Коллектив авторов - Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина

85

Заметим, что Любимова несколько не точна в своей сфере: кибитки и юрты были жилищами степных кочевников, не типичных для Узбекистана, и уж конечно для Ташкента.

В самом названии только что упомянутого буклета Любимовой тоже чувствуется страх перед тем, что узбекский народ исчезнет. Согласно другому партийному докладу, также написанному в 1925 г., извращения вроде упомянутых Икрамовым «подтачивают здоровье народа и ведут к его вырождению». В докладе говорится, что безграмотная и угнетенная мать не может воспитать своих детей здоровыми и культурными людьми. Факты вырождения и «калечения» женщин свидетельствуют о том, что грозит самому существованию узбекского народа (ГАУз. Ф. 94. Оп. 1. Д. 223. Л. 121–122).

Например, Жан Старобински доказывает, что Просвещение стремилось прежде всего к прозрачности, что выразилось, например, в его цели раскрыть тайны природы — с этой перспективы паранджа, разумеется, не приветствуется, — она не только слегка зловеща, но угрожает морально: Starobinski J. Jean -Jacques Rousseau: Transparency and Obstruction / Trans. A. Goldhammer. Chicago: University of Chicago Press, 1988. P. 65–80, 254–267.

Поразительно, но французские колониальные власти также начали кампанию против паранджи, чтобы «галлицизировать» Алжир посредством его женщин. См.: Gordon D. С. Women of Algeria: An Essay on Change. Cambridge; Mass.: Harvard University Press, 1968. P. 56–59.

До 1,75 млн. казахов погибло в 1931–1933 гг., а более 500 тыс. кочевых и полукочевых хозяйств были вынуждены покинуть свои традиционные пастбища. Абылхозин Ж., Козыбаев М., Татинов М. Казахстанская трагедия // Вопросы истории. 1989. № 7; Khazanov A. M. Ethnic Stratification and Ethnic Competition in Kazskhstan // A. M. Khazanov. After the Ussr: Ethnicity: Nationalism, and Politics in the Commonwealth of Independent States. Vadison: University of Wisconsin Press, 1995. P. 158. Олкотт констатирует, что 3,3 млн. казахов погибли от голода, а еще 1,2 млн. были вынуждены бежать от голода, но не указывает источник этих цифр: Olcott М.В. Ceremony and Sustance: The Illusion of Unity in Central Asia // Central Asia and the World: Kazakhstan, Uzbekistan, Tajikistan, Kyrgyzstan, and Turkmenistan / Ed. M. Mandelbaum. N. Y: Council on Foreign Relations Press, 1994. P. 19. Максудов и Эллман считают, что цифры должны быть ниже — от 1,3 до 1,5 млн., см.: Максудов С. Потери населения СССР. Benson, Ver., 1989; Ellman M. // Soviet Studies. 1990.51. P. 812–813; Idem // Soviet Studies. 1992. P. 914. Наконец, не слишком надежная цифра жертв голода была опубликована в газете «Известия» 11 июня 1991 г. Здесь число погибших доходило до 2,5 млн. Цит. в: Так это было: Национальные репрессии в СССР 1919–1952 годы. М: Инсанб 1993. Т. I. С. 41. О голоде см. также: Голод в Казахской степи / Под ред. Т. Нусибаева, Н. Женгалиева. Алматы: Казак университет, 1991.

Турксиб превратил обычный Первый пятилетний план в шквал памфлетов, народных рассказов, литературных и прочих художественных произведений о Великом скачке. Работа Ильфа и Петрова для «Гудка» на эту тему, вероятно, самая долговечная. Самым лучшим изображением Турксиба стала их фарсовая сатира на сановников, которых отправили на специальном поезде наблюдать церемонию «золотого костыля» в «Золотом теленке». См.: Ильф И., Петров Е. Золотой теленок // Собрание сочинений. М.: Художественная литература, 1961. Т. 2. С. 289–328. Фильм «Турксиб» стал одним из знаковых фильмов сталинского кинематографа, поскольку в нем преобразование «отсталого Востока» было показано как одна из целей коммунизма. См.: LeydaJ. Kino: A History of Russian and Soviet Film. L.: Allen & Unwin, 1960. P. 260–261.

Рассказ советского журналиста о традиционных властных отношениях в одном из аулов близ Турксиба ясно свидетельствует, почему это могло оскорбить чувства марксистов. Он писал о бае (зажиточном скотоводе, зачастую приравниваемом к кулаку), у которого было 800 баранов, 120 лошадей и множество верблюдов и быков. Бай, формулируя ценности, вполне созвучные с казахской политической системой почитания возраста и власти, хвастался: «В моем роду нет непослушных. Все бедняки и середняки слушаются меня». Эти слова вызвали возмущение журналиста: Волк С. Турксиб: Очерки стройки. М: Молодая гвардия, 1930. С. 54.

