Коллектив авторов - 12 великих трагедий

День? Скоро день? То день последний мой,

А мог бы стать днем свадьбы нам с тобой!

Смотри, мой друг, чтоб люди не узнали,

Что был ты у меня. Венок мой разорвали, —

Увы, беда стряслася надо мной!

Постой, еще мы встретимся с тобой, —

Не в хороводе только, нет, едва ли!

Безмолвно дыханье свое затая,

Теснится толпа; их так много:

Вся площадь полна, вся дорога…

Чу, колокол слышится… Вот уж судья

Сломал свою палочку [80] … Разом схватили,

Связали, на плаху меня потащили!

И каждому страшно: пугается он,

Как будто топор и над ним занесен…

Вокруг тишина, как под крышкою гроба!

Фауст

О, если б не был я рожден!

Мефистофель (в дверях)

За мной, иль вы погибли оба!

Скорей, восток уж озарен!

Оставьте ваши вздохи, ахи!

Дрожат уж кони, жмутся в страхе.

Маргарита

Кто из земли там вырос? Он!

То он! Нельзя дышать при нем!

Зачем на месте он святом?

За мной?

Фауст

Ты жить должна! Скорее!

Маргарита

Суд Божий, предаюсь тебе я!

Мефистофель

За мной, иль с ней тебя покину я!

Маргарита

Спаси меня, Господь! О Боже, я твоя!

Вы, ангелы, с небес ко мне слетите,

Меня крылами осените!

Ты, Генрих, страшен мне!

Мефистофель

Она

Навек погибла!

Голос свыше

Спасена!

Мефистофель (Фаусту)

За мной скорее!

(Исчезает с Фаустом.) Голос Маргариты (из тюрьмы, замирая)

Генрих! Генрих!

Действие первое

ЖИВОПИСНАЯ МЕСТНОСТЬ.

Фауст лежит, утомленный, на цветущем лугу, в беспокойном сне. Сумерки. Над Фаустом парит хор прелестных малюток-духов.

Пение, сопровождаемое звуками эоловых арф.

Ариэль

В дни, когда весна сияет,

Дождь цветов повсюду льет,

Поле в зелень одевает,

Смертным радости несет, —

Крошек-эльфов дух великий

Всем спешит смягчить печаль:

Свят ли он иль грешник дикий,

Несчастливца эльфам жаль.

Вы, что сюда слетелись в рой свободный,

Исполните долг эльфов благородный:

Смирите в нем свирепый пыл борьбы,

Смягчите боль жестокую упрека,

Изгладьте память ужасов судьбы.

В безмолвии ночном четыре срока [82]  —

Не медлите ж! Слетясь со всех сторон,

Его склоните нежно к изголовью, —

Росою Леты [83]  брызните с любовью, —

Усталые расправит члены сон,

И день он встретит бодр и укреплен.

Итак, скорее подвиг свой начните:

К святому свету вновь его верните!

Хор эльфов (поодиночке, по два и по нескольку, чередуясь и соединяясь) (Serenade)

Теплый воздух безмятежен,

Тихо в зелени полян,

Сладок запах, и безбрежен

Легкий вечера туман;

Нашепчите ж мир ночлега,

Детским отдыхом маня,

И очам усталым нега

Пусть закроет двери дня!

(Notturno)

Ночь восходит, рассыпая

Сотни звезд по небесам;

Рой светил горит, мерцая,

Блещет здесь, сияет там;

Спят озер зеркальных воды;

Чисто небо; ночь ясна, —

И над тихим сном природы

Пышно царствует луна.

(Mattutino)

Пусть текут часы забвенья,

Грусть и радость устраня;

Близко время исцеленья, —

Верь же вновь сиянью дня!

По долине меж холмами

Тихо в зелени дерев,

И сребристыми волнами

Нива зыблет свой посев.

(Re veil)

Достижимы все стремленья;

Посмотри: заря ясна!

Слабы цепи усыпленья, —

Сбрось же, сбрось оковы сна!

Меж медлительной толпою

Будь творцом отважных дел!

Всемогущ, кто чист душою,

Восприимчив, быстр и смел.

Сильный шум возвещает восход солнца. Ариэль

Чу! Шумят, бушуют Оры [84] !

Шум их слышат духов хоры;

Новый день увидят взоры.

Чу! Скрипят ворота неба!

Чу! Гремят колеса Феба [85] !

Сколько шуму вносит свет!

Трубный звук гудит и мчится,

Слепнут очи, слух дивится,

Лишь для смертных шума нет!

Поскорей к цветам спешите,

Глубже, глубже в них нырните;

Скройтесь в листьях, в щели скал,

Чтоб вас шум не оглушал!

Фауст

Опять ты, жизнь, живой струею льешься,

Приветствуешь вновь утро золотое!

Земля, ты вечно дивной остаешься:

И в эту ночь ты в сладостном покое

Дышала, мне готовя наслажденье,

Внушая мне желанье неземное

И к жизни высшей бодрое стремленье.

