Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры
- Эй, спортсмен, как до Питера добраться и на Московское шоссе выехать? - перегнувшись к правой дверце, крикнул шофер. - Ни хрена не слышу, залезай сюда - по дороге расскажешь!
2.17.6 Впотьмах дорога, не скажу куда
- Смотри скорее, Лариска, - закричала Таня, - красота-то какая!
Лариса прильнула к стеклу и почти задохнулась от пронзительного чувства восторга. Только что пробив облачность, самолет накренился в долгом развороте так, что в иллюминаторе открылся весь Финский залив и далекая перспектива на Запад. Там, в просвете между тучами, низко к горизонту рдел четкий круг заходящего солнца. Его свет уже был слабым и не подкрашивал белизны снежного покрова, но в сияющем круге буйствовало багрово-красным, и столбы света упирались в края темно-фиолетовых туч.
- С утра голова болит, не к добру, - дождавшись, пока самолет выровняется, ответила Лариса и, стряхнув с кителя невидимую пылинку, деловито добавила: "Скоро посадка, надо проверить салон".
- Ты, Лариска, сухая, будто песок в Каракумах, - обиженно сказала напарница. - Бедные твои мужики: тебя трахать, как в наждачную бумагу - до крови можно стереть!
Долго не давали посадку и самолет кружил вокруг аэродрома, то и дело меняя эшелоны. Наконец пошли на снижение, и вскоре машина мягко ткнулась в посадочную полосу. Видно, что-то не слаживалось в диспетчерской: рулежка затянулась на полчаса, а когда Лариса добралась до раздевалки, голова уже не просто болела - она будто раскалывалась на кусочки, отдаваясь ломотой в подплечье. Порой темнело в глазах, и, сдавая полетные документы, она едва понимала, что говорит старшая смены. Потом заболел живот, и она решила зайти в медпункт, испугавшись, что ей станет плохо по дороге домой.
- А месячные у вас давно были? - вдруг спросила пожилая медсестра перед тем, как измерить давление.
- Задерживается недели на две, - вспомнила Лариса. Такое случалось и раньше: сказывались дальние перелеты со сменой климата и постоянная вибрация - так ей, во всяком случае, объясняли. Но теперь был очевидный повод. Несмотря на предосторожность, встреча с Борисом в Адлере вполне могла привести к неприятностям.
- Сходите в туалет. Похоже, у вас начинается, - посоветовала медсестра и протянула стакан воды, чтобы запить сразу несколько таблеток. Она оказалась права, и Лариса обрадовалась, что больше не надо тревожиться. То ли от этого, то ли подействовали таблетки, но боль утихла, осталась только глухая тяжесть в висках и затылке. Лариса даже решила не тратиться на такси и поехала на автобусе.
Было около девяти, когда она добралась до дома, рассчитывая проверить у сына уроки и самой уложить его спать. Поднимаясь на лифте, Лариса почувствовала, как снова заболела голова, и стала вспоминать, куда положила коробку с лекарствами.
Еще на площадке она услышала музыку, а когда открыла дверь, в лицо шибанул табачный дым.
- Посмотри, кто к нам приехал! Мы тебя с обеда ждем, последнюю надежду потеряли, - пытаясь обнять жену, сказал Николай.
Лариса ловко повернулась и вместо поцелуя сбросила ему на руки намокшее мокрым снегом пальто. На столе в столовой громоздились остатки закусок вперемежку с использованной посудой; две бутылки были чуть тронуты, но еще две пустых стояли на полу.
- Вот и дождались, - любезно улыбнулась Лариса Никифорову, который пытался встать навстречу, но либо не слишком хотел, либо уже совсем не мог стоять на ногах. Он выглядел постаревшим и обрюзгшим до неопрятности.
- Тыщу лет вас не видела. Надолго к нам из столицы? - спросила она, садясь напротив.
- Вот, Николаю рассказывал о крутых виражах. Ушел я из ЦК, теперь генеральный - только не секретарь, а директор советско-австрийского совместного предприятия. Торгую нынче, торгую! Родину продаю! Меняю Отечество на твердо-зеленые и свободно конвертируемые. А ведь мог стать и Генеральным секретарем! Помнишь, Николай, как мы мечтали до верхушки добраться, власть взять?
- Было такое, - улыбнулся Волконицкий, - но еще не вечер. Какие ваши годы Роман Палыч?
- Нет, брат Николай, в одну реку дважды не ступишь. Да и течет вода у той реки уже не туда, куда велят большевики - сердцем это чую, потому и ушел. Ведь не так идем и не туда. И все знают, что не туда, а куда никто не знает...
- Помните на Съезде какой-то депутат сказал, что политика Горбачева, похожа на самолет: с аэродрома взлетел, а куда лететь и где садиться пилотам не сказали? - спросил Волконицкий.
- Верно сказал, - согласился Никифоров. - Но по части самолетов тут специалист есть. Пусть Лариса рассудит.
