Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том II. Преступления против личности
Конституционный Суд признал толкование состава уклонения от уплаты налогов с организаций по ст. 199 УК противоречащим Конституции РФ, «поскольку названное положение по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующих правовых норм предусматривает уголовную ответственность лишь за такие деяния, которые совершаются умышленно и направлены непосредственно на избежание уплаты законно установленного налога в нарушение закрепленных в налоговом законодательстве правил»[97]. Применив логическое и систематическое толкование, Конституционный Суд правильно уточнил форму вины – умысел в составах уклонения от уплаты налогов – и одновременно разрешил коллизию между Налоговым и Уголовным кодексами. Налоговый кодекс допускает при квалификации налогового правонарушения вину как в форме умысла, так и неосторожности (ст. 110 НК РФ).
Языковое толкование осуществляется по соответствию закона нормам современного русского литературного языка, прежде всего лексически, синтаксически, стилистически. Исключаются архаизмы, употребление малопонятных иностранных слов. Язык должен соответствовать требованиям ясности, однозначности, лаконичности.
В УК РФ, пожалуй, единственный случай употребления архаизмов состоит в использовании слова «деяние» (ч. 1 ст. 14). В качестве его современного аналога уместно употребить слово «поведение». Однако традиции российского уголовного законодательства, которые необходимы для его стабильности, обусловили сохранение его и в действующем, шестом по счету в XX в., Кодексе. Поэтому столь уникально сочетание его толкования в словарях: деяние – преступление и «деяние святых». При этом формулировка термина «деяние» в Уголовных кодексах РСФСР 1960 г. и РФ 1996 г. неоднозначна. УК 1960 г. в скобках пояснял, что деяние – это действие или бездействие. Большинство УК бывших союзных республик сохранили эту формулировку. Однако скобка вносила неясность, ибо не охватывала главный криминообразующий элемент – общественно опасные последствия. Отсюда на практике и в теории приходилось прибегать к расширительному толкованию и объяснять, что термин «деяние» охватывает не только действие и бездействие, но и преступные последствия. Убрав скобки, УК РФ исключил потреб ность в таком толковании. Одновременно была устранена коллизия между Общей и Особенной частями УК. УК 1960 г. в Особенной части многозначно употреблял при описании в составах преступлений термины «деяние» или «действие». Там, где называлось «действие», в действительности могло быть и «бездействие». Это вело к неопределенности, создавая нормативное поле для квалификационных ошибок. УК РФ 1996 г. подобную терминологическую многозначность устранил благодаря употреблению единого слова «деяние». При этом если в основном составе преступления называлось несколько деяний, то в нормах о квалифицированных составах правильно употреблялось множественное число.
К примеру, ч. 1 ст. 111 УК предусматривает несколько видов умышленного причинения вреда здоровью. Поэтому в ч. 2 говорится «те же деяния», в ч. 3 – «деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи». Такая конструкция составов и диспозиций статей используется по всей Особенной части УК. Правда, имеются и случаи неточного употребления слова «деяние». Например, в ч. 1 ст. 260 УК незаконные порубки деревьев и кустарников признаются преступными, «если эти деяния совершены в значительном размере». Слово «деяние» употреблено неверно, ибо перечисленные действия становятся преступными при наличии криминообразующего элемента – причинения вреда в значительном размере. Без общественно опасных последствий есть действия и бездействие, но нет деяния. Поэтому следовало написать: «если они совершены в значительном размере». В ч. 2 ст. 260 УК вместо слова «деяние» надо было также указать: «если они совершены». Аналогичные замечания относятся к ст. 287 «Нарушение правил охраны рыбных запасов», ст. 268 «Незаконная охота», ч. 1 ст. 263 «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, воздушного или водного транспорта» и к другим нормам УК, в которых речь идет о нарушении тех или иных правил. Сами нарушения правил суть административные проступки. Лишь наступление вреда делает их преступлениями. Поэтому во всех случаях конструкций норм о нарушениях тех или иных правил надо прибегать к ограничительному толкованию, дабы не допускать квалификационных ошибок.
