Олег Ивановский - Впервые. Записки ведущего конструктора
Пробуждающаяся после зимы степь источала какой-то особенно ароматный воздух. Хотелось дышать глубоко-глубоко… Пошли по бетонке. Смеркалось. Пройдя метров триста, вышли из городка. Кругом только небо да степь. Впереди слышались негромкий говор да иногда трескучий звук камешка, подбитого ногой. Прибавив шагу, мы догнали Сергея Николаевича Вернова и одного из его помощников, Анатолия Гавриловича Николаева. Разговор шел профессиональный — о результатах проверки радиометров корабля. Кто-то из наших попросил Сергея Николаевича рассказать о космических лучах и радиационной опасности. Вот что мы тогда услышали.
Не только космическая техника и ее возможности, но и само космическое пространство в большой степени определяют характер и продолжительность космического полета. Человек в таком полете подвергается воздействию космических лучей, приходящих из глубин Галактики и от Солнца, а также электронов и протонов радиационных поясов, окружающих нашу планету.
Космонавт должен знать радиационную ситуацию во время полета. Для этого на борту корабля устанавливаются дозиметры, которые не только передадут по телеметрии на Землю данные об уровне радиации, но и предупредят космонавта об опасности. В крайнем случае может быть принято решение об экстренной посадке корабля.
Еще о многих свойствах космических лучей рассказывал в тот вечер Сергей Николаевич. И вновь подумалось: какое мощнейшее научное оружие дали спутники и космические ракеты ученым! Ведь именно за «спутниковый» период совсем близко от Земли были обнаружены радиационные пояса. Космическое пространство, которое почти все считали пустым, оказалось заполненным интенсивным излучением. Теперь многие непонятные прежде явления стали легкообъяснимыми.
Ждали сюрпризов и от невесомости — состояния, совсем непонятного в то время. В наземных условиях его добивались на летающих по определенной траектории реактивных самолетах лишь на несколько десятков секунд. А как оно скажется на человеке при более длительном воздействии? Прогнозы теоретиков в то время были неутешительными. Вы, наверное, запомнили, как тяжело переносили невесомость крысы, как они метались по клетке. А человек? Жизнь и здоровье человека — самое дорогое, и никто не мог ими рисковать.
1961 год, естественно, не 1957-й. Время обогатило науку новыми данными. На многое ответили приборы, часть вопросов помогли решить животные. Но невесомость… Она по-прежнему была таинственной. За 30–40 секунд ощущения невесомости человек еще не переступал. Но даже такие полеты на самолетах показывали, что явление это далеко не из простых. Было установлено, что есть люди, переносящие кратковременную невесомость без заметного ухудшения общего самочувствия и работоспособности, они лишь испытывают расслабленность или чувство облегчения от потери веса.
Но далеко не у всех было так. У некоторых испытателей в таких же точно условиях появлялись иллюзии падения, переворачивания, вращения тела в неопределенном направлении. Порой людям казалось, что они подвешены вниз головой. Эти ощущения в первые несколько секунд сопровождались беспокойством, потерей ориентации, неправильным восприятием окружающей обстановки. Вдруг возникали смех, игривое настроение, совсем не вызываемые ситуацией. Люди забывали о задаче эксперимента.
Один из врачей изучал воздействие невесомости на себе. Сначала он почувствовал, что проваливается в бездну, затем перед его глазами «поплыли» товарищи — кто вверх ногами, кто боком. Они двигались, кувыркались, принимали необычные позы, отталкивались от пола, потолка, стенок и быстро проносились перед его глазами. Врач ожидал, что ощущение невесомости он будет переносить плохо, а получилось так, что чувствовал он себя довольно хорошо. Это вызвало у него чувство восторга. Однако при втором заходе самолета на невесомость наступила полная дезориентация. Правда, через некоторое время врач увидел пол, потолок, стены. Затем ему показалось, что кабина самолета быстро удлиняется, словно он смотрит в перевернутый бинокль. Предметы как будто были рядом, но дотянуться до них рукой он не мог.
