Коллектив авторов - Художественная культура русского зарубежья. 1917–1939. Сборник статей

Paty Животовская не сыграла в жизни Константина Андреевича Сомова значительной роли. С момента знакомства он считал ее простоватой и «малокультурной», то есть недостаточно образованной. Между тем с каждым годом Paty становилась ему ближе и ближе. Она все больше располагала к себе, покоряя сердце художника добротой и вниманием. Судя по письмам, Сомов так привязался к ней, что к концу жизни воспринимал ее как своего верного друга. Одно из последних писем завершалось словами: «<…> моя дорогая Paty! Надеюсь, что Вам захочется написать вашему старому и уже теперь старинному другу!»[156]

Эволюция отношения Сомова к Животовской особенно видна при знакомстве со всем блоком писем, адресованных художником Paty. Писал их Константин Андреевич на русском и английском языках. Ответы Животовской, к сожалению, нам не известны. Уцелели ли они и где хранятся? Сохранилась ли переписка Сомовых – Константина Андреевича с Еленой Константиновной и Евгением Ивановичем? А их письма должны быть очень интересны.

Отметим, что никто из исследователей творчества Сомова ранее не проявлял интереса к Клеопатре Матвеевне Животовской, и это не удивительно: портрет ее неизвестен; местонахождение его не выявлено. Вполне вероятно, у современных владельцев он значится как «Портрет неизвестной». И все же хочется надеяться, что эта публикация поможет отыскать портрет русской американки – модели Сомова и корреспондента его писем. Прощаясь, художник написал ей: «Не хочу и не буду забывать Вас, милых нью-йоркцев, в особ<енности> Вас, миленькая Paty, кот<орая> так очаровательно ко мне мила»[157].

Эти сведения содержатся в письмах Константина Андреевича Сомова, адресованных не только Клеопатре Матвеевне Животовской, но и сестре художника Анне Андреевне Михайловой, с которой художник был всегда предельно откровенен и близок духовно.

Письма художника сестре, хранящиеся в Секторе рукописей Государственного Русского музея, как известно, вошли в книгу 1979 года[158], однако интересующая нас информация осталась в тех фрагментах, которые оказались неопубликованными. Сведения, полученные из них и выстроенные по хронологии, позволили узнать о совместном времяпрепровождении Константина Андреевича и Клеопатры Матвеевны, понаблюдать за меняющимся отношением художника к Paty, но, самое главное, ближе познакомиться с обоими. Все вкупе, как представляется, добавило новые штрихи в их психологические портреты.

Итак, 5 апреля 1926 года Константин Андреевич писал сестре, что известная ей по прежним его письмам Paty вместе с мужем «едет на лето в Париж»[159], однако во Францию Животовские прибыли уже в начале мая. 8 мая Сомов спрашивал Клеопатру Матвеевну: «Когда мы видимся?» и тут же предлагал: «Не хотите ли вы завтра вместе обедать, часов в 8-м? Назначьте мне свидание, где вам удобнее, у вас в отеле, или где-нибудь в городе. Вчера вечером я сидел у Weber'a и мне казалось, что и Вы с мужем придете»[160].

Между тем необходимость общений с Paty вызывала в Сомове неприятное напряжение. Как бы оправдываясь, он писал сестре 30 мая: «Надо с ней немного повозиться, уж очень она была со мной мила в N<ew> Y<orke>. Приехала она с мужем и с беби 8 л<ет>, девочкой, довольно несносной. Там у меня с ней было нечто вроде романа <…>, и больше с ее стороны. Теперь я совершенно не в настроении продолжать эдак жить. Тем более роман этот был на глазок Елены и под ее подстрекательством. Втроем было забавно дурачиться <…>»[161].

Через неделю, как всегда отчитываясь перед сестрой о прожитых днях, Сомов писал, что свои именины – 3 июня – он не отмечал: о них никто не знал, кроме Paty, но с ней они отметили их «только на следующий день, 4-го, легким ужином с coups de Champagne в cafe Weber»[162].

Несмотря на то, что с Животовскими и, в частности, с Paty во Франции Сомову было скучно и неинтересно, художника подкупало ее внимание и доброе к нему отношение. Он признавался сестре: «Мне было лень как-то с ней возиться, когда я ее еще не видел. Но она и ее муж были так очаровательно милы и серьезны со мной, что мне пришлось растаять. Пати радовалась, увидевши меня, как ребенок. А накануне нашего 1-го свидания, с извещением, что они уже здесь, она прислала мне букет роз. Надо ей сделать удовольствие, пригласив в Grandvilliers, ей, по-видимому, это очень хочется. Хочется познакомиться и с Мифемой (так в узком кругу называли М. Г. Лукьянова. – Е. Я.)»[163].

15 июня Сомов писал, что это знакомство состоялось: «<…> внешне было весело и оживленно. Но настоящего веселья не было. Миф<ема> нашла Paty милой, но незначительной»[164]. В том же письме сестре Константин Андреевич признавался, что «много раз, насколько позволяла работа и усталость после нее – видался с Paty и ее мужем», но они по-прежнему казались ему «очень милы, но не очень интересны». «Paty увяла за то <время>, что я ее не видал, и вид у нее больной»[165], – заметил он. Раньше же, вернувшись в Гранвилье, художник послал в Париж Виктору Тимофеевичу (вероятно, в продолжение какой-то беседы) «список интересных книг»[166].

