Андрей Евдокимов - Площадь диктатуры

- Спальни и душ на втором этаже, кухня - на первом, там ужинать все приготовлено, только согреть. Камин зажечь?

- Не надо камин, ничего не надо, уже три часа, спокойной ночи сказала Лариса и, не посмотрев на Горлова, пошла наверх. Она не проснулась, когда он лег рядом, только тесно прижалась. Ему захотелось обнять ее, но вдруг навалилась такая усталость, что было лень пошевелиться.

Горлов спал до восьми, но встал отдохнувшим и бодрым. Оставив Ларисе записку, что позвонит позже, он наскоро побрился и, не позавтракав, вышел на улицу, где уже стояла присланная за ним машина.

На заводе его уже ждали. Заместитель главного технолога, попросивший называть его просто Валерой, был не по годам серьезен и, судя по короткой беседе, успел вникнуть в предстоящую работу.

- Вам выделили сектор в составе восьми человек. Ребята в секторе работающие, за месяц-полтора управимся.

Горлову послышалось "работящие", он не был уверен и переспросил.

- Работящие - не значит работающие! Над работящими начальник нужен, а иногда и, как говорится, меры административного принуждения. А работающие совсем другое дело, вы, Борис Петрович, сами убедитесь, - сказал Валера, разворачивая чертеж общего вида, где уже были выделены зоны основных демонтажных работ. Приглядевшись, Горлов заметил, что на чертеже стояла литера "О" и, перелистав один из томов, убедился, что техдокументация относилась не к серийному изделию, а к головному образцу. Получить ее можно было только на заводе-изготовителе*, где строился корабль.

- Откуда комплект КТД? - спросил он.

- Сам в Ленинград ездил, - ответил инженер.

- Давно?

- Недели три. Там в КБ у меня приятелей пруд пруди, конечно помогли, иначе ни за что б не достал.

- А зачем лишние хлопоты? Разве мало вашего собственного комплекта? Ведь последний раз судно ремонтировалось на вашем заводе? - удивился Горлов.

- В этом комплекте есть все изменения, внесенные с момента спуска на воду, в том числе данные о ремонтах и модернизациях. За тридцать лет дважды заменялись оружейные БЧ* и вся радиоэлектроника, года два назад поставили вашу "эс-эмку"**...

Горлову было приятно услышать про свою первую разработку, запущенную в крупносерийное производство и поставленную на вооружение ВМФ. Он вспомнил, сколько было тогда хлопот, и как он волновался перед государственными испытаниями - их решили проводить на Каспийской флотилии. В открытое море отогнали старую баржу, дождались хорошего шторма, и ночью председатель Госкомиссии лично нажал кнопку пуска. Надобности в его присутствии на сторожевике никакой, конечно, не было, да и большинство членов комиссии, включая двух флотских адмиралов, в это время преспокойно выпивали в пансионате "Махачкала", но такая была традиция - нажимать на кнопку должен был только председатель Госкомиссии - никто другой.

- Мы делали ремонт последними и в основном занимались корпусными работами и по мелочам - другим "железом", - продолжал Валера. Радиоэлектронику не трогали, ни одного документа, даже текстового на эту часть нас нет, а в ней несколько килограммов серебра с золотом. Блоки без документации в аффинаж*** не примут, стало быть, не удастся закрыть ведомость содержания драгметаллов, и акты готовности никто не подпишет. Вообще, это у нас самое узкое место: электронщиков на заводе - раз, два и обчелся, а те, что есть, во-первых, загружены, а, во-вторых, будут в лучшем случае год ковыряться. Нам без вашей помощи самим не справиться, я вас, Борис Петрович, заранее предупреждаю.

- Пожалуй, так, - согласился Горлов, понимая, что эта проблема наверняка не будет последней. Он подумал, что хорошо бы передать эту работу его сотрудникам и оформить оплату через какой-нибудь кооператив, даже можно создать его специально. Непонятно только, как преодолеть трудности, связанные с секретностью.

Аккуратно сложив документацию в спецчемодан и сверив по описи, Валера капнул заранее нагретый сургуч на скреплявшие запор тесемки - с незапамятных времен их называли "сбоку-бантиками" - сверху ловко приплюснул металлическую бляшку личной печати и с досадой пожаловался:

- Первый отдел в другом здании, и, чтобы передать любую бумажонку, пусть даже в соседнюю комнату, приходится переть через весь двор. Представляете - в мороз под тридцать, да еще с ветром? Поэтому оформим передачу КТД в сектор, начальник - нормальный мужик - учтет документы на себя и будет вам выдавать, что потребуется. Одно только неудобство - вам придется работать в общей комнате.