- О чем? - спросила она, прикрывая ладонью рюмку. Она уже выпила целый бокал сухого вина, и от запаха водки вновь подступила тошнота.
- Как о чем? О самом нашем главном. Куда летим, зачем летим, и на что сядем? - чуть запинаясь, объяснил Никифоров.
- На что? Ясное дело - на... Не при женщине будет сказано! - вставил Николай.
- Какая она тебе женщина? Она твоя жена. Мне б такую - полгоря бы не знал! - насупившись, возмутился Никифоров.
- Я лучше расскажу из сказки, мы недавно с Мишей читали, - примиряюще сказала Лариса.
- Он уже спит. Мама его в своей комнате уложила, от нас подальше, сказал Николай.
- Это о том, как Алиса заблудилась в лесу. Шла, шла - и спросить не у кого. И вдруг увидела Кота, сидящего на ветке.
- Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? - обрадовалась она,
- А куда ты хочешь попасть? - вопросом на вопрос ответил Кот.
- Мне все равно... - сказала Алиса.
- Тогда все равно, куда идти, - заметил Кот.
- ... только бы куда-нибудь попасть, - пояснила Алиса.
- Если хочешь куда-нибудь попасть, то обязательно попадешь. Только нужно долго идти, - сказал Кот.
Мужчины выжидающе молчали, ожидая, что дальше. Наконец Никифоров засмеялся и поднял рюмку:
- Какая же у тебя, Колька, жена! Умница! До чего жаль, что дураку досталась. Да, не обижайся, я же любя. Рядом с такой женщиной мы все дурак-дураком и лопоухие. За тебя, Ларисочка! Как, Николай, в твоей песне поется? Пусть же вечно будешь ты прекрасной, пусть же вечно ... Тьфу, забыл! Ну и черт с ним, и так все ясно...
- Подождите, я с вами, - сказала Лариса, налив себе еще вина.
- Это настоящее "Шабли", мне фирмачи из Франции ящик доставили на пробу, - пояснил Никифоров.
Вино было прохладным, с чуть ощутимой кислинкой.
- Похоже на наше, грузинское, название забыла, - маленькими глотками выпив до дна, сказала Лариса.
- Севрюжинкой закуси, очень хорошая севрюжина. К водочке хороша с хреном, а к этому - без всего, чтобы рыбью нежность не испортить, неприятно причмокнув, сказал Никифоров.
- Вы тут без меня, я пойду чай поставлю, - поднимаясь, сказала Лариса
- В холодильнике - торт и пирожные. Успели в "Астории" заказать. Смотри, не копайся. Недолго! - сказал вслед ей Волконицкий.
Заглянув в зеркало, Лариса заметила, что на щеках выступил румянец, а головная боль совсем прошла. Она попудрила лицо и решила остаться в форменном костюме. Переодеваться на час-полтора очень не хотелось. Вдруг она вспомнила Горлова, как он целовал ее, и стало жарко. Но мысль была мимолетной, как облачко от пульверизатора и тут же забылась.
На кухне уже все было приготовлено: чайные приборы стояли на подносе, торт и пирожные в холодильнике были выложены на блюда, даже заварка была засыпана в фарфоровый чайник - оставалось только залить ее кипятком.
"Все же повезло мне со свекровью, хоть и стерва", - думала Лариса, поджидая, пока закипит вода. - А я? Еще та стервочка! Ребенка бросаю на недели, мужу изменяю и хоть бы что, еще хочется.
От последнего она хихикнула вслух, признавшись себе, что да, очень хочется, будто почувствовала на себе руки Бориса.
"Все-таки он смешной и очень хороший, но лучше не испытывать судьбу", - наконец решила она и вдруг почувствовала, что ее сгибают сзади и наклоняют лицом к столу.
- Давай, давай же, - хрипел Никифоров, пытаясь задрать юбку. - Бросай своего к черту! Что хочешь - все будет! Все для тебя сделаю. Ну давай же!
От неожиданности пропал голос, она извивалась, пробуя выскользнуть. Наконец она развернулась лицом к нему, и он, больно выкручивая ей руки, впился ртом в ее губы. Она могла только стонать, не в силах пошевелиться, слыша, как трещит ткань кителя и стукнулась о пол оторванная пуговица. Вдруг одна рука освободилась, Лариса нашарила что-то за спиной и, не глядя ударила Никифорова. Тот отшатнулся, обеими руками схватившись за лицо.
Лариса не смогла удержать истерического смеха - она влепила Никифорову тарелкой с пирожными, и теперь разноцветный крем облепил ему всю голову и стекал на плечи и рубашку.
- Вам бы в ванной помыться не мешает, Роман Павлович, - мстительно улыбаясь, сказала Лариса. - Потерпите, я Николая позову, он поможет.
- Что ты наделала, дура? Совсем из рук выбилась, не соображаешь, что натворила? - Николай отвел Никифорова в ванну, и еле сдерживался, чтобы не разбудить мать.