскую реликвию – икону Богородицы, которая, по преданию, была написана самим евангелистом Лукой. Это был первый шаг к попыткам лишить Киев его сакрального статуса. Около 1162 г., став уже великим князем ростовским, суздальским и владимирским Андрей Боголюбский отправил в Константинополь к патриарху Луке Хризовергу своего посла Якова Станиславича, прося учредить во Владимире митрополичью кафедру и поставить митрополитом своего приближенного Федорца. Однако константинопольский патриарх категорически отказал ему, указав на то, что это погубит Русскую землю. Андрей был вынужден отдать Федорца на расправу киевскому митрополиту.