- Ничего, перетерплю, - пожал плечами Горлов.

В спецотделе их ждал начальник сектора, в котором предстояло работать. Пока Валера сдавал, а тот скрупулезно проверяя количество страниц, принимал документацию, Горлов успел оформить предписание и сдал справку о допуске*.

После его познакомили с сотрудниками сектора, и до конца рабочего дня Горлов разбирался с чертежами, прикидывая кому поручить отрабатывать тот или иной участок. Только когда дежурный стал запирать и опечатывать рабочую комнату, он вспомнил, что так и не позвонил Ларисе.

Чувствуя себя виноватым, он с опаской вошел в отведенный им дом.

В зале полыхал камин, перед ним сидела Лариса, и возле кресла стояла почти пустая бутылка. Горлов поднял ее и посмотрел этикетку - это было то вино, которое при нем выгружали из вагона.

- Недавно привезли кучу всякой еды, и я, тебя не дождавшись, не утерпела, - обняв его за шею, сказала Лариса. - Ты не сердишься? Мне дали валенки с тулупом, и я почти весь день гуляла. Здесь так тихо, и так хорошо, и оказалось, что море рядом, но все подо льдом, а у берега огромные торосы, почему-то зеленые... нет зеленоватые. И, подумав, я поверила, что ты будешь замечательным советским руководителем, красой и гордостью обновленной и подлинно демократической Советской власти.

- Господи, откуда ты набралась этой чепухи? - обрадовавшись, что она не сердится, спросил Горлов.

- По телевизору показывали Съезд народных депутатов, я хотела переключить, но здесь ловится только первая программа. Пришлось посмотреть на торжество ленинского курса реформ, на разгул сионизма и народовластия и, как Горбачев принимал присягу.

- Зачем ему присяга?

- Ты разве не знаешь, что Горбачева избрали Президентом СССР? Сразу видно, что ты не охвачен системой партийного просвещения и поставил себя вне кипучей созидательной работы советского народа. Но это не помешает тебе стать министром.

- Почему же?

- Ты почти доказал, что твои слова не расходятся с делом. Даже в этом захолустье, ты обеспечил свое население хорошим, натуральным вином.

- Ты - мое население?

- Не спорь: я - твое любимое население! И в отношении меня необходимо выполнить последние пункты твоей замечательной политической программы...

- Какие?

- Прежде, чем разрешить женщине разговаривать, следует уложить ее в постель. Милый, разве ты не помнишь?

* * *

Несколько лет спустя Горлов задумался над простым вопросом: был ли он счастлив? И почти сразу вспомнил заснеженные сопки, неоглядный ледяной простор застывшего моря и яркий, пронзительный свет холодного северного солнца. Их двухэтажный дом стоял в стороне от других строений заводской базы отдыха. По случаю весенних каникул там было полно детей, но вечером, когда Горлов возвращался с завода, вокруг уже никого не было. Горячую еду приносили из кухни, холодильник был забит разными деликатесами, а в углу стояли два ящика полусухого "Цимлянского".

Каждый вечер к его приходу в зале горел камин, они неторопливо ужинали, а после гуляли по расчищенным от снега, уютно освещенным дорожкам, доходили до берега, но дальше было темно, и они возвращались к теплу догорающего очага.

О чем они разговаривали? Горлов не мог вспомнить ничего, кроме историй про летавшую лучше всех чайку по имени Ливингстон, которые каждый вечер пересказывала Лариса. Он сам так и не смог прочитать ее любимую книгу - ему было скучно - но слушать было интересно.

- Вчера мы остановились на том месте, когда чайка Джонатан Ливингстон ударился о скалу и подумал, что умер, - говорила она, а Горлов смеялся и называл ее советской Шахерезадой.

- В твоей книге имеется серьезное упущение, а именно: главная чайка все время рассуждает о любви, но все птицы являются особями мужского пола и ни одной - женского. Просвещенный читатель может заподозрить, что идет речь о сознательном разрушении нравственности советских людей посредством пропаганды особо извращенной формы гомосексуализма - птичьей! - подшучивал Горлов, и Лариса сердилась, выговаривая ему, что он ничего не понимает в литературе, и подробно объясняла смысл каждого эпизода.

В воскресенье он разрешил закрепленным за ним сотрудникам не выходить на работу, и весь день провел вдвоем с Ларисой. К полудню потеплело, они долго катались на лыжах, пообедав, поднялись в спальню, вскоре заснули, лицом к лицу, крепко обнимая друг друга, а пробуждение было острым и радостным. Потом долго топили маленькую дровяную баню и пили кисло-сладкое "Цимлянское".