Проснулся мир – и в роще воспевает

Хор стоголосый жизни пробужденье.

Туман долины флером одевает,

Но озаряет небо предо мною

И глубь долин. Вот ветка выступает,

Не скрытая таинственною мглою;

За цветом цвет является, ликуя,

И блещет лист трепещущей росою.

О чудный вид! Здесь, как в раю, сижу я!

А там, вверху, зажглися гор вершины,

Зарделись, час веселый торжествуя.

Вы прежде всех узрели, исполины,

Тот свет, который нам теперь сияет!

Но вот холмы и тихие долины

Веселый луч повсюду озаряет,

И ниже все светлеют очертанья.

Вот солнца диск! Увы, он ослепляет!

Я отвернусь: не вынести сиянья.

Не так ли в нас высокие стремленья —

Лелеют часто гордые желанья

И раскрывают двери исполненья, —

Но сразу мы в испуге отступаем,

Огнем объяты и полны смущенья:

Мы светоч жизни лишь зажечь желаем,

А нас объемлет огненное море.

Любовь тут? Гнев ли? Душно; мы страдаем;

Нам любо, больно в огненном просторе;

Но ищем мы земли – и пред собою

Завесу снова опускаем в горе.

К тебе я, солнце, обращусь спиною:

На водопад сверкающий, могучий

Теперь смотрю я с радостью живою;

Стремится он, дробящийся, гремучий,

На тысячи потоков разливаясь,

Бросая к небу брызги светлой тучей.

И между брызг как дивно, изгибаясь,

Блистает пышной радуга дугою,

То вся видна, то вновь во мгле теряясь,

И всюду брызжет свежею росою!

Всю нашу жизнь она воспроизводит:

Всмотрись в нее – и ты поймешь душою,

Что жизнь на отблеск радужный походит.

ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ.

Тронный зал. Государственный совет. Трубы.

Император

Привет вам, други! Весь вполне

Вокруг меня мой двор собрался.

Мудрец со мной; куда ж девался

Дурак, мой шут, скажите мне?

Юнкер

За вашим шлейфом он влачился,

Упал при входе и разбился.

Толстяк был поднят, унесен:

Не знаю – пьян иль умер он.

Другой юнкер

За ним другой – откуда взялся,

Не знаю – быстро протолкался.

Одет был очень пышно он,

Но безобразен и смешон.

Уж он пробрался до чертога,

Но алебарды у порога

Пред ним скрестила стража тут.

Да вот и он, наш смелый шут!

Мефистофель (входя и склоняясь перед троном)

Что ненавистно – и отрадно?

Что всяк и звать и гнать готов?

Что все ругают беспощадно,

Чтоб защищать в конце концов?

Кого ты звать не должен смело?

Чье имя всех к себе влекло?

Что к трону путь найти сумело?

Что гнать само себя могло?

Император

Довольно, шут, слова плести лукаво;

Твои загадки здесь некстати, право;

Загадки любы этим господам:

Им разгадай их; это будет нам

Приятней. Старый шут покинул сцену;

Пожалуй, стань сюда, ему на смену.

Мефистофель становится по левую сторону трона. Говор толпы

Вот шут другой – к другой беде!

Откуда он? Как он вошел?

Приелся прежний. Прежний где?

Тот бочка был, а этот – кол.

Император

Итак, о други дорогие,

Привет! Сошлись передо мной.

Вы под счастливою звездой:

Сулит нам небо радости большие.

Хотели мы взглянуть на божий свет

Повеселей, от дел освободиться

И маскарадом пышным насладиться.

Помех, казалось, для веселья нет, —

К чему ж сошлись на скучный мы совет?

Сказали вы: «Так надо!» Покоряюсь —

И вот пред вами я теперь являюсь.

Канцлер

Как лик святых сияньем окружен,

Так добродетель высшая венчает

Чело владыки: ею обладает

Лишь он один, и всем он одарен;

Все, что народу нужно, любо, мило,

Нам божество в лице его явило.

Увы! К чему рассудка полнота,

Десницы щедрость, сердца доброта,

Когда кругом все стонет и страдает,

Одна беда другую порождает?

Из этой залы, где стоит твой трон,

Взгляни на царство: будто тяжкий сон

Увидишь. Зло за злом распространилось,

И беззаконье тяжкое в закон

В империи повсюду превратилось.

Наглец присваивает жен,

Стада, светильник, крест церковный;

Хвалясь добычею греховной,

Живет без наказанья он.

Истцы стоят в судебном зале,

Судья в высоком кресле ждет;

Но вот преступники восстали —

И наглый заговор растет.

За тех, кто истинно греховен,

Стоит сообщников семья —

И вот невинному «виновен»

Твердит обманутый судья.

И так готово все разбиться:

Все государство гибель ждет.

Где ж чувству чистому развиться,