К примеру, ч. 1 ст. 269 УК предусматривает ответственность за «нарушение правил безопасности при строительстве, эксплуатации или ремонте магистральных трубопроводов, если это деяние повлекло по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека». Без такого вреда преступного деяния нет. Надо: «если это повлекло…» Неправильно употреблено слово «деяние» и в ч. 2 ст. 269, где сказано: «То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека». Какое «то же деяние»? Логическое толкование не позволяет считать, что причинение тяжкого вреда здоровью является тем же деянием, которое причинило смерть. В действительности – и «не то же, и «не деяние». Словом, во всех статьях, диспозиции которых говорят о нарушениях правил, термин «деяние» придется толковать как «нарушение, повлекшее» или «если они повлекли».
Ограничительное толкование термина «деяние», а также исключение его из статей главы 28 «Преступления в сфере компьютерной информации» способствовали минимизации квалификационных ошибок.
Изложенное позволяет сформулировать правило квалификации с употреблением слова «деяние». В случаях употребления данного термина в норме о простом составе толкование его должно быть буквальным. В случаях же, когда «деянием» охарактеризован квалифицированный состав, что создает противоречие с описанием простого состава, – толкование ограничительное. Вместо слова «деяние» надо применять фразу «то же нарушение».
Понятие «преступление» по УК стран СНГ переводится на русский язык как «деяние». Вряд ли в национальной лексике это слово так пишется. Интересно было бы сопоставить на соответствующем национальном языке древнерусское слово «деяние» с терминами, характеризующими поведение в УК стран СНГ. По крайней мере очевидно, что в кодексах «дальнего зарубежья» для характеристики преступного поведения используются иные термины. Однако в русских переводах употребляется все то же старославянское слово «деяние».
В 2002 г. УК РФ пополнился статьями об экстремизме: ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», ст. 2821 «Организация экстремистского сообщества», ст. 2822 «Организация деятельности экстремистской организации». Иностранное слово «экстремизм» толкуется русскими словарями таким образом, что содержательно оно не антисоциально (в отличие, скажем, от терроризма). В Толковом словаре русского языка читаем: «Экстремизм – приверженность к крайним взглядам и мерам, главным образом, в политике». Экстремист – сторонник экстремизма. Экстремальный – крайний, необычный по трудности исполнения. Корень слов «экстремизм» и «экстремальный» – один, содержание – не совпадающее, а главное – изначально не несущее нарицательного значения. Потому его сплошь и рядом представляют в СМИ как синоним фашизму, антисемитизму, терроризму, что, конечно, ошибочно. Например, ст. 4 Закона «О средствах массовой информации» в новой редакции гласит: «…распространение материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов». Слово «других» необоснованно уравнивает террористические материалы с экстремистскими. «Приверженность к крайним взглядам» – не уголовно-правовая категория, ибо взгляды, приверженность – не предмет его регулирования. Крайние меры вообще могут быть правомерными, например крайняя необходимость (ст. 39 УК) и причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст. 38 УК). Больше, пожалуй, кроме слова «аффинаж» в ст. 192, что означает первичную очистку породы, УК малопонятных иностранных слов не употребляет.
При разработке проекта УК РФ согласительной комиссией, сформированной Госдумой, ее члены старались соблюдать правило лаконичности закона. Известно, что в русском языке наиболее удачной для восприятия является фраза из семи слов. Поэтому неизбежные длинноты допускались в бланкетных нормах, где надо пояснять специальные термины. Однако позже, во второе пятилетие действия УК 1996 г., в него стали вноситься изменения, которые не отвечали требованию лаконичности. Примером может служить ст. 1411 «Нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума или иной группы участников референдума». Диспозиция содержит 193 слова. Между тем следовало обобщенно сформулировать один-два криминообразующих признака, и текст стал бы лаконичным. Отличие преступного финансирования избирательных кампаний и референдума от почти полностью совпадающей конструкции данного правонарушения в КоАП РФ способствовало бы сокращению квалификационных ошибок. В данном случае имеет место нарушение правил кодификации бланкетных норм, когда в объективную сторону составов включается почти полный перечень нарушений избирательного права. Аналогичное положение со ст. 1421 «Фальсификация итогов голосования». Диспозиция содержит 138 слов.