Интересны самонаблюдения одного летчика, который впервые пилотировал самолет в условиях невесомости. Через несколько секунд он почувствовал, будто голова у него начинает распухать и увеличиваться. Еще через несколько секунд возникло впечатление, будто тело крутится в неопределенном направлении. Затем летчик полностью потерял пространственную ориентацию. Другой пилот ощущал очень неприятное чувство беспомощности и неуверенности, которое не покидало его весь период невесомости. Оказалось, что есть группа людей, у которых пространственная дезориентация в невесомости выражается очень сильно, сочетаясь с признаками морской болезни. Появляются иллюзия падения, чувство ужаса, человек начинает кричать, не воспринимает указаний товарищей, нередко после полета не помнит, что с ним происходило…
Вот что примерно знали к началу 1961 года о невесомости. Сегодня, после множества исследований, известно, что невесомость не так уж страшна — страхи порождались в основном слухами. А людей, плохо переносящих кратковременную невесомость, оказалось мало. Но это сегодня. А тогда?
После тщательного отбора для космических полетов кандидатов с хорошим, если так можно сказать, запасом прочности их стали тренировать на переносимость перегрузок в специальной центрифуге, где вес их тела возрастал во много раз. Они привыкали к кабине космического корабля — обживали ее, тренировались в «одиночном заключении» — сурдокамере, «отрабатывали» невесомость на самолете.
Кстати, о принципах отбора и подготовки людей для космических полетов немало написано книг и научных трудов, сделано докладов, о многом рассказано космонавтами на пресс-конференциях. Но, повторяю, все это было после. В начале 60-х годов ничего этого еще не существовало: был поиск, где все впервые. Выбранный тогда путь блестяще себя оправдал, и в этом большая заслуга наших биологов, медиков, а также летчиков-испытателей, инструкторов-парашютистов — опытнейших людей, отдавших все свои силы и знания подготовке первого человека к полету в таинственные глубины космоса. Усилия людей науки и техники не пропали даром. Путь человеку в космос был открыт!
На космодроме, в правом коридоре первого этажа монтажного корпуса, стук молотков, запах свежей краски. Хозяйственники, рабочие снуют взад и вперед. Пришли машины с мебелью и прочей бытовой утварью. Оборудуются помещения для космонавтов: комната отдыха, кресловая, где предстояло готовить к полету кресло, скафандровая — для подготовки скафандра, испытательная, где все это должно еще раз испытываться, медицинская — для предполетных врачебных освидетельствований и установки на теле космонавта миниатюрных датчиков-сигнализаторов и, наконец, гардеробная, где будет совершаться облачение космонавта в космический костюм — скафандр.
Еще не успела высохнуть краска, как комнаты стали заполняться «обстановкой». Расставлялись приборы, самописцы, баллоны с кислородом, подставки, тележки, колбы, пробирки, микроскопы…
Сергей Павлович нервничал. Встретив меня в проходе в зале, он остановился и вполголоса, не поворачиваясь ко мне, а глядя в стену, сказал:
— Ваш заместитель серьезный человек? Да вообще что они там думают? Решили «Восток» на космодром по частям прислать. Что это такое?
Естественно, я на такие вопросы ответить не мог. Да пожалуй, Сергей Павлович и не ожидал от меня ответа. За день до этого я говорил по телефону с Евгением Александровичем. Он жаловался мне, что трудно очень. Хотели все сделать как надо, но в самый последний момент, когда корабль был уже собран и осталась последняя операция — проверка антенного хозяйства (а для этого корабль подвешивался в самом высоком пролете цеха на капроновых канатах), в одном тракте появилось короткое замыкание. Закон подлости. Стали искать. Разобрали чуть ли не половину корабля, а дефект вдруг возьми и пропади. Так и не могли понять, что было причиной. Решили заменить полностью весь антенный тракт. А на это время нужно. Вот спускаемый аппарат немного и задержался. К вечеру с аэродрома привезли только половину «Востока» — приборный отсек. Это и было причиной взволнованности Главного. В общем-то, ничего особенно страшного не случилось. И с приборным отсеком мы могли поработать. Так и решили. Первые сутки испытаний прошли. Замечаний никаких не было.
Под вечер, считая, что все будет, конечно, в полном порядке, я вышел из зала и прошел в кресловую. Федор Анатольевич со своими помощниками готовили какие-то системы к последним проверкам. С разрешения Федора Анатольевича я сел в технологическое кресло. Приятно почувствовать себя космонавтом, черт возьми! Хоть на Земле несколько минут в космическом кресле посидеть. Разговор у нас с Федором Анатольевичем шел мирный, спокойный. Говорили, кажется, о проблемах катапультирования. И вдруг… дверь в кресловую резко распахнулась, и в нее влетел, не вошел, а именно влетел Сергей Павлович. На долю секунды остановившись, он обвел комнату глазами и, как лавина, обрушился на меня: