Анатолий Маркуша - НЕТ
– Почему? Вторым к такому командиру, как я, любой за честь почтет, правда, Димка?
– Зарплата маловата, – говорит Хабаров, – и потом ты ревнивец.
– Кто-кто я?
– Ревнивец. Лилечку к штурману прогнал. И это когда я гость на борту, а что будет, если я окажусь твоим подчиненным?
– Ишь ты! Лилечка ему понадобилась…
Они продолжают препираться. А стрелочки не дышат. И отклонение по скорости – ноль, и по высоте – ноль, и по курсу – меньше, чем толщина штриха на компасной картушке…
В расчетный час самолет Канаки выходит на дальний привод, снижается и неслышно катит по бетону. Летчики прощаются.
– Спасибо, Сережа, выручил… – говорит Хабаров. – Я надеюсь, Дима, что вы на меня не в обиде? Ах, вы чудно выспались? Тогда тем более… Всего хорошего (это штурману)… До свиданья. Движки у вас просто звери, как говаривал, бывало, Алексей Иванович Углов, чистые звери! (Это бортинженеру.) Всего хорошего, желаю вам на ближайшие десять лет дистиллированного эфира (это радисту), – и, задержав ее руку в своей руке: – Будьте здоровы, Лилечка, если этот коварный мужчина (взгляд в сторону Канаки) станет вас обижать, немедленно звоните мне. Телефон не потеряйте. Я жду! – и всем: – Сверкнув чемоданами, он исчез в голубых сумерках, напоминавших об уюте, домашнем очаге и ужине в узком кругу особо доверенных лиц…
– Трепло, – сказал Канаки, – но летает, собака, дай бог, дай бог!
– Силен, – сказал Дима.
– Политик, видать. Бо-о-ольшой политик, – сказал бортинженер.
– Ничего у тебя приятель, командир. Сколько ему лет? – сказал штурман.
Радист промолчал.
- Неприлично красивый мужчина, – сказала Лилечка, – даже не верится, что такие бывают на самом деле.
Дома Хабаров появился уже под вечер. Мать испугалась:
– Что случилось, Витенька? У тебя же еще семнадцать дней…
– Соскучился! Понимаешь, соскучился. И потом, чего там хорошего, на этом юге – море и то соленое.
– Ты все шутишь, а на самом деле что-то скрываешь.
– Ничего я не скрываю. Чего мне скрывать? И вообще расскажи лучше, какие тут новости.
– Ничего особенного без тебя не случилось. Звонил два раза Алексей Алексеевич. Ты ему для чего-то нужен. Кира звонила… Еще заходил старший лейтенант. Фамилию я записала, сейчас погляжу…
– Какой из себя?
– Молодой, симпатичный, очень вежливый… Румяный…
– Блыш?
– Да-да-да, Блыш. Правильно.
– И что?
– Ничего. Сказал, навестить тебя хотел. Сестрица твоя прислала письмо на двенадцати страницах. Обижается, почему я к ней не переехала на то время, что ты был у моря, и, как всегда, ревнует…
Мать стала подробно рассказывать про сестру Виктора Михайловича, про ее письмо, про всякие жизненные затруднения, но Хабаров слушал не очень внимательно, все время поглядывал на телефон.
– Ты ждешь звонка, Витя?
– Нет. Я думаю: звонить или не звонить?..
– Если человека терзает какой-то вопрос, – сказала мать, – лучше этот вопрос задать. Пусть тебя не устроит ответ, но ты снимешь лишнюю нагрузку с психики…
– Да? Это научно? Или это самодеятельная психология?
– Это серьезно, это подтверждается опытом. Виктор Михайлович набрал номер. Мать хотела было выйти из комнаты, но он удержал ее взглядом.
- Вадим Сергеевич? Докладываю: Хабаров прибыл по вашему указанию. Здравствуйте… Спасибо, хорошо, очень даже хорошо… Что значит, как сумел? Зайцем прилетел, без билета… Правда… Не имей сто рублей, а имей одного друга – командира корабля и вашу телеграмму в кармане…
Анна Мироновна видела, как оживился сын, и, хотя она понятия не имела, что сообщает ему Вадим Сергеевич, радовалась – у Вити все хорошо!
А Вадим Сергеевич между тем говорил Хабарову, что гидравлическую систему управления смонтировали на тридцатке. Машину облетал Володин. Двигатели Бокун гоняет на тридцать второй. Пока еще налетал мало, судить о чем-либо рано, но отказов не было. Летающая лаборатория скоро выйдет…
– Ну, а сроки наверху нам установили? – спросил Хабаров.
– Да. Шесть месяцев дали и предупредили: это за все про все, отсрочек не будет.
– Шесть месяцев не шесть дней, жить можно.
– Мне кажется, что вы вернулись в хорошем настроении, Виктор Михайлович?
– Да. В хорошем. Вы недовольны?
– Почему недоволен, я очень доволен и надеюсь вас завтра с утра увидеть.