Июль Животовские провели на юге Франции. 4 августа Сомов, находясь в Гранвилье, писал вернувшейся в Париж Клеопатре Матвеевне: «Моя дражайшая Патти! Счастлив узнать, что Вы возвратились в Париж! Я намерен быть там в понедельник, 9-го. Может быть, пообедаем вместе? Тогда назначьте мне время и отправьте Ваше письмо м-ру Гиршману – 27, rue Casimir Perier. Я найду его по приезде. Надеюсь, что Вы довольны своим путешествием и теперь вполне здоровы. Дошло ли до Вас мое письмо, отправленное в Ниццу? <…> Жду нашей встречи с возрастающим нетерпением. Ваш К.»[167].

Одна из встреч произошла в Гранвилье в августе. Сомов пригласил не только Животовских, но и Гиршманов. Приехав в субботу, они пробыли там до понедельника. Мефодий Лукьянов писал: «Пати привезла пьяных вишен, а Вл<адимир> Ос<ипович> (Гиршман. – Е. Я.) – ананас для крюшона, который испортили, положив туда земляничный компот, по совету Коко (К. А. Сомова. – Е. Я), – и весь крюшон пропал»[168].

В том же письме, адресованном Анне Андреевне Михайловой, Мефодий Георгиевич изложил свое мнение о Животовских: «Пати и ее муж оказались совсем неинтересными людьми, без всякой изюминки, так что-то такое дю простое, молчаливое и к нашей компании мало подходящее, единственно, обожают Коко <К. А. Сомова. – Е. Я.>, а ему с ними скучно»[169].

Между тем Клеопатра Матвеевна осталась довольна приемом и, вернувшись в Париж из Гранвилье, отправила Мефодию и его другу Михаилу Кралину «в двух аппетитных деревянных ящичках» «шоколадные конфеты и дорогие леденцы». «От Boissier, это марка!» – восторженно приписал в письме друга Сомов и тут же, шутя, «пожаловался» сестре: «Т<ак> к<ак> это было прислано на их имя, меня обижают и отстраняют и иногда только после долгих моих клянчаний и Миф<еминых> отказов, она (Мифема. – Е. Я.) мне в руке выносит или шоколадку или леденец! Не подло разве? А знакомые-то мои»[170].

Дружеские отношения Paty и Сомова расширили круг их общих знакомых. Впоследствии Константин Андреевич будет вспоминать о них в своих письмах Клеопатре Матвеевне. Однако пока общение с Пати продолжало утомлять художника. Он вновь писал сестре: «Как Patty ни мила, ни проста, у меня с ней очень мало общего – только воспоминания о N<ew> Y<orke>, где она была придворной дамой Елены. Втроем нам было весело: Елена была зачинщицей всего, и отсутствие индивидуальности, некультурность и наивность Patty не имела значения»[171].

В обратный путь Paty намеревалась отправиться в сентябре. 31 августа Сомов сообщил сестре, что 14 сентября собирается быть в Париже, так как «обещал Изабелле Афанасьевне (Венгеровой. – Е. Я.) и Пати прийти повидать их перед отъезд<ом> в N<ew> Y<ork>»[172]. Спустя неделю он подтвердил свое намерение и, не преминув, добавил: «Эти свидания меня совсем не привлекают, но «noblesse oblige»! С Пати мне очень скучно, она чрезвычайно мила и добра, но совершенно неинтересна, необразованна и незанимательна»[173].

19 сентября, простившись с Клеопатрой Матвеевной, Константин Андреевич по обыкновению отчитался перед сестрой о том, «что делал и кого видел в Париже, где провел ровно неделю». Этот «отчет» весьма показателен, поскольку характеризует и Константина Андреевича, и Paty.

Сомов писал, что приехал в Париж «в субботу 11-го к часу дня». «К обеду поехал в пансион, где остановилась Пати со своей девочкой – муж ее уже 3 нед<ели> как уехал в N<ew> York. Хозяйка пансиона оказалась моей знакомой, т<ак> к<ак> я ее раз встретил в Америке, она тоже русская. Приятно по-домашнему кутили за небольшим круглым столом я, Пати с дочкой и один симпатичный молодой господин, друг Пати и Елены-Жени (Сомовых. – Е. Я.), но которого я раньше не знал. После обеда Пати мне демонстрировала все свои парижские покупки, платья, шляпки, роскошное белье, польты и другое. В 11 часов я поехал домой. Дома (у Гиршманов. – Е. Я.) совершенно пусто, т<ак> к<ак> вся семья <…> еще в отсутствии. На другой день к 11 ч<асам> утра поехал к черту на кулички на свидание с Изабеллой. Был у нее часа два. <…> От Беллы через весь город прокатился на tram'e к Пати, с ней позавтракал. А после она объявила, что везет нас, т<о> е<сть> меня и св<оего> америк<анского> друга (друг не в каком-нибудь дурном смысле!) на заказанном ею автомобиле в Versailles. Поездка была очень приятна, несмотря на воскресный день, когда в Versailles и толпы народа, день был чудесный. Мы около двух часов гуляли по городу, смотрели боскеты и фонтаны (но они не били в этот раз), на воздухе между Vers<ailles> и Trianon'oм в ресторане пили вкусный чай с тостами и в 5 уехали в Париж опять той же красивой дорогой, через Париж, St. Cloud, через городок St. Cloude и через Булонский лес. Обедал я опять в пансионе Патти. <…> В этот же день у меня в 3 часа дня было назначено у дверей магазина <…> свидание с Пати. Мы провели в магазине около часа, и Пати покупала массу дребедени и для себя, и подарки, я ей помогал выбирать. И мне надо было купить подарки моим американцам: Ольге Лавровне – кружевное жабо, Жене – галстук, Елене – réticule. Потом с Пати пили кофе <…>. К 6-ти часам к черту на кулички, к Шуре Шишковой, где я должен был видеть платье, заказанное Еленой, и весь гардероб Пати, тоже очень удачный. <…> Расставшись с Пати, я поехал домой отдохнуть <…>»[174].