Евгений Федосов - Полвека в авиации: записки академика

А тут вдруг оказалось, что планируется крупномасштабный военный конфликт в столь взрывоопасном регионе, и И. С. Силаев собирается идти с подобным «проектом» к Д. Ф. Устинову. Я решил предостеречь Силаева:

— Иван Степанович, вы нарветесь на большие неприятности. Вы — министр авиационной промышленности, и вас непременно спросят, чего это вы полезли в какие-то военно-политические игры?

Силаев — умный человек, которому мои доводы были достаточны, и он на корню задушил инициативу Симонова. Я убежден, что Михаил Петрович, конечно же, не столько думал, как победить Израиль, сколько стремился наладить продажу Су-24 ближневосточным покупателям оружия.

Но Силаев, видимо, рассказал о моем предостережении, и Симонов на меня обозлился. Вскоре я был вызван к нему, и он заявил, что хочет организовать специальный центр моделирования и для этого должен забрать у нашего института вычислительную технику и отделение Исаева, которые и станут основой нового центра. А мы в это время оснастили наш вычислительный центр наиболее совершенными вычислительными машинами VAX фирмы DEC. Они были под эмбарго, для их закупки пришлось искать разные обходные пути, но мы их все же приобрели и они стали ядром моделирования сложных боевых операций.

— Как можно забрать наши машины и отделение? — удивился я. — Вы же лишаете институт основного инструмента — мы не сможем без него работать…

Симонов тут же стал упрекать меня в том, что он надеялся на наше сотрудничество, но, оказывается, работать со мной нельзя. Вскоре с его стороны начался явно демонстративный нажим на меня. Для меня же этот разговор прошел как бы между прочим — на своем веку мне уже не раз приходилось держать подобные удары. И я ушел в отпуск. Отдыхал под Москвой, и вдруг звонит мой первый заместитель А. М. Батков и говорит:

— Евгений Александрович, тут хотят Исаева вместе с нашим вычислительным комплексом забрать и куда-то перевести в новое место.

— Как так?! — удивился я. И сразу же вспомнил наш разговор с Симоновым.

— Да, подготовлено решение Военно-промышленной комиссии. Я срочно еду к И. С. Силаеву.

— Иван Степанович, как вы можете принимать такое решение — оно же неверное. Но даже если вы у меня заберете вычислительные машины, я создам центр заново — без него мы не сможем работать. Это наш главный инструмент. И с ним работает не только Исаев, а весь институт — это централизованный вычислительный центр. Поэтому, если вы уж очень хотите забрать Исаева, забирайте его, даже с коллективом, но и он, оторванный от института, выродится очень быстро, потому что сейчас они опираются в своей работе на весь коллектив, а там, куда вы их перебросите, окажутся вырванными из научного процесса…

И. С. Силаев успокоил меня, пообещав, что без меня этот вопрос решаться не будет и я могу спокойно отдыхать. Закончился отпуск, я вернулся на свое рабочее место и вдруг раздается звонок Н. С. Строева, первого заместителя председателя ВПК Л. В. Смирнова:

— Приезжайте ко мне.

Я приехал, и тут он мне показывает… проект решения ВПК по вышеназванному вопросу, и завизированный, но не Силаевым, а Симоновым. Но этого для Комиссии было достаточно: дескать, авиапром согласен на создание нового моделирующего центра.

— Как ты к этому относишься? — спрашивает Строев.

Ну, тут я выдал ему все, что накипело в душе, не стесняясь в выражениях. Строев, который хорошо знал все перипетии моих отношений с Симоновым, хитро улыбнулся:

— А вот все, что ты мне сейчас сказал, можешь повторить Смирнову?

Я разозлился:

— А почему нет? Я всем могу это повторить. Я считаю, что это решение неправильное!

Н. С. Строев тут же провел меня к Л. В. Смирнову, которому я и воспроизвел свою речь, да еще и добавил:

— Я считаю, что стиль работы Симонова недопустим для заместителя министра. Занимается сомнительными прожектами, опирается не на весь коллектив авиапрома, а на невесть по каким принципам выбранных личностей, работающих на него. Пытается создавать параллельные структуры, причем неформализованные, безответственные. Так нельзя работать…

Л. В. Смирнов при мне снимает трубку телефона:

— Иван Степанович, здесь у меня находится Федосов. Он говорит, что Симонов как ваш заместитель работает неправильно, и это уже не первое такое заявление со стороны руководителей ОКБ и НИИ. Вы знаете, у вас есть свободная должность генерального конструктора. Может, переведем его туда? Пусть лучше «погибнет» одно КБ, но зато спасем всю отрасль.

Вот такая фраза прозвучала…

Я возвращаюсь в институт, и секретарь мне тут же докладывает:

— Вас вызывают к министру.