Фактически многие лидеры так называемого буржуазно-националистического казахского движения Алаш-Орда вошли в состав правительства и партии в Казахстане еще в 1920-е гг. Москва нуждалась в местных кадрах и была не слишком разборчива в том, какими способами их получить. Иногда было достаточно умения читать и писать и не проявлять открытого антагонизма новому режиму. В 1927 г. представитель Москвы в Казахстане Ф.И. Голощекин сообщал, как бы жалуясь, что краевая партия «набрала в Партию, Совет, союзный и хозяйственный аппарат всех имеющихся грамотных и полуграмотных казахов», см.: Martin. The Affirmative Action Empire. P. 197.

Даже казахи, которых обвиняли в том, что они находятся под влиянием баев и мулл, вроде С. Садвокасова, не отрицали необходимости «насильственной индустриализации». Вообще-то Садвокасов написал в 1926 г. язвительное обличение советской политики инвестирования как продолжения царского колониализма. См.: История индустриализации Казахской ССР / Под ред. С.Б. Баишева. Алма-Ата: Наука, 1967. Т. 1. С. 206–208. Внутри казахстанской партии наблюдалось расхождение во мнениях, но, как правило, казахские коммунисты вроде стоявшего на «левых» позициях Садвокасова и занимавшего «правые» позиции С. Ходжанова, выступали за модернизацию. Европейские чиновники вроде Голощекина предпочитали, несмотря на партийную программу, подчеркивать преждевременность индустриализации для такого «примитивного» народа». Такие люди поддерживали индустриализацию, но просто занимали «позицию великодержавного шовинизма», считая, что не с казахов надо начинать такую программу. См.: Джагфаров Н. Национально-уклонизм: Мифы и реальность // О прошлом — для будущего: Некоторые актуальные проблемы истории Компартии Казахстана в свете гласности. Алма-Ата: Казахстан, 1990. С. 167–176, 180–181. Бесстрастный, но насыщенный информацией материал о разделении внутри партии Казахстана см.: Национальные моменты политики Казахстана // Архив Троцкого. Т. 2. С. 197–199.

О подобном отношении в пользу индустриализации среди украинских и узбекских коммунистов см.: Liber G. Soviet Nationality Policy, Urban Growth and Identity in the Ukrainian SSR, 1923–1934. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 114–115; Simon. Nationalism and Policy. P. 96.

В августе на Тукрсибе было всего 3 408 рабочих, 40% которых были казахами.

Вероятно, налеты басмачей были направлены не собственно против Турксиба, но скорее были проявлением сопротивления населения сталинской коллективизации. Линн Виола отмечает, что такое сопротивление было особенно хорошо организовано в Средней Азии и достигло кульминации тогда же, когда участились нападения на Турксиб. См.: Viola L. Peasant Rebels under Stalin: Collectivization and the Culture of Peasant resistance. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 159–160.

Слова «русский» и «европейский» на Турксибе были взаимозаменяемыми, равно как слова «местный» и «казах». «Русскими» в данном случае на самом деле были украинские чернорабочие, которых на Турксибе было очень много: Прииртышская правда. 1/26/30. № 21(272). С. 3.

Учитывая, что мыться на Турксибе было практически негде, сомнительно, чтобы от кого-либо приятно пахло.

Вопреки почти всем рассказам о строительстве Турксиба казахи в целом не впервые столкнулись со строительством железной дороги. Фактически на ветке Среднеазиатской железной дороги до Экибастуза «земляные работы почти сплошь производились как пешими, так и конными рабочими-киргизами». По всем сведениям, условия на этом строительстве были ужасающие. См.: Дахшлейгер. Турксиб — первенец социалистической индустриализации. С. 10.

В одном стихотворении якобы описывалось следующее: «Черный жеребец летит, как птица, выпуская дым дракона / Он дышит, как кипящий самовар, выпуская столб пара. / Черная грудь земли сотрясается, когда идет кара-айгар, земля восхищается его железной силой. / Благодарный, он привозит ей издалека такие вещи, каких она прежде не видала: / московские товары, автомобили и книги. / Какой мудрый человек придумал тебя, кара-айгар? / Это наша Советская власть дала тебя нам. / Раньше мы слышали о тебе в волшебных сказках / Какой невежда мог бы оспорить твои блага?» Если аутентичность такого откровенно просоветского сочинения сомнительна, все же мне кажется достоверным то, что казахи пели о Турксибе, как о чем-то новом и восхитительном.

Эти достижения, к сожалению, удержать не удалось. Перевод промышленных предприятий в тыл во время войны, послевоенные ядерные и космические программы, использование труда заключенных ГУЛАГа, хрущевская программа освоения целинных и залежных земель и брежневские кадры, которым было поручено управление нефтяной промышленностью, — все это способствовало изоляции коренных казахов от участия в промышленном производстве. Сильный городской средний класс появился благодаря государственной политике нативизации, но этот русскоязычный, городской, модернизированный средний класс вскоре увидел, что между ним и массой казахов, которые были все еще сравнительно плохо образованы, жили в аулах и говорили по-казахски, разверзается пропасть. Об этих процессах см.: Khazanov A. M. Ethnic Stratification and Ethnic Competition in Kazakhstan // After the USSR: Ethnicity, Nationalism, and Politics in the Commonwealth of Independent States. Vadison: University of Wisconsin Press, 1995. P. 156–174.