– Конечно. Свидание номер один, Вадим Сергеевич. Под часами на проходной в восемь сорок пять, идет?..
Хабаров набрал еще один номер телефона.
– Квартира генерала Бородина? Евгения Николаевича можно? Хабаров. Спасибо.
И сразу же услышал низкий раскатистый голос:
– Привет, Виктор Михайлович! Как нельзя более кстати, просто по заказу… Я тебя в приказ уже вставил, но хотел все-таки согласовать… Комиссию для приема на курсы испытателей мы составили. Ты будешь моим заместителем, есть? Тебе поручается проверка техники пилотирования и вообще вся летная часть дела, а мне – бумаги и прочее. Не возражаешь?
– Какие же могут быть возражения, раз вы уже приказ отдали? Мое дело отвечать: "Слушаюсь!" – и исполнять…
– Что-то ты больно дисциплинированным стал, с чего бы?
– Я всегда таким был, Евгений Николаевич. И если кто-нибудь вам доложит, будто я нарушитель, не верьте, никому не верьте.
– Ладно. Уговорил, не поверю. А ты чего звонил?
– Хотел спросить: старший лейтенант Блыш у вас был?
– Был.
– Какое впечатление?
– Ничего. Главным образом положительное. Грамотный вроде Документы принес подходящие. Только… только какой-то он больно тихий.
– Тихий?! Да это он прикидывался, понравиться вам старался… Ничего себе тихий!
– Тогда скажи своему Блышу, что очень уж тихих я не люблю. Мне нахальные больше нравятся. Не разгильдяи, а так – нахалы в норме, вроде тебя. Я имею в виду не теперешнего Хабарова, а того молодого, начинающего.
– Благодарю вас, Евгений Николаевич, наконец-то узнал свою настоящую цену. Значит, нахал в норме. Ну что ж – это приятно…
Прошло не более часа, как Виктор Михайлович вернулся домой. Он был уже в деле и чувствовал, как приятно, властно, покоряюще его захватывает темп будничной жизни. Совсем недавно он загорал на беззаботном пляжном побережье Черного моря, и вот все в сторону – и море, и горы, и монотонный шелест гальки, и назойливую музыку прогулочных пароходиков; все в сторону. В памяти мелькнуло лицо Риты. Доброе, чуточку жалкое лицо. Таким оно было в последний момент. Все. Все. Риту тоже в сторону…
Виктор Михайлович связался с начлетом. Федор Павлович сказал, что без него все шло хорошо, неприятностей, слава богу, никаких не было. Еще он пообещал Хабарову сюрприз, "но не по телефону", сказал, что со Збарским вопрос ясен – переводят к Игнатьеву.
– Как он к этому отнесся? – спросил Хабаров.
– От должности начальника летной части отказался, хотя Игнатьев его уговаривал.
– Странно, – сказал Виктор Михайлович, – ему бы начлетом в самый раз.
– Это ты так думаешь, а Збарский рассудил иначе – сказал: "Летать рожденный не должен ползать", и уперся. Правда, по деликатности он это не мне, а в министерстве сказал. Идет летчиком-испытателем в отряд к Рабиновичу.
Потом Хабаров позвонил жене штурмана. Узнал: Вадим пишет довольно часто, чувствует себя вполне прилично. Все ждал, что Хабаров к нему заедет, наведается, но теперь – это уже ясно – не дождется. А курорт ругает: "Инвалидный комбинат. Сбор слепых и нищих. Только из великой преданности идее здесь можно выдержать больше пяти дней". Последнюю фразу жена штурмана процитировала по письму Орлова.
Цитата была настолько в духе Вадима, что Хабаров даже хохотнул, хотя ничего смешного в этих словах не содержалось.
Набирая темп, Виктор Михайлович сбегал еще в гараж. Прогнал мотор в застоявшейся машине, подкачал скаты, проверил тормоза. Поглядел на часы и, решив, что успеет, поехал в магазин подписных изданий. Надо было выкупить очередные тома Толстого, Голсуорси, Детской энциклопедии (энциклопедию он выписывал для Андрюшки. Говорил: "Беру на вырост").
Поздно вечером пришел инженер. Василий Акимович съездил на две недели порыбачить, вернулся и доживал отпуск дома. Возился с ремонтом. Вид у него был далеко не мажорный. Поговорили о том, о сем, потом Хабаров сказал:
– А ты мне не нравишься, Акимыч.
– Тебе – ладно. Я сам себе не нравлюсь.
– Чего?
– Задумываться стал. Ложусь – думаю, встаю – думаю, хожу – думаю, водочку кушаю – все равно думаю… Устал думать.
– О чем же ты думаешь, Акимыч?
– Не верю я в вину Углова. Взлетел он нормально, в набор перешел нормально. Потом что-то с управлением у него не заладилось… Что – я не успел понять… И тут двигатели… Он скомандовал нам прыгать и потянулся вверх. Высотой нас обеспечивал… В чем же его вина?