Он встречает меня злой, как черт:

— Ты что, совсем забылся?! Ездишь жаловаться на меня в ВПК? Ты с кем работаешь — со мной или со Смирновым?

Я говорю ему в ответ:

— Иван Степанович, но вы же мне сказали, что без меня этот вопрос не будете решать.

— Да, сказал.

— А в ВПК уже лежит проект-решение по нему, завизированное авиационной промышленностью.

Он тут же звонит Симонову:

— Зайдите ко мне.

Тот заходит, и Силаев с ходу спрашивает его: — Кто тебе дал разрешение визировать проект постановления ВПК по ГосНИИАС? Я же запретил решать этот вопрос до приезда Федосова? Запретил. А ты что делаешь?

Симонову и сказать было нечего. А дальше, как говорится, последовали логические выводы.

Таким образом, я считаю, что оказал величайшую услугу нашей авиационной промышленности — я «сделал» генерального конструктора, причем отличного конструктора, и «убрал» совершенно нелепого заместителя министра.

К чему столь длинная преамбула?

Неприятный осадок у М. П. Симонова от взаимоотношений со мной в его бытность замминистра, видимо, остался. Поэтому, когда он стал генеральным конструктором ОКБ Сухого и получил в наследство от Чернякова компоновку Су-27 и продолжил работу над ним, наша совместная деятельность вначале пошла со сбоями. Надо сказать, что уже сделанный Су-27 достаточно успешно справлялся со своими задачами. Мы его отмоделировали на своих стендах, он не уступал, естественно, F-15, хотя и не превосходил его. Но Симонов, как позже он сам признался, больше интересовался не американским F-15, а нашим МиГ-29. Для него главным конкурентом, оказывается, был не американский истребитель, а этот самый МиГ.

Я высказывал всегда мнение, что тяжелый самолет должен быть менее маневренным, чем легкий:

— Есть законы физики, и маневренность определяется инерцией. Поэтому вы не сможете развернуть Су-27 так же быстро, как МиГ-29.

Правда, это было скорее эмоциональное заявление, чем научное, — ведь если у вас есть большие управляющие силы, вы можете преодолеть и повышенную инерционность. Весь вопрос в том, какими управляющими силами вы обладаете. И Симонов перекомпоновал управляющие органы Су-27 — рули направления и высоты, элероны, закрылки и подкрылки, усилив всю управляющую структуру самолета. И здесь я должен отдать должное Михаилу Петровичу: он сделал так, что по маневренности Су-27 стал не только не уступать Миг-29, но в какой-то момент и превосходить его. Симонов решился отойти от традиционной компоновки и пошел на статическую неустойчивость машины, на что не пошел более консервативный Беляков. Потому что статическая неустойчивость потребовала заменить механические тяги электрическим дистанционным управлением. Но тогда, если, не дай Бог, оборвется какой-то провод или что-то откажет в автопилоте, то самолет завалится и погибнет. А когда есть механические тяги, у летчика еще остается какой-то шанс спасти его.

Зато, когда самолет близок к нейтральной или статической неустойчивости, его маневренность возрастает и летчик, прилагая совсем небольшие усилия, может крутить очень сложные фигуры высшего пилотажа.

Симонов фактически очень сильно изменил аэродинамику первообраза Су-27, не считаясь с возможными трудностями. Наиболее резко выступало против этих изменений руководство КНАПО. Это было вызвано тем, что самолет уже идет в производство, отвечает тем требованиям, которые к нему предъявляются, а любые изменения конструкции еще неизвестно к чему приведут, тем более такие радикальные, с которыми выступал Симонов. И не они одни высказывали подобные опасения.

…Первое, что сделал Симонов, когда был назначен генеральным, он уволил Е. А. Иванова. Я же взял его к нам в институт. Мы с ним как-то беседовали о судьбе Су-27, и Е. А. Иванов стал сокрушаться:

— Ты знаешь, он самолет сломает, эта машина не увидит жизни. Я говорю:

— Евгений Алексеевич, да не может этого быть — он уже на таком этапе, что его невозможно сломать, никто не позволит.

— Ты не знаешь Симонова, это сумасшедший. Он завалит самолет…

И впрямь, он стал действовать настолько энергично, что это выглядело если не сумасшествием, то очень рискованно. Но история его оправдала. Я считаю, что самолет Су-27 — это блестящий результат всех тех нововведений, на которые пошел Симонов. В него он, как конструктор, вложил все свои интегральные знания: аэродинамики и компоновки, широту взглядов Бартини, собственный опыт и даже, в какой-то степени, опыт замминистра. Ему все-таки приходилось решать проблемы сложной кооперации работы